Ещё вчера начальники отдела на «рюмке чая» у генерал-лейтенанта А. П. Семёнова отпраздновали награждение его одним из высших Орденов государства, как на следующий день мы увидели, как он по коридору шёл, сгорбившись и бледным. Нашего мужественного генерала, сутками находившегося на службе, «либерасты» от власти, готовя очередной переворот, иезуитски вначале наградят, а затем без предупреждения выведут за штат. Держался Анатолий Петрович с достоинством, как настоящий русский генерал, а мы как могли, поддерживали его в трудную минуту.[535] Через пару дней представили нового начальника генерал-майора В. М. Волоха. Навели справки о нём. Служил в основном на разных должностях в УКР по оперативному обслуживанию транспорта, прозванного среди чекистов «ведомством встречай-провожай». Для получения генеральского звания убыл в Пермь, возглавив УФСБ. За полтора года особо ничем не отличился, хотя за время его «правления», по словам прибывающих, оттуда сотрудников, бандитами были убиты два офицера ФСБ, работавших по линии противодействия организованной преступности. В это же время хозяином Лубянки назначат генерал-полковника М. И. Барсукова, фактически уже с лета незаконно «втягивающегося» в эту ответственную для страны должность. Из очередной «ходки» по верхам вернулся Литвиненко, сообщивший, что в присутствии генерала Рогозина начальник СБП Коржаков заявил ему: «Слава богу, мы разоблачили Платонова, которого пытались внедрить к нам коммунисты (?)». По словам Александра Вальтеровича, он пытался как-то оправдать меня, заявляя: «Платонов занимает независимую позицию и не входит в какие-либо партии, в том числе и в КПРФ. Служит только Закону». Однако слушать его не стали, фактически предложив избегать контактов со своим начальником (!). При этом оба намекнули о том, что «Платонову осталось недолго работать на Лубянке». Литвиненко, извинившись, сказал: «Как Вы учили действовать в таких случаях, я вынужден был дать понять, о своём согласии принять их условия. Иначе они и меня перестанут принимать у себя. Тогда уж ничем Вам не помогу». В ответ я лишь рекомендовал Александру Вальтеровичу быть втройне настороже в общении с такими фигурами, как Коржаков и Барсуков. Для них мы пешки, а не люди, которых в любой момент не только они могут сбросить с доски, но и вообще жизни лишить.

Помня предупреждение Литвиненко, на следующий день решил поближе познакомиться с вновь назначенным генералом Волохом. Под предлогом согласовать задачи своего расширенного отдела, созвонился и, получив разрешение, прибыл на встречу. С самого начала короткой беседы непроницаемое лицо генерала не показывало никакого интереса ни к задачам моего отдела, ни к ведущимся разработкам. Практически весь разговор, не смотря мне в глаза, он всем своим видом показывал, что его ничем не удивишь, и всё он знает. Предложил ему более подробный доклад вообще по антитеррористической линии, но Волох резко оборвав меня, сказал: «Надо будет, мы Вас заслушаем персонально. Пока идите, работайте, но готовьтесь резко перестраиваться в сторону более эффективной деятельности». Вернулся к себе в кабинет, словно облитый грязью за всю свою, как оказывается «неэффективную» предыдущую работу. Заглянул начальник одного из ведущих отделов нашего УБТ полковник В. Д. Макаров. Нервничая, но с улыбкой он заявит: «Саша. Ты как знаешь, но я буду увольняться. То, что мне предложили делать в новом управлении в составе образующегося Антитеррористического центра (АТЦ) – это идти на сделку с совестью и стать на путь беззакония». Пожав плечами, я только выразил сожаление. У каждого свой выбор. Буквально через час ворвался начальник другого отдела полковник В. Е. Бабинко, который уже в более эмоциональной форме сообщил ту же новость о своём нежелании выполнять непонятные приказы и намерениях уволиться. Тут уж я, вспылив, спросил у него: «Витя. Вы же столпы управления. Кто вас с Володей заменит? Что же мне оставаться одному из предыдущего руководства отделов?».[536] Только проводил Бабинко, как зашёл один из моих знакомых начальников отделов «Альфы» полковник Орлов.[537] Тот вообще ошалел от новой структуры управления «А» в составе АТЦ, штатная численность которого предполагала около тысячи сотрудников. Вместо компактной и предназначенной для борьбы с террористическими группами прежней «Альфы», кремлёвским мудрецам потребовалась накануне президентских выборов более грубая сила на уровне полка спецназа. Орлов с мольбой попросил передать ему хоть одного сотрудника отдела входящих в АОБГ УБТ на должность начальника отделения. При этом он возмущённо заявил: «Михалыч. Мы на должности подполковников вынуждены ставить прапорщиков из старожилов отдела, а подчинённых у них вообще нет». Вернулся выезжавший на очередную операцию майора Гусака, начавший осваиваться полковник Н. П. Похиленко. Выдержав паузу и выбирая слова, он дословно скажет: «Михалыч. Не обижайся на меня, но так спонтанно работать нельзя. Налетели, похватали и увезли. Необходимо более детальная проработка каждого момента в таких операциях. Ведь могли и провалить дело!». В это время зашёл и Гусак, который в эмоциях честно рассказал о внезапно возникших форс-мажорных обстоятельствах в ходе задержания объектов, могущих привести к провалу операции. Однако всё потом удалось вовремя локализовать и успешно препроводить бандитов в изолятор. Александр Иванович вышел, а я в тактичной форме разъяснил своему второму заместителю, что ему надо основательно изучить методы именно оперативной работы и особенности разработки террористических групп и банд. Опыт, полученный в «Вымпеле», в том числе и в Афганистане, это очень здорово, но с тех пор сильно возросла динамика оперативного процесса. Нам приходится на ходу осваивать антитеррористическую линию, зачастую не имея время на тщательную подготовку каждого мероприятия. Соответственно неизбежны ошибки, на которых мы учимся. Поэтому в том-то и его задача, чтобы не просто подмечать своим свежим глазом недостатки, а врубаться в процесс и помогать сотрудникам их устранять. В последующем полковник Похиленко, получив повышение, уже сам проведёт ряд мощных многоступенчатых операций на линии противодействия технологиям информационных войн спецслужб США и стран НАТО.

3 октября ничем не выделялся, кроме второй годовщины трагических событий у Останкино и здания Верховного Совета. Барсуков, опасаясь за возможные выступления в эти дни трудящихся Москвы, отдаст распоряжение о переводе ФСБ на усиленный вариант службы. Но когда ехал на работу, то с утра поразило какое-то гнетущее предчувствие беды. Примерно, как на Камчатке, когда непосредственно перед землетрясением вначале ноет сердце от падающего давления, а затем состояние тревоги усиливают начинающие лаять собаки и мяукать кошки. Ещё вчера генерал Волох на совещании отдал незаконное распоряжение о введении дежурства руководящего состава отделов УБТ в выходные дни. Тогда попросив слова, рекомендовал ему это распоряжение облечь в форму приказа по УБТ, так как мои заместители, начальники направлений и сотрудники итак во время операций работают в круглосуточном режиме. Напоролся на злой взгляд Волоха, но не придал этому значения, а зря. Позвонил один из помощников начальника УБТ и передал его распоряжение прибыть на доклад. Зашёл в кабинет и, поздоровавшись, сел слева от генерала, обложившегося схемами структур управлений создаваемого АТЦ. Не глядя мне в глаза, Волох спросил меня о готовящихся реализациях дел, похвалив личный состав за предыдущие операции. Спокойно ему ответил, попытавшись доложить мнение о задачах нового управления ОРУ. Как вдруг, ни с того, ни с чего, генерал тихим голосом и вжавши голову в плечи, сказал: «Александр Михайлович. Вообще-то я Вас не вижу в составе создаваемого АТЦ». Вначале даже не поняв смысла его слов, я переспросил: «Чего и кого Вы не видите?». Тот чуть громче продолжил: «Ищите себе место в других управлениях контрразведки. Уходите по-хорошему. Иначе я найду тысячи способов, чтобы уволить Вас вообще без пенсии». Тут-то до меня дошёл смысл сказанного этим усатым и надменным начальником. Если бы он наорал на меня, то возможно и ответил спокойно и рассудительно. Но иезуитский и издевательски тихий голос генерала выбил меня из психического равновесия. Мгновенно прокрутилась в голове вся моя каторжная работа по созданию коллектива, способного сдерживать терроризм, втаскиваемый в Россию из-за рубежа при пособничестве пятой колонны в Кремле. Уходить – значит сбежать на более спокойное место. Что скажут подчинённые? И тут, как говорят в народе «сорвавшись с катушек», перейдя на «ты» и каюсь, иногда матерясь, я буквально прорычал ему: «А кто ты такой? Второй раз меня видишь, и даже не поинтересовавшись, толком работой подчинённых, награждённых за особо опасные операции боевыми орденами и медалями, предлагаешь их бросить посреди дороги? Нет уж дорогой! Всегда работал на свою Родину, а не для начальства!». При этих словах я встал, зашёл сзади Волоха, сидящего на кресле, который замер и, наклонившись, сказал: «Вот смотрю и вроде хвоста у тебя, нет. Да и рогов тоже. Но дела у тебя бесовские. Однако, если ты даже чёрт, то и с чёртом всё равно буду работать и никуда не уйду! Меня запугать и без хрена съесть не удастся, так как за правое дело воюю с террористами и бандитами». После этого, не попрощавшись, я выскочил из кабинета, со всей силы захлопнув входную дверь генерала. К сожалению, в приёмной сидели, ожидая очереди на доклад, начальник отдела кадров Овчиников, помощник Волоха и ещё пару начальников отделов, часть из которых подтвердят «громкий ор Платонова» на начальника. Вернувшись к себе, собрал хурал старейшин отдела, которым передал предложение Волоха искать себе должность на стороне. Уже спокойным голосом, но заявил, что за такую наглую бесцеремонность готов был разорвать новоназначенного начальника на части. Костяк из лучших сотрудников отдела приуныл, но, выразив мне поддержку, рекомендовали не спешить уходить из отдела. Все затем вышли и буквально минут через десять вновь зашли в кабинет. Взял слово мой заместитель полковник Родин, который сказал: «Мы посовещались и решили идти к Директору, чтобы замолвить слово за Вас. Думаю, он прислушается к мнению коллектива. Как считаете, не повредит ли это делу?». С грустью, посмотрев на подчинённых, я ответил: «Во-первых, если так решили, то и не надо было ко мне заходить советоваться. А так скажут, что, пользуясь своим положением, я принудил вас к такому поступку. Во-вторых, предполагаю, что вопрос обо мне решал не Волох, а сам Барсуков вкупе с Коржаковым, узнавших от Степашина о моём участии в событиях октября 93-го года. Наверное, это не изменит их принятого решения».