прожаренную на углях. Вместо наси кунинга в этих семьях на столе бывает вареный рис (наси тумпенг), обжаренный на кокосовом масле. Стол джагонгана изобилует также разнообразными фруктами, созревающими на острове в течение всего года. Уставлен стол и напитками. Пальмовое вино и вино из сахарного тростника наливают в особые керамические или серебряные (в зажиточных семьях) сосуды, причем эти сосуды имеют вычурную форму, нередко копируя собой фигурки любимых героев ваянга [МАЭ, колл. № 2905-11, 121]. Разнообразные соки дополняют любой праздничный стол джагонгана.

Своеобразие «рисового стола» для джагонгана Нового года и особенно форма конуса, придававшаяся многим угощениям, возможно, связаны с сохранившимся в народе поверьем, что гора — место уединения для размышления о судьбе и поступках, святое место пребывания предков. Уединенное размышление и аскетизм отличают религиозность яванцев [Sekimoto Teruo, 1983, с. 42].

Лейборан у яванцев не узкосемейный праздник. Одетые в праздничные одежды, с угощением в плетеных корзинах, яванские крестьяне, да и горожане, ходят в гости и сами принимают гостей. Хозяин за праздничным столом в убранном и украшенном по случаю Нового года доме приветствует гостей высоким слогом (кромо). Это предписано праздничным этикетом, как и слова благодарности, которые он говорит гостям, посетившим его в такой большой день.

У яванцев-мусульман бытует легенда, рассказывающая о происхождении этого праздника. В новогоднюю ночь ангелы якобы решают судьбу смертных в наступающем году, и тот, кто устраивает в эту ночь священное пиршество, будет благополучен и удачлив [Geertz, 1960, с. 79–80].

Священная трапеза, укреплявшая и подтверждавшая единство общины, имеет древние истоки и характерна на определенном историческом этапе для всех народов мира. В обязанность каждого общинника входит не только устроить в своем доме джагонган, но и посетить как можно больше соседей. Далеко живущим родственникам и знакомым, которых не могут посетить, посылают небольшие подарки с добрыми пожеланиями [Geertz, 1960, с. 80].

Развлечения первых дней Нового года.

Хотя традиционный мусульманский календарь не знает многодневных празднеств и шумного карнавала, яванцы в течение нескольких дней 10-го месяца празднуют начало нового года. Молодежь запускает воздушных змеев, которых делают из тонкой рисовой бумаги, склеенной в несколько слоев. Бумагу натягивают на раму из тонких бамбуковых палочек. Один такой змей хранится в коллекции Музея антропологии и этнографии (Петербург). Видимо, это детская игрушка или образец, сделанный по заказу. Бумага слегка закопчена, но и сквозь черноту проступает любимый яванцами герой театра ваянг кулита — Бима с его характерным длинным носом [МАЭ, колл. № 2905-5]. Можно себе представить такого огромного змея в полете, восторг молодежи, следящей за виражами змея и приветствующей любимого героя Биму, того, «чей шаг длиннее туловища самого большого слона».

Видимо, в яванской культуре не было представления о воздушном змее как о символе птицы, пожирающей влаголюбивых насекомых и пресмыкающихся, как о силе, способной содействовать прекращению дождей, как в странах Индокитая. Скорее всего эта игра заимствована от китайских поселенцев на Яве, свято сохраняющих свои традиционные обряды. Однако силуэт Бимы на бумажном полотне наводит на мысль о сохранении в этой игре отголосков древнего яванского культа гор, с которым связывают и образ Бимы.

На улицах не только деревень (которые местами тянутся почти непрерывно), но и городов Явы в эти дни появляются веселые карнавальные шествия. Их непременный участник — огромная маска-костюм Баронга.

На Яве забыта семантика образа Баронга. В карнавальном шествии он выступает просто как внушительная маска и не несет никакого драматического содержания. Иногда это даже комический персонаж. Он то важно выступает посреди толпы танцующих, изредка вскидывая голову, чтобы полюбоваться своим роскошным хвостом, украшенным разноцветными блестками и маленькими зеркальцами, в которых, отражаясь, сияют солнечные лучи, то начинает пританцовывать, подчиняясь атмосфере шумного веселья. Голова Баронга в этом карнавале иногда напоминает морду тигра, иногда — буйвола. Огромное туловище сплетено из лиан и покрыто сухими пальмовыми волокнами или вороньими перьями, топорщащимися на ветру и придающими маске причудливый вид. Остальные маски, пляшущие вокруг Баронга, представляют животных и птиц местной фауны. Любимейшие из них — обезьяны. Им в процессии позволено петь и выкрикивать веселые четверостишия (париканы), сочиняемые на ходу.

Шествие обязательно сопровождается музыкой. Но во время карнавала никогда не используют полный яванский гамелан, а только несколько барабанов и флейт. В прошлые времена для такого оркестра, очевидно, были характерны и рожки из крупных морских раковин, о чем свидетельствует, например, средневековая яванская эпическая поэма «Негаракертагама» придворного поэта Маджапахита Прапанчи [Pigeaud, 1960–1963, т. 3, с. 75–99].

Не только в деревнях, но и на окраинах яванских городов, в предместьях, жители которых еще не забыли народных традиций и народного искусства, в новогодние дни проходят представления танцевальной пантомимы театра масок. Популярностью, особенно в рабочих пригородах Джокьякарты, пользуется театральная пантомима, участники которой изображают то всадников, то лошадей, впадая в особое сомнамбулическое состояние. В 1956 г. в такой пантомиме в Джокьякарте участвовало восемь «всадников», скакавших на игрушечных лошадках, сплетенных из лиан (куда кепан рейог) или вырезанных из кожи (куда лепанг лудруг). Четыре танцора были в масках-личинах (в черной, красной — «дикий человек», в желтой женской и в полумаске комического персонажа). Если первые три танцевали молча, зажав зубами петельку маски, то комический персонаж, у которого была прикрыта только верхняя часть лица, мог говорить, весело подшучивать над различными событиями, происшедшими в деревне в ушедшем году, или над отдельными лицами, хорошо знакомыми зрителям. Еще один танцор держал в руках маску, изображавшую голову крокодила с раскрытой пастью.

Представление начинали барабаны, задавая ритм танцу. Наездники делали несколько кругов мелкой рысью, затем разбивались на две группы и изображали сражение с настоящими или вырезанными из дерева крисами в руках. Ритм барабанов убыстрялся и становился все яростнее. Сохраняя четкость движений, сражались наездники. Барабаны на миг умолкали и вновь начинали свою дробь, но в медленном, монотонном ритме. Неожиданно танцор с маской крокодила в руках останавливался и ударял хлыстом одного или нескольких всадников. Те моментально останавливались, бросали игрушечных лошадей и опускались на четвереньки. Тела танцоров были напряжены, взгляд становился отсутствующим, иногда актеры даже катались по земле, потом вновь поднимаясь на четвереньки, ели траву и листья с придорожных кустов. Так представление переходило в танец транса. Только руководитель труппы мог постепенно заставить людей прийти в чувство, окуривая их лица дымом пахучих трав и произнося известные лишь ему заклинания [Peacock, 1968, с. 73].

Представления кукольного театра.

В праздничные новогодние дни во многих яванских деревнях и в домах зажиточных горожан идут представления кукольного театра плоских кожаных марионеток (ваянг кулит) и реже — объемных деревянных кукол (ваянг голек).