Сгорая в пламени удушающего желания, Эрик приподнялся на локте и едва дыша, приник к ее губам.

— Я люблю тебя…

Она тоже хотела сказать, что любит его, но новый стон, вырвавшийся из горла, буквально сбил ее с ног, накрыв таким неукротимым огнем, что она едва живая прильнула к нему в ответ. То, что он делал, то, что происходило… Невозможно было представить себе более полного единения с человеком, кому она вверила не только свое сердце, но и жизнь и душу. В этом было так много неизведанного таинства, но и так много будоражащего трепета и непомерного блаженства, что это подчинило все мысли, чувства и желания. Осталась оглушительная потребность в том, к чему вел ее Эрик. Потребность быть к нему еще ближе, двигаться вместе с ним, устремляясь на встречу чему-то невозможному. Растворившись в пламени его безудержных поцелуев, Клэр вздрагивала и замирала от того, сколь сильные ощущения приносило ей каждое его новое движение, усиливая жар и напряжение одновременно.

Внутри нарастало такое мощное доминирующее над всеми остальными чувство, что на какое-то мгновение Клэр даже испугалась этого. Принимая удары его бедер, Клэр выпустила его губы, зажмурилась и выдохнула его имя, боясь сойти с ума, потому что напряжение сковало все ее тело, обещая потом сотворить с ней нечто невообразимое.

— Эрик? Боже, Эрик, это…

Он не позволил ей договорить, вновь прижавшись к ее губам, и так резко заполнил собой, что Клэр пронзило нечто мучительно сладкое, а потом напряжение взорвалось в ней, обдав каждую клеточку такой жаркой, изысканной, почти непереносимо сладкой волной, что она чуть было не сгорела, сотрясаясь под тяжестью его большого тела. Сладость и упоение смешались воедино, утопив ее в чарующем блаженстве его любви.

Хватаясь за него, Клэр почувствовала, как вздулись его мышцы, Эрик тоже замер, а потом жаром содрогнулся в самых ее глубинах, прижимаясь к ней так крепко, будто она могла исчезнуть.

— Я люблю тебя… — выдохнул он, будто умирая, а потом упал на нее и закрыл глаза, отдав ей последнее своё дыхание.

Клэр не представляла, как у неё после случившегося остались еще какие-то силы, но её пальцы лениво перебирали влажные волосы Эрика, пока он обнимал её, уткнувшись ей в шею. У неё сжалось сердце, когда она повернула голову и посмотрела на него. Сейчас он показался ей таким ранимым, что ей захотелось защитить его от всего мира. Теперь он принадлежал ей. Боже, теперь он полностью и безоговорочно принадлежал ей! Как и она ему. До конца жизни. И это уже ничего не изменит. Глаза его были закрыты, он дышал так часто, что жар его дыхания мог опалить ей кожу, но она не возражала. Бескрайняя любовь охватила ее так, что Клэр улыбнулась ему и снова погладила его по голове, ощущая на своей груди удары его сердца.

— Я люблю тебя, — прошептала она, не в силах перестать дотрагиваться до него. — Я люблю тебя всем сердцем и душой.

Сладкая волна от пережитого до сих пор бродила по телу, словно старинное вино, не желая отпускать ее. Бесконечно благодарная ему за то, что он отыскал ее и спас от погибели ее сердце, Клэр потянулась к нему и осторожно коснулась его чуть кривоватого носа, боясь разбудить его, потому что казалось, будто он спит.

Но он не спал. Ленивая, почти самодовольная улыбка тронула его красивые губы, и Эрик медленно открыл глаза.

Как он мог не открыть, когда она вернула ему слова, которые когда-то глубоко ранили его?

— Ты решила снова соблазнить меня, жена моя?

Клэр счастливо улыбнулась ему в ответ, быстро поцеловав его в губы.

— Мне нравится, как ты теперь называешь меня.

Глаза ее, эти потрясающие огромные золотистые глаза сияли таким счастьем, что невозможно было спокойно смотреть в них. Его жена, его Клэр… Которая подарила ему самое чарующее наслаждение в ее жизни, когда всё это было почти невозможно для него. Подняв отяжелевшую руку, Эрик погладил ее по румяной щеке, все еще лежа на ней, всё еще находясь в ней. Боже, она была слишком большим искушением, чтобы отпустить ее сейчас! Он был уверен, что до конца жизни не перестанет желать ее.

— Жена моя, — шепнул он, потянувшись к ней, и сам поцеловал ее улыбающиеся, невероятно сладкие губы.

— А ты — мой муж, — торжественно заявила она с блеском в глазах. — Только мой.

Он улыбнулся ей в ответ.

— Только твой.

Обняв ее за талию, Эрик перекатился на спину и увлёк жену за собой так, что мягко устроил ее в своих объятиях и положил златовласую голову к себе на плечо. А потом вздохнул. Глубоко, очень глубоко, и, закрыв глаза, Эрик, наконец, позволил своему сердцу биться спокойнее, так, как оно прежде никогда не билось. Так, как не забилось бы, если бы не Клэр… Если бы не ее любовь, которая оказалась мудрее и сильнее его.

— Знаешь, о чем я подумала, едва увидела тебя тогда на музыкальном вечере моего дяди, когда ты только пришёл?

Ласковый голос Клэр вывел его из задумчивости. Опустив голову, Эрик посмотрел на нее.

— О чем, жена моя?

Она тоже подняла к нему свое лицо. И улыбнулась. Без тени печали или боли. Почти так же, как тогда на прогулке в Гайд-парке. За исключением того, что теперь глаза ее сверкали от самого настоящего счастья, которое сумел подарить ей он. Надо же, его заветная мечта исполнилась: теперь он знал, как сделать ее счастливой.

— Мне действительно нравится, как ты называешь меня.

Убрав прядь золотистых волос за ухо, он коснулся пальцем ее носика.

— Тогда я буду называть тебя так до конца жизни.

— И это мне нравится.

Эрик не смог не улыбнуться ей в ответ.

— Так о чем ты подумала, когда увидела меня?

— Я… — Ее щеки вдруг порозовели, и она опустила свой взор на его грудь. — Я подумала, а не подбил ли ты свой сюртук ватой, чтобы казаться… сильным.

Не ожидая услышать ничего подобного, Эрик вдруг обнаружил, что довольно улыбается, будто бы заново открывая для себя их общее прошлое.

— Ты действительно так подумала?

Она тут же кивнула.

— Да.

— Удивительно, я думал, ты не заметишь меня и не запомнишь…

— Не запомню? — Легкое возмущение сквозило в глубинах золотистых глаза. — Как можно было не запомнить человека, который не знал, кто такой Бетховен!

Глаза его сверкали, Эрик не переставал улыбаться, но его вопрос был полон другого смысла.

— Правда ты запомнила меня?

Он действительно выглядел удивленным, будто не ожидал, что может производить на нее такое неизгладимое впечатление. Это ранило, потому что было очевидно, что сомнения прошлого не до конца отпустили его. Клэр хотела бы развеять все до единого и сгладить каждую недосказанность. Она непременно должна придумать, как это сделать, а пока… Ей было ужасно приятно прижиматься к его теплому, сильному телу, но даже это не помешало ей притворно нахмуриться и упереть в него свой грозный взгляд.