Я тихо проговорил, вспомнив Барака и его мать:

– Может быть, они сочли это предательством?

Слуга поднял голову:

– Да. Было… неприятно видеть их тогда. Они хихикали и шептались по углам, говоря и делая… – Он поколебался. – Нехорошие вещи.

– Какого рода? – спросил Филип.

– У мастера Коттерстоука была прекрасная книга римских стихов, очень красиво написанная и украшенная – от руки, ведь в те годы книги не печатались пачками, как теперь, – и она пропала. Всех слуг подняли ее искать, но она так и не нашлась. Помню, дети посматривали на нас, когда мы искали, и улыбались друг другу. И другие вещи хозяина пропадали. Думаю, это они приложили руку к пропажам. Но мастер Коттерстоук, а особенно госпожа, думали на нас, нерадивых слуг. Всегда мы виноваты, – горько добавил Патрик. – Госпожа и мастер Коттерстоук были тогда увлечены друг другом, и госпожа забеременела. Они едва замечали детей. – Он покачал головой. – Думаю, это злило их еще больше. Однажды я подслушал, как они разговаривали на лестнице: мастер Эдвард говорил, что их лишат наследства и все достанется новому ребенку, а мать вообще почти на них не смотрит… А потом…

– Продолжайте, – мягко подтолкнул я рассказчика.

– Иногда мастер Коттерстоук днем работал дома, вел свои счета. Он любил среди дня съесть миску похлебки. Повариха готовила ее на кухне и приносила ему. Однажды после еды ему стало плохо, и это продолжалось несколько дней. Врач решил, что он съел что-то нехорошее. Потом выздоровел. Но – одной из моих обязанностей тогда было уничтожать в доме всяких вредителей, и у меня был мешочек отравы. Я купил ее у разносчика – она хорошо помогала против мышей. Помню, что после того, как мастер Коттерстоук заболел, я достал тот мешочек из сарая, чтобы посыпать в конюшне, и заметил, что он наполовину пуст.

– Вы хотите сказать, что дети пытались его отравить? – в ужасе спросил Филип.

– Не знаю, не знаю. Но когда я поговорил с поварихой, она сказала, что в тот день дети вертелись на кухне.

– Вы должны были заявить об этом, – строго проговорил Коулсвин.

Воуэлл встревожился:

– Но ведь не было никаких доказательств, сэр. Дети часто вертятся на кухне. Мастер Коттерстоук выздоровел. А я был всего лишь бедный слуга и, если б сказал что-то такое, мог бы потерять место.

– Как дети отнеслись к болезни мастера Коттерстоука? – спросил я.

– Они притихли. Помню, после этого их мать смотрела на них по-другому, как будто что-то заподозрила. И я подумал: если она подозревает их, то будет настороже и позаботится о муже, а мне незачем что-то говорить. И все же меня грызла совесть, что я ничего не сказал, – грустно добавил он. – Особенно после… после того, что случилось потом. – Он снова сгорбился и уставился на свои ноги.

– После того, как он утонул? – спросил я.

– Коронер счел это несчастным случаем.

– Но вы сомневаетесь? – строго проговорил Филип.

Услышав эти слова, Патрик поднял голову:

– Коронер все расследовал, это не дело слуг – спорить с ним. – Теперь я услышал в его голосе нотку злости. – Даже тогда хватало безработных слуг, бродяжничавших на улице.

– Мы пришли не попрекать вас, – успокоил его я, – а только попытаться узнать, что стало причиной ссоры. Насколько мы понимаем, мастер Коттерстоук пошел в тот день по делам в порт, а вы с другим слугой и детьми сопровождали его. Через какое-то время дети вернулись, сказав, что им было велено ждать его вместе с вами у таможни.

– Да, так и было, как я и сказал коронеру.

– Как выглядели дети, когда вернулись?

– Чуть притихшими. Сказали, что отчим захотел посмотреть товары на вновь прибывшем корабле.

Я снова подумал, что свидетельством этому являются лишь слова детей. Все могло случиться, пока они с отчимом оставались одни. Дети могли столкнуть его в воду. Им уже было четырнадцать и тринадцать лет.

– Мастер Коттерстоук был крупным мужчиной? – спросил я Воуэлла.

– Нет, он был невысокий и худощавый. Один из тех быстро соображающих, энергичных коротышек. Не то что мой первый хозяин. – Старик посмотрел на картину, где отец Эдварда и Изабель в своей нарядной робе и высокой шляпе смотрел на нас с аристократической уверенностью.

– И как все пошло в семье, когда он утонул? – спросил Филип.

– Все изменилось. Наверное, детям рассказали о завещании отчима. Что он оставляет свое имущество жене и всем своим детям, если умрет первым. В любом случае Эдвард и Изабель как будто изменились. Они сблизились, когда в доме появился мастер Коттерстоук, но теперь не стали опять ссориться, а словно бы избегали друг друга. И как свирепо они друг на друга смотрели! И отношение миссис Коттерстоук к ним тоже изменилось, еще до того, как она потеряла ребенка, которого вынашивала. До этого она была с ними сурова, а теперь просто почти не замечала. Она продала дело и отправила Эдварда в клерки в ратушу – это означало, что он не будет жить в доме. Это случилось через несколько месяцев.

– Значит, в конечном итоге он не унаследовал дело.

– Нет. И хотя Изабель было тогда всего пятнадцать, мать очень стремилась выдать ее замуж, все время приглашала потенциальных женихов. Но миссис Изабель, как всегда, было не заставить сделать что-то против ее воли. – Воуэлл печально улыбнулся и покачал седой головой. – В доме была ужасная атмосфера, пока наконец Изабель не согласилась выйти за мастера Слэннинга и переехать к нему. После этого миссис Коттерстоук – не знаю, как сказать… ушла в себя. И нечасто выходила из дому. – Он посмотрел на кресло. – Она много времени проводила здесь, все шила, вышивала. Впрочем, строго следила за домом, слугам не давала спуску. – Патрик глубоко вздохнул и посмотрел на нас: – Странно, не правда ли, при всех печальных событиях в этом доме, что она так и не переехала, даже когда осталась одна, а дом стал велик для нее?

Я посмотрел на картину на стене.

– Возможно, она помнила, что когда-то была здесь счастлива. Я заметил ее кресло, где лежит вышивание, напротив картины.

– Да, она сидела здесь, когда ее хватил удар. Эдвард и Изабель редко приходили, знаете, и никогда вместе. И госпожа не поощряла их. Мне было печально видеть, как они вели себя друг с другом, когда пришли на инспекцию. И это странное завещание… – Слуга покачал головой. – Может быть, мне не стоило рассказывать вам все это. Что хорошего из этого выйдет? Это было так давно. Что случилось, того не исправишь.

Коулсвин стоял, задумавшись и теребя подбородок. Воуэлл издал безнадежный смешок:

– Что дальше, джентльмены? Я останусь хранителем этого пустого дома до смерти? Мне не нравится жить здесь одному, – вздохнул он и торопливо добавил: – Иногда по ночам, когда дерево скрипит…

Я ощутил жалость к старику и взглянул на Филипа:

– Думаю, мы узнали все, что было нужно, брат Коулсвин.