— Вы знаете, кто такой этот Джон?

— Думаю, да.

— Я слушаю.

— Это парень, которого я знаю с детства. Его зовут Джон Асселта.

Лицо Пистилло вытянулось.

— Вы его знаете? — спросил я.

— Почему вы думаете, что она имела в виду именно Джона Асселту?

— Это тот, кто разбил мне нос.

Я рассказал о прошлом визите Призрака. Пистилло слушал с мрачной физиономией.

— Асселта искал вашего брата?

— Так он сказал.

Лицо Пистилло налилось кровью.

— Так почему же вы не рассказали мне этого раньше?

— И в самом деле странно: ведь вы мой лучший друг, я на вас всегда могу положиться…

— Что вы знаете о Джоне Асселте? — сердито спросил он.

— Он жил недалеко от нас. Все звали его Призраком.

— Один из самых опасных психов. — Пистилло покачал головой. — Это не мог быть он.

— Почему вы так думаете?

— Потому что вы с Кэти живы.

Наступило молчание.

— Он убил бы вас не моргнув глазом, — продолжал Пистилло.

— Тогда почему Призрак не в тюрьме?

— Не будьте ребенком, Уилл. Он хорошо знает свое ремесло.

— Убийство?

— Да. Живет за границей, никто не знает, где именно. Работал на диктаторов Центральной Америки, на африканских царьков. — Пистилло опять покачал головой. — Нет, если бы Призрак хотел ее убить, она уже лежала бы в морге с биркой на ноге.

— Может быть, она звала другого Джона? — предположил я. — Или я не расслышал…

— Возможно. — Он задумался. — Мне непонятно еще одно: если Призраку или кому-то другому понадобилось прикончить Кэти Миллер, то почему не убить ее сразу? С какой стати возиться с вами?

Этот вопрос мучил и меня.

— А если он хотел меня подставить?

Пистилло помрачнел.

— Каким образом?

— Убийца приковывает меня к кровати. Потом душит Кэти. Потом… — Я взглянул ему в глаза. — Может быть, он хотел представить все так, будто это я убил ее?

— Так же, как произошло с вашим братом… Вы это хотите сказать?

— Да, именно так.

— Чушь собачья.

— Подумайте об этом, Пистилло. Ведь вам так и не удалось объяснить, почему на месте убийства нашли кровь моего брата!

— Потому что Джули Миллер защищалась.

— Глупости, вы сами в это не верите. Крови было слишком много. — Я подался вперед. — Одиннадцать лет назад подставили Кена, а сегодня кто-то хотел сделать то же самое со мной.

Он презрительно хмыкнул:

— Не придумывайте мелодраму. Я вам вот что скажу: полиция не верит в вашу историю с освобождением в духе Гудини. Они думают, что вы хотели убить ее.

— А вы что думаете?

— Здесь отец Кэти. Он готов вас линчевать.

— Естественно.

— Вас это тем не менее удивляет…

— Вы знаете, что я ни при чем. И что бы вы ни говорили вчера, вы знаете, что Джули я тоже не убивал.

— Я велел вам не вмешиваться.

— А я не считаю нужным следовать вашим указаниям.

Пистилло глубоко вздохнул и кивнул:

— Ну что ж, ковбой, тогда поговорим по-другому. — Он шагнул ко мне и посмотрел прямо в глаза. Я не дрогнул. — Сядешь за решетку.

Я вздохнул:

— Свою норму угроз я на сегодня уже получил.

— Это не угроза, Уилл. Вас отправят в тюрьму прямо сейчас.

— Отлично, я требую адвоката.

Он посмотрел на часы:

— Уже слишком поздно. Ночь проведете в камере. А завтра предстанете перед судьей. По обвинению в вооруженном нападении и покушении на убийство. Прокурор потребует, чтобы вас не выпускали под залог, и сошлется при этом на историю с вашим братом. Полагаю, судья удовлетворит его требование.

Я открыл рот, но он жестом остановил меня:

— Не трудитесь возражать. Вам это вряд ли понравится, но мне все равно, виновны вы или нет. Я найду достаточно улик, чтобы вас осудить. А если не найду, то сфабрикую. Можете рассказать адвокату о нашем разговоре — я все буду отрицать. Вы подозреваетесь в убийстве и вдобавок одиннадцать лет помогали скрываться своему брату, тоже убийце. А я один из самых уважаемых людей в стране. Как вы думаете, кому поверит суд?

Я смотрел на него в упор:

— Зачем вы это делаете?

— Я предупреждал, чтобы вы не вмешивались.

— Что бы вы сделали на моем месте? Если бы это был ваш брат?

— Не важно. Вы меня не послушались. В результате ваша девушка убита, а Кэти Миллер чудом избежала той же участи.

— Я к этому непричастен.

— Не важно. Вы способствовали этому. Если бы вы меня послушались, то ничего подобного не случилось бы.

Он был прав, но я не сдавался.

— А вы сами, Пистилло? Если бы вы не замяли дело Лоры Эмерсон…

— Послушайте, я здесь не для того, чтобы заниматься взаимными обвинениями. Вы сейчас же отправитесь за решетку. И не сомневайтесь — я добьюсь, чтобы вас осудили.

Он направился к двери.

— Пистилло! — Когда он обернулся, я спросил: — Чего вы добиваетесь?

Он наклонился, почти касаясь губами моего уха, и прошептал:

— Спроси своего брата.

Я провел ночь в полицейском участке на Тридцать пятой улице. В камере воняло мочой, блевотиной и специфическим кислым потом, характерным для алкоголиков. И все-таки это было лучше, чем дешевый одеколон. Со мной сидели еще двое: уличный трансвестит, который не переставая хныкал и никак не мог определиться, сидеть ему или стоять, справляя малую нужду, и какой-то негр — этот просто спал. Никаких страшных тюремных историй я рассказать не могу: меня никто не бил, не грабил и не насиловал. Ночь прошла без происшествий.

Полицейские из ночной смены слушали компакт-диск Брюса Спрингстина. Как и все мальчишки из Джерси, я знал многие его песни наизусть. Это может показаться странным, но когда я их слышал, то всегда вспоминал Кена. Нам не приходилось переживать трудные времена, мы не гоняли на спортивных машинах, — впрочем, судя по публике на концертах, где я бывал, это можно сказать обо всех поклонниках Брюса. Однако эти песни о борьбе и свободе не только находили отклик в моей душе, но и заставляли думать о брате. Даже в прежние времена, до убийства. Но в ту ночь, когда Брюс пел о «той, что так прекрасна», я думал о Шейле. И снова переживал все, что произошло, испытывая ту же самую боль.