– За хвастовство надо платить, мистер Доркинг! Никогда не обещайте того, чего не можете сделать. Надеюсь, вы не обещали мистеру Дадли, что остановите нас?

– Не кричите так, – сказал сзади Буллок.

Купер, раскрасневшись, обернулся, готовый принести извинения. Но неожиданно увидел на лице Буллока улыбку и услышал, как тот прошептал: «Отличная работа!» – и тут же снова повернулся к гостям, обступившим его и наперебой задававшим вопросы.

Фигуры Магуайра и Доркинга отступали вдаль. Купер, уже немного успокоившись, стоял у поручней, сам удивляясь быстроте своей реакции. Он был очень доволен собой.

Река сверкала, как золото; воздух был соленым и не слишком жарким; стоял прекрасный день. Буллок пообещал гостям ответить на все их вопросы, но сначала предложил им угоститься французским шампанским и деликатесами, которые он заказал для того, чтобы поддержать иллюзию невинной водной прогулки. Когда покой был в целом восстановлен, он попросил внимания и вышел на солнечный свет из-под тента.

– Мы уверены, – обратился он к пассажирам, – что всем вам понравится прогулка на судне, которое в Ливерпуле и Беркенхеде известно как «Энрика», или «Номер 209». Но вскоре этот корабль получит свое настоящее имя. А сегодня нам хочется, чтобы вам было приятно и спокойно. Угощайтесь, пейте сколько захотите и не позволяйте тому досадному инциденту на причале испортить вам настроение. Однако я должен честно признаться вам, что в обратный путь вы отправитесь на буксире, который ждет нас на побережье Англси.

– Как это?

– Черт побери, Буллок, что вы задумали?

– Да это просто надувательство какое-то…

– Увы, это печальная необходимость, джентльмены, – сказал Буллок, заглушая все протесты своим мощным голосом уроженца Джорджии. – В воскресенье нас предупредили, что, если этот корабль останется в водах Мерси еще сорок восемь часов, его конфискуют. А это потеря для нашего дела. Вам незачем тревожиться из-за проблем с властями, если вы просто скажете правду. Вас пригласили в круиз, который вы сейчас и совершаете. Единственный нюанс в том, что обратно в Ливерпуль вас доставит уже другое судно. И можете меня за это проклинать.

– Значит, слухи верны? Корабль построен незаконно.

– Его построили в строгом соответствии с британскими законами, сэр.

– Это не ответ, – сказал кто-то еще. – Куда вы направляетесь?

– Вверх по Северному проливу, а затем в порт, название которого я не вправе оглашать. В конечном счете мы войдем в американские воды уже с другой командой.

Купер почувствовал странную дрожь в позвоночнике – такую же неожиданную, как и его неуклюжая храбрость в порту. Какая невероятная, почти незаметная перемена произошла в нем с тех пор, как он обсуждал безумие сецессии со всеми, кто хотел слушать. Купер гордился этим кораблем и тем, что лично причастен к его выходу в море. Он гордился тем, что корабль будет называться «Алабама», о чем Буллок уже сообщил ему по секрету. Гордился тем, что стоял на новенькой палубе, когда баркентина шла вниз по сверкающим водам Мерси к цели, о которой Буллок тихо сказал потрясенным гостям:

– Мы идем воевать.

Когда корабль Конфедерации направлялся к острову Англси, Джордж был на пути в Массачусетс, но сначала на полтора дня заехал в Лихай-Стейшн, где встретился с Юпом Смитом, который сообщил, что легислатура штата теперь смотрит на открытие банка с бо́льшим воодушевлением.

– Вот так сюрприз! – пробормотал Джордж.

Следующие семь часов он провел с Уотерспуном, проверяя отчеты, обходя производственные площади и изучая образцы нынешней продукции завода. Перед уходом он повидал венгерскую пару и их подопечных – теперь их было пятнадцать. Бретт писала, что иногда помогает мистеру и миссис Чорна заботиться о детях, чтобы не тосковать в одиночестве. Только во время визита в этот дом Джордж увидел, как оживилась Бретт.

После безуспешных попыток подремать, проведя всю ночь в поезде, Джордж был совершенно измучен, когда наконец добрался до Брейнтри. Старина Сильванус Тайер позволил ему поспать три часа в мягкой постели, но потом разбудил и подал завтрак, больше похожий на пир. Джордж, обычно очень сдержанный в еде, проглотил шесть жареных яиц, четыре ломтя окорока и шесть печений – и все это в пять часов жаркого летнего дня. А пока он ел, Тайер говорил:

– Козлы отпущения, Джордж. Вот что всегда нужно людям… и они готовы их найти, когда все выходит из берегов и ничего не наладить. Человек – своенравное животное, и зачастую глупое. И проклятия часто обрушиваются не по адресу, просто потому, что любое объяснение хаоса, каким бы бессмысленным оно ни было, все равно лучше, чем отсутствие объяснений. А без объяснений люди сходят с ума. Я, конечно, не утверждаю, что это всегда так. Но во время войны проклятия сыплются на армию, и вполне справедливо. – (Для Тайера существовала одна-единственная война – последняя война с Британией.) – Но теперь, впрочем, я уверен, что течение повернуло в другую сторону, и всерьез воспринимаю предостережение вашего брата. – Он похлопал по экземпляру «Харперс уикли», который вытащил из-под стопки недавних номеров «Нью-Йорк трибьюн». – Вот этот ядовитый журналишка, как и газетенка Грили, требует, чтобы Академию закрыли навсегда. Им наплевать на то, что из наших стен вышли великие люди. Армия снова проигрывает, поэтому кого-то или что-то надо срочно распять на кресте.

Джордж допил кофе и закурил сигару.

– Меня уже тошнит от их заявлений, что мы якобы обучаем врагов, – сказал он.

– Знаю, знаю. – Пальцы Тайера, белые, как льняная скатерть, покрывавшая стол, сжались; на тыльных сторонах ладоней вздулись темно-голубые вены. – Разумеется, мы выпустили и много прекрасных офицеров, которые остались верны Союзу. Увы, при всех его стараниях и искренности, наш президент, похоже, не способен правильно их использовать. Возможно, он слишком во все вмешивается, как и Дэвис, по слухам. Но это лишь наблюдение, а не объяснение бездействия. Мы не можем избежать неизбежного, Джордж. Вест-Пойнт должен начать войну.

Джордж вытащил изо рта сигару:

– Как это понимать, сэр?

– Именно войну. Те из нас, кому дорого это место, обязаны начать войну, притом такую, будто противостоит нам очень и очень серьезный противник, а это так и есть. – Он с силой хлопнул по газете Грили. – Мы должны вложить в эту борьбу весь наш ум, усердие и душу и ни на минуту не допускать даже малейшей возможности поражения. Мы не будем трусами. Мы не станем пассивно ждать, когда наши позиции захватят. Мы начнем наступление.

– С такой стратегией я согласен, полковник. Но какова тактика?

Глаза Тайера сверкнули.

– Мы не станем скромничать. Мы расскажем о нашем прошлом – о наших подвигах во славу республики в Мексике и пограничных районах. Мы начнем трубить о нашем деле и о наших целях. Мы будем шептать во влиятельные уши. Мы отведем протянутые к Академии руки. Мы настучим по упрямым головам. Мы будем атаковать, Джордж… – За этими словами последовал удар кулаком по столу. – Атаковать, атаковать и еще раз атаковать!