ЖЕНЯ. Ну как… Как звери помечают. Пописала вокруг куста. Хоть мышь, хоть змея… Почуют и уйдут.

АЛЕКСАНДРА. Ойё-ё-о-о! (Смеется.) Ой-ё-ё! Тебя кто так надоумил делать-то?

ЖЕНЯ. Дядь Ваня твой. Он всегда так делает. Границу набрызгает вокруг корзины – с малиной, с грибами – и все. Даже медведь заопасается.

АЛЕКСАНДРА. А я не знала.

ЖЕНЯ. Да ты че, кока?[3]И пацаны всегда так делают.

АЛЕКСАНДРА (смеясь). А я не знала! Ну, люди… Смотри, до чего додумались. Да? Смекнули же… Зверь, правда, понюхает и уйдет, не захочет связываться-то. От немцев, от фашистов побрызгать бы че-нить вокруг страны, чтоб не лезли… Дак поздно уже – залезли уже. (Помолчав.) Мать, говорю, тебя потеряла. Счас сюда с Нюркой прибежит. На озеро завернули, а ты вон где сидишь, рыдашь. Скажи, чего ревешь-то? Потеряла чего-нибудь? Обидел кто?

ЖЕНЯ. Теть Нюра опять брюхатая.

АЛЕКСАНДРА. Ды ты че?!

ЖЕНЯ. Да! Поди, к зиме кого-нибудь уже выродит.

АЛЕКСАНДРА. А-а! Надо же, заметила. А я, слепорыло, ниче не вижу.

ЖЕНЯ. Она их куда рожает-то, кока? Еще война вон… началась.

АЛЕКСАНДРА. Ты как заметила? Может, ошибаешься?

ЖЕНЯ. А че ж тогда все время у нас огурцы соленые просит?

АЛЕКСАНДРА. Господи, огурцы баба любит, вот и просит.

ЖЕНЯ. Знаешь, сколько она их за один раз съедает? Целую миску.

АЛЕКСАНДРА. Засол хороший.

ЖЕНЯ. Да? Ей тазик навали – тазик съест. Еще известку колупает.

АЛЕКСАНДРА. Зачем?

ЖЕНЯ. Колупает и сосет. Колькой беременна была, так делала, Сережкой – так делала, Капкой – тоже. Сколько раз мел у меня просила, я ей из школы таскала.

АЛЕКСАНДРА. Мел ела?

ЖЕНЯ. Да! И мел!

АЛЕКСАНДРА. Организм, видно, требует. Не хватает в нем, наверно, копонентов каких-то… Копанентов, да?

ЖЕНЯ. Компонентов.

АЛЕКСАНДРА. О! Компонентов. Вот и жует. Ну и пусть себе жует, ты-то че переживаешь? Мне, вон, Бог никак детей не дает… Сейчас бы сказали: «Александра, вот тебе целое ведро извески, садись и ешь. Ведро уговоришь – будет тебе ребятеночек. Я бы и бочку за такую-то радость ухнула, чесно слово.

ЖЕНЯ. И померла бы сразу.

АЛЕКСАНДРА. С такой радостью впереди никакая смерть не страшна.

Помолчали. Женя положила голову тетке на плечо.

ЖЕНЯ. Крестная…

АЛЕКСАНДРА. У?

ЖЕНЯ. Вот если бы ты родила, я бы с радостью и возилась бы, и нянчилась, и помогала бы тебе…

АЛЕКСАНДРА. Ну нету, нету. Ну как я его тебе? По-щучьему веленью, что ли? Не знаю… То ли я пустая, то ли муж мой шалапутный.

ЖЕНЯ. В Краснослудку с дядей Ваней съездите, или в область – в Молотов – в женскую больницу, узнайте. Там точно определят.

АЛЕКСАНДРА. Ты что! Боюсь! Вдруг скажут… Александра Алексеевна, скажут, недоделанная вы для женского счастья, бракованная, не ждите никого… Не надейтесь, в общем. Мне тогда в петлю сразу.

ЖЕНЯ. Почему?

АЛЕКСАНДРА. Ивану-то сказать придется. А он возьмет и подумает: это че ж, мне теперь до последнего, до самой смерти без детей, без сына жить? Мужику в перву очередь всегда сына иметь хочется. Вон, твои Витьку народили, дак Петр-то целую неделю все село миловал, обцеловывал – не знал, куда деваться от счастья такого.

ЖЕНЯ. Ага, перепились и чуть не утонули со сплавщиками.

АЛЕКСАНДРА. Дак от счастья же. Ну вот… Подумает Иван, затылок почешет, потом вот так за шкирку подымет меня, посадит перед собой и скажет: знаешь что, супруга моя пустобрюхая, люблю тебя, а все ж таки пойду сейчас к какой-нибудь лахудре сына себе клепать.

ЖЕНЯ. Вот ни в жизнь дядя Ваня ни к кому не пойдет!

АЛЕКСАНДРА. Пойде-о-от. Он когда яростный сделается, его ниче не остановит.

ЖЕНЯ. А ты?

АЛЕКСАНДРА. А че я? Пусть попробует. Коса у нас, как бритва, острая. Как махану литовкой-то… Сначала кобеля моего курносого, потом себя. Такая трагедь закрутится – лучше не начинать. Лучше сразу в петлю.

ЖЕНЯ. А если врачи на дядю Ваню покажут, если из-за него у вас детей нет?

АЛЕКСАНДРА. Маленько полегче, конечно. Я-то ему изменять не собираюсь. С другой стороны, ему, опять же, горе. Передо мной всю жизнь виноватиться ему потом? Зачем? Не хочу я так. А ну их к черту, Женечка, больницы эти. Может, судьба еще смилостивится, может, еще пошлет Бог кого. А мы у вас баню истопили, намоемся сегодня. Пойдем, а то накостыляет мать тебе. Видишь, минуты без тебя прожить не может. (Женя принесла из-под куста спеленутого ребенка.) Мамка-то сама к нам притопала. И Нюра с ней. Эй! Здесь!

Появились Софья и Анна.

СОФЬЯ. Женька, ты почему удрала-то? Или дел нет – тебя по селу рыскать? (Забирает ребенка.) Спит?

АЛЕКСАНДРА. Вы передохнуть девке дайте маленько.

СОФЬЯ. Прям, уработалась. (Рассматривая сына). Пауты нас не закусали? Нет, вроде.

ЖЕНЯ. Мама, можно я на озеро сбегаю?

СОФЬЯ. Чего там потеряла?

АЛЕКСАНДРА. Искупаться девка хочет, чего…

СОФЬЯ. Дома дел невпроворот, она купаться… Вечер же скоро.

ЖЕНЯ. Я быстро, только окунусь.

СОФЬЯ. И кур домой гони. Опять в овраг умотали. Разок искупаешься и гони их. Слышь?

ЖЕНЯ (убегая). Ладно!

СОФЬЯ. Ее одну слушаются. От меня, от бати разбегаются и все, а за ней, как дрессированные – бегут, аж с ног друг друга сшибают. Ну ты посмотри.

АЛЕКСАНДРА. Золотая девка. Жалей ее. Ей ребячаться-то осталось – всего ничего.

СОФЬЯ. А я жалею. Нюрке вон, старшей нашей скажи. Замотала ребятней своей. «Женя, покорми, Женя присмотри, Женя»… Батрачка она тебе, что ли?

АННА. Дак племянница.

СОФЬЯ. Ну, и воду теперь на ней возить?

АЛЕКСАНДРА. Нюр, а ты че, опять беременна?

СОФЬЯ. Нюрка!..

АННА (погладив себя по животу). Заметно, да?

Небольшая пауза.

СОФЬЯ. Ты куда их рожаешь-то?

АЛЕКСАНДРА. На засол. Война вовсю разыгрывается, они детей клепают.

СОФЬЯ. Вы че, с ума с Михаилом сошли?

АННА (махнув рукой). Говорят, через три недели кончится.

СОФЬЯ. Дак прошли уже три недели-то. Считать умеешь?

АННА (ворчит). Три… четыре… Через полгода, самое большое, кончится! Увидите.