ПЕТР (предупреждая). Женька…

ЖЕНЯ. Ладно-ладно. Не буду.

СОФЬЯ. Чего не будешь?

ЖЕНЯ. Болтать не буду. Без толку. Да, папа?

Мужики бухнулись на лавку. Молчат.

АЛЕКСАНДРА. Девки, гляньте, аж дымятся.

СОФЬЯ. Ну, напа-а-арились…

АННА. Малехо не сварились. Да?

СОФЬЯ. Так-то уж зачем? Ну вы че?

ПЕТР. Пока пар живой… Жалко упускать.

ИВАН. Зря Михаил твой, Нюр, отказался. Петро, на третью ходку… Отважимся?

СОФЬЯ. Куда? Помрете! Идите полежите лучше.

ИВАН, ПЕТР (бодро и громко). А самогон?!

АЛЕКСАНДРА, СОФЬЯ, АННА (с испугом). Ой!

АЛЕКСАНДРА. Тьфу на вас! Шуты Балакиревы…

АННА (с готовностью). Принесла, ага.

СОФЬЯ. Нюр, сиди. (Жене.) Доча, сбегай. Под подушкой у меня, на кровати.

Женя убежала в дом.

ИВАН (Петру). Говорил? А ты – где, где?

СОФЬЯ (вслед Жене). Витю посмотри! Если че, газету ему опять сунь! Накладывайте себе, не сидите.

АЛЕКСАНДРА. Наливайте. Ванька, че сидишь?

ИВАН. А ничего ж нету!

Вернулась Женя с бутылкой.

АЛЕКСАНДРА (Ивану). Во-от! Прям в руки к тебе прибежала.

ИВАН. Другое дело. Оприходывам?

АЛЕКСАНДРА. Давай, не тяни, стемнеет скоро.

СОФЬЯ (Жене). Спит?

ЖЕНЯ. С газетой играет.

АЛЕКСАНДРА. Пацан какой золотой! Таких не встречала. Он когда-нибудь у вас плачет, хоть маленько капризничит?

ПЕТР. А чего ему? Поел – поспал, проснулся – опять поел, опять поспал.

СОФЬЯ. Тут батя ему как-то газету сунул. С правления принес, где про Минск, что сдали, про мобилизацию… Радости! Лучше игрушки… Всё – нет! Шуршит, комкает, шлепает по ней. Обхезается, обписается – э-э, гори оно огнем. Пока всю не истеребит на мелки кусочки – мелки-мелки – без внимания.

ПЕТР. Часами может играться с ней.

СОФЬЯ (Жене). Сидит?

ЖЕНЯ. Бубукает че-то себе под нос.

СОФЬЯ. Разговаривает сам с собой, ага. Ой, а порвать когда не может, сердитый такой сделается – бровки насупит и ножками вот так, вот так…

АННА. Сучит, сучит…

СОФЬЯ. Ножками сучит. Умора.

ИВАН. Писателем заделается или этим… корреспондентом. Давайте за детишек…

ЖЕНЯ. И чтоб никого не забирали, чтоб скорей война кончилась!

ПЕТР. Эй! Эй! Ты чего разговорилась? Спать хочешь? Пойдешь.

ЖЕНЯ (потупившись). Нет.

СОФЬЯ. Взрослые разговаривают – не лезь, а то быстро… на лежанку.

ЖЕНЯ. Я больше не буду.

СОФЬЯ. Сиди молчи. Ешь лучше.

ИВАН. За детишек… За Витьку, за Женю, за Нюриных чертенят.

АННА. Хулиганы, да.

Выпили.

ИВАН. Дурак, Нюр, твой Мишка, что не пришел. Вон гулеванье какое получилось.

АННА. Не знаю… Рогом уперся – не пойду и все. Упрямый такой. Че уперся?..

ПЕТР. Да не упрямый.

АННА. Да? А уперся. Чего уперся тогда?

ПЕТР. Боится, наверное. Трусоватый он у тебя, Нюр.

СОФЬЯ. Господи, нас, что ли, боится?

ИВАН. Председателя. Знает, что Петр с тем на ножах.

АЛЕКСАНДРА. Ну и что?

ИВАН. Санька, смотри. Губарева с города выперли? Выперли. К нам заслали? Заслали. Вот и дерет жопу перед начальством… Выслуживается, чтобы назад вернули.

СОФЬЯ. А Михаил-то тут причем? Тот дерет, выслуживается… Михаил-то причем?

ИВАН. Здрасьте! Я, к примеру, перед начальством вот так вот, чуть не лбом в землю, а мои подчиненные… Этот… Характер будут мне свой показывать? Как Петька Рудаков? Не, не надо. Пусть лучше тоже елозят передо мной, как я там, пусть выслуживаются. А Мишка это дело скумекал. Хорошо скумекал. Он счас кто? Начальник конюшни. Правильно? А узнает Губарь, что он с его врагом якшается, в бане парится… Все! Навоз меси, хвосты крути. Он же злопамятный, падла, Губарь наш. Вот Мишка и осторожничает.

Пауза.

Нюра выбралась из-за стола, направилась к выходу.

ПЕТР. Нюра!

ИВАН. Я че, не туда загреб?

ПЕТР. Оба не туда. Постой, Нюр!

АННА (обернувшись). Я вот сестра их… Я вот старшая… Соньку с Сашкой… Кто вам жен вырастил? Ты, Петр Петрович, умный… Иван тоже языкастый. Вот посчитайте. Папку на германской убило. Маме сказали… Сразу упала и умерла. Сразу… Разрыв сердца! Помнят сестры, помнят. Этой шесть, Сашке восемь… Посчитай-ка… Царску пенсию за папу Ленин забрал… Или кто там? Мельницу эксприровали, забрали!.. Че делать? Че жрать? А я на сплав! А куда? С пятнадцати годов! Наравне с мужиками! Ни на че не рассчитывала! Сдохнуть рассчитывала… Хорошо, Миша ко мне… с гражданской пришел… Хоть с культей, а все по-другому. Помогал. Никого не обижал. Сонька, Санька, обижал он вас? Для всех старался. Без его б все три загнулись! И сейчас, вон, дома четыре малых сидят… пятый в животе. Все исть просят! Дак Миша мой… Хоть инвалид, на одной ноге хоть, а работат! Для детишек упирается… Для него весь свет в детишках да в конюшне! И ниче он не обдирает! Никакой жопы!..

Пауза.

ИВАН. Нюр, про Губарева я…

ПЕТР. Нюра, прости.

АННА. Он кому из вас плохого чего сделал?

ИВАН. Нюр, звездани меня! Звездани! Звездани по-нормальному!

АННА. Знаешь, че я вам скажу?

ПЕТР. Говори, Нюра.

АННА. Будете моего Мишу обижать, слова ваши поганые еще… Придушу на…![4]И тебя придушу на…, Петр! И тебя, Иван, придушу.

ИВАН (опустился на колени). Анна Алексеевна, прости! Потерял меру, зараза… Не сердись.

ПЕТР. Прости, Нюра. (Срывает со стены сарая косу.) Нюр, смотри сюда! Не простишь – литовкой чиркану себя!

СОФЬЯ. Э, э! Батя! Ты чего?!

ПЕТР. Честное слово, ты меня знаешь… Нюра!

ИВАН. Да ек комарок! (Выхватил косу из рук Петра.) Хошь я его махом, Нюр, дурака этого? Стой, Петька! Лучше я – мне сподручней!

Анна подошла к Ивану, забрала у него косу, вернула ее на место – на крюк в стене сарая. Внимательно посмотрела на мужиков. Поцеловала – сначала Петра, потом Ивана – вернулась на свое место за столом.