Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Художник грубо схватил ее за плечо, как будто хотел сокрушить ее самурайское прошлое.
– Я нарисую твой портрет.
– Правда? Вот здорово!
– Правда. Сегодня я нарисую тебя в этом белом наряде. Но ты, наверное, была на выставках и должна знать, что вообще-то художник не может по-настоящему хорошо нарисовать тело, если оно не нагое. И если ты не разденешься, как я смогу передать твою красоту? В следующий раз ты ведь будешь позировать мне голой?
Девочка кивнула, но лицо ее было испуганным – как у невесты. Он тоже вздрогнул – будто в него вонзили иглу. Он тоже показался себе самураем. Ведь он остался с ней вдвоем в студии, но ощутил в себе благородство воина. Хотя ему хотелось оскалиться и поглотить ее всю – начиная от стеблей ее ног. Словно тот малыш, который пожирал газеты.
Зал ожидания третьего класса
Его присутствие в зале ожидания третьего класса на Токийском вокзале требует некоторых пояснений. Буду предельно краток и скажу лишь, что эта женщина назначила ему свидание именно там. Он возражал, заявляя, что третий класс не может иметь с ней ничего общего.
– Первый класс или даже второй – это нормально, там и специальная женская комната предусмотрена, но вот третий… Кроме того, там мы будем бросаться в глаза.
– Неужели я способна привлечь такое внимание?
Он принял ее скромность за чистую монету.
Он не принадлежал к тому сорту мужчин, которые бегут на свидание в зал ожидания третьего класса сразу по прибытии на вокзал. До пяти часов оставалось еще пятнадцать минут, и он привычно направился в зал пассажиров первого – второго классов. Там за небольшой выгородкой показывали видовой фильм об островах Мацусима. Тут он вспомнил про своего старинного приятеля из Осака и написал ему письмо. Бросив на ходу письмо в почтовый ящик, он отправился в зал третьего класса.
Никаких фильмов там не показывали. Вряд ли кто мог заподозрить здешних пассажиров в том, что они вдруг отправятся в Мацусима. Всюду стояли стайки провинциальных школьниц, которые, судя по всему, приезжали в столицу на экскурсию. Чтобы оставаться незамеченным, он уселся на скамейку за ними. На скамейке перед ним лежала островерхая соломенная шляпа с широкими полями – такие шляпы носят паломники. На шляпе были обозначены те семь мест, которые предполагал посетить паломник.
От этих уложенных в семь строчек иероглифов еще пахло тушью. Из-под черных одежд паломника высовывалось белое белье. На коленях провожавшего его монаха была развернута цветная карта святых мест острова Сикоку. Поглядывая в нее, паломник кивал в ответ на пояснения монаха. Огромные – скрывавшие даже брови – темные очки паломника как-то не вязались с его старческим обликом.
Глядя на новехонькую шляпу, наш герой думал о том, что она имеет мало общего с тем древним маршрутом, по которому путешествуют паломники не одну сотню лет. Неизвестно, какое дело паломнику до святых мест, но старик был, безусловно, счастлив, отправляясь в долгожданное путешествие. К пониманию счастья влюбленного радость старика вряд ли имела отношение; хотя, если вспомнить, разве его собственные дед с бабкой не совершили точно такого же паломничества? И в его собственных ушах разве до сих пор не звучит тот давний детский звук колокольчика в руке проходивших через их деревню паломников?
Он настолько разволновался в ожидании появления женщины, что никак не мог сосредоточиться.
Она же, похоже, является дамой весьма опытной в любовных делах – недаром решила, что в третьем классе они будут незаметнее…
Наверное, она делит мужчин на тех, кому следует назначать свидание в первом классе, и тех, кому – в третьем. И смеется над ними.
Далее ему в голову пришла идиотская фантазия, что вот сейчас она собралась встретиться с мужчиной второго разряда – и он прошел в зал ожидания первого – второго классов. Успокоившись, он отправился обратно, и тут его чуть не смяла толпа.
Полицейские вели паломника с монахом – они были арестованы.
«Вы полагаете, что я женщина, которая путешествует вторым классом. И в этом нет ничего удивительного, потому что я давным-давно изображаю из себя женщину именно второго класса. А вчера я по нечаянности проговорилась и назначила встречу в третьем. Я вернулась домой и призадумалась. И пришла к заключению, что те мужчины, которые держат меня за даму второго класса, мне больше не милы».
Он получил это письмо, когда, измученный бесплодным ожиданием, вернулся с Токийского вокзала домой.
Она делает вид, что презирает себя, но на самом деле зло смеется над ним. В любом случае, сам он не имеет никакого отношения к этой третьестепенной жизни. Именно поэтому от паломника с монахом у него и осталось такое романтическое впечатление.
И он никак не хотел поверить в то, что эти люди – просто переодетые преступники. Точно так же, как и в то, что эта женщина принадлежит к третьему классу.
Родная сторона
При виде хозяина сдаваемого в аренду дома – мальчишки лет двенадцати или тринадцати – адвокат не мог удержаться от смеха.
– Ты что, серьезно, хозяин дома? Тебе же нужно будет писать мамочке и просить разрешения.
– Если вы будете заводить разговоры о моей матери, я вам немедленно откажу. Вы снимаете дом именно у меня.
– Ну хорошо, и сколько же ты хочешь?
– Пять иен вас устроит?
– Смотри, конъюнктуру знает. – Лицо адвоката несколько посерьезнело. – Пять иен – это дороговато. Может быть, сойдемся на трех?
– Нет так нет, – отрезал мальчик. И вид у него был такой, что он готов тут же развернуться и убежать играть в поле за этим самым домом. Адвокат понял, что проиграл мальчишке без всякого сопротивления. Дело в том, что этот дом возле уездной управы был ему нужен.
– Плату за этот месяц попрошу внести вперед.
– Платить тебе?
– Мне. – Мальчишка важно кивнул – настоящий владелец недвижимости. На его губах было заиграла довольная улыбка, но он решительно стер ее. Деньги были для него делом новым, и вся эта коммерция страшно интересовала мальчишку. Адвокат был вторым в его жизни деловым партнером.
В связи с родами старшей дочери мать уехала в Токио. Она отсутствовала уже три месяца. Она велела сыночку приехать в Токио, но денег на