Выходя из вагона с чемоданом в руке, Эрмин испытывала чувство, хорошо знакомое артистам — страх. Она не знала, как будет проходить эта запись и что именно ей придется петь. Поэтому ей не терпелось закрыться в своем гостиничном номере, поплакать вдоволь и подготовиться к этому новому сложному этапу ее жизни. Одетая в бежевое платье в синий горох и тонкую шерстяную кофту, также синюю, она собрала волосы в пучок, спрятав их под шелковым платком цвета слоновой кости. Это был простой наряд, но он ей очень нравился.

Молодая женщина поспешила пересечь просторный вестибюль, кишащий пассажирами, но вскоре была вынуждена остановиться. Путь ей преградил сияющий Родольф Метцнер с букетом роз в руке. Тут же щелкнула вспышка, поскольку журналист из «Прессы», вооруженный фотоаппаратом, тоже был здесь.

— Моя дорогая Эрмин! — воскликнул Метцнер. — Как я рад снова видеть вас! Информация о вашем приезде будет опубликована в завтрашней утренней газете, равно как и сообщение о том, что вы собираетесь записать две пластинки на семьдесят восемь оборотов в минуту. Я делаю все с размахом. Инвестиции должны приносить доход. Нам следует шагать в ногу со временем и не забывать о рекламе.

Эта короткая речь ее смутила. Эрмин успела забыть особое звучание его голоса, хриплого и глухого. Она также заметила, что он выглядит намного старше, чем в ее воспоминаниях. Все вместе произвело на нее неприятное впечатление. Однако она не подала виду, осознавая необходимость происходящего. Ей пришлось ответить на несколько вопросов под любопытными взглядами окруживших ее зевак.

— Нас ждет такси, — сообщил Метцнер, как только журналист распрощался. — Идемте, я заказал столик в отличном ресторане.

— Мне очень жаль, месье, но я не рассчитывала выходить сегодня вечером, — сухо ответила она. — Я предпочитаю отдохнуть в номере.

— Месье? — разочарованно повторил он. — Эрмин, вы называли меня Родольфом в прошлом году. Ну же, не робейте, я ничуть не изменился. Или я вызываю у вас раздражение?

Молодая женщина вздрогнула, когда он дружеским жестом коснулся ее плеча. Поскольку эта фамильярность вызвала в ней смутный протест, она отступила назад, чтобы высвободиться и взглянуть ему в лицо, что избегала делать до сих пор. Швейцарец выглядел очень изысканно в сером костюме, с белым шарфом, повязанным вокруг шеи. Его светлые с проседью волосы показались ей более длинными. Он по-прежнему был очень привлекательным мужчиной, однако не выдерживал никакого сравнения с Тошаном.

— Прошу вас, мне нужно побыть одной. Все эти часы, проведенные в поезде, расставание с мужем и детьми… У меня нервы на взводе. Мне очень жаль, но я хотела бы провести этот вечер в отеле. Мы увидимся с вами завтра, как и договаривались по телефону.

Это было чем-то вроде упрека, он понял это и тут же рассыпался в извинениях.

— Дорогая Эрмин, я не собирался докучать вам до такой степени. Но я являюсь одним из ваших преданнейших поклонников и хочу, чтобы о вас узнал весь мир. Известная певица может выступать в разных странах, для нее открываются двери самых больших оперных залов. Вы уже добились славы в Канаде, самое время двигаться дальше, а не довольствоваться скромной карьерой.

«А разве мне это нужно?» — подумала Эрмин про себя, не осмеливаясь ему противоречить.

— Сейчас у меня несколько другой настрой, чем был прошлым летом, — пояснила она, усаживаясь в такси. — Я еще не до конца разобралась в этой истории, но, как я вам уже рассказывала по телефону, я не поехала в Голливуд. Похоже, роль отдали более опытной актрисе. Поэтому все эти месяцы я провела с семьей, наслаждаясь простым человеческим счастьем. Я готовила, вязала, читала. Помните, как я разожгла костер прямо возле железнодорожных путей? Вас это позабавило. Так вот — сегодня я более близка к той Эрмин, чем к певице, жаждущей славы.

— Но вы хотя бы работали над голосом? — забеспокоился он. — Этот чудесный инструмент следует поддерживать в форме, вам это известно не хуже меня.

— Разумеется! Я пою гаммы уже целых три недели. И привезла с собой все партитуры, которые у меня есть.

Он улыбнулся ей широкой доверчивой улыбкой. Внезапно ей стало стыдно за то, что она была с ним так холодна. Материальный комфорт всей ее семьи зависел от этого человека. Если она продолжит расстраивать его своим хмурым видом и капризами, он может отказаться от своего проекта и аннулировать контракт, который она собиралась подписать завтра. «Я не могу все испортить, — сказала себе Эрмин. — Тошан хочет купить хотя бы мотоцикл, пока мы не накопим денег на маленький самолет. А близняшки поступают в коллеж, им нужно обновить гардероб».

— Простите меня, — сделав над собой усилие, произнесла она, — сегодня я совершенно упала духом. В последующие дни я приду в норму.

— Но почему никто вас не сопровождает? Супруг или отец?

— К сожалению, это оказалось невозможно. Мой муж не может отлучиться, а у родителей полно хлопот с моей сводной сестрой и младшим братом. Кстати, мама просила еще раз поблагодарить вас за шампанское, которое вы прислали на Рождество. Оно было восхитительным, мы все наслаждались.

— Это вполне естественно. Мне некому больше дарить подарки на праздники.

Эрмин тут же прониклась жалостью к этому одинокому вдовцу, для которого музыка была единственным утешением в жизни.

— Вам следовало бы снова жениться, — заметила она.

Он насмешливо усмехнулся, отвернувшись к окну, словно хотел спрятать свое лицо.

— Уже слишком поздно, милая Эрмин, — тихо признался он. — Но не будем обо мне. На вокзале вы говорили, что хотите отправиться в свой отель, но я снял для вас комнату в «Шато Фронтенак». В это время года вид оттуда просто потрясающий! Зная, где вы останавливались прошлым летом, я позволил себе аннулировать вашу бронь. Не волнуйтесь, расходы за проживание, разумеется, оплачиваю я. В верхней части города вам будет значительно удобнее, а у меня сохранились такие приятные воспоминания о террасе отеля! Мы ведь с вами пообедаем там?

Придя в замешательство, она молча кивнула. Вихрь роскоши и безумных трат, в который Родольф Метцнер уже увлекал ее, снова подхватил Эрмин. Но на этот раз у нее больше не лежала к этому душа. Зима, проведенная на берегу Перибонки, пробудила в ней чистый, прозрачный источник, по течению которого она хотела следовать дальше, — это была ее любовь к Тошану, их детям, их друзьям. Молодая женщина также мечтала зачать ребенка, ощущать, как в ней растет и развивается плод страстных объятий, вызывавших обоюдное восхищение и безумную благодарность друг другу.

— Было бы невежливым с моей стороны отказывать вам, — вздохнула она, немного помолчав. — Насколько я поняла, все уже организовано. Мне остается только следовать вашим указаниям.

— Вы почти угадали, — с облегчением согласился он, мгновенно повеселев. — Я сделаю из вас звезду, как пишут в американских журналах, и вам следует привыкать к этому статусу.

Теперь настала ее очередь разглядывать улицу и прохожих за окном машины, чтобы скрыть от Метцнера свою досаду. Она больше не произнесла ни слова, и, как ни странно, он тоже с ней не заговаривал.