Зато Змееглав был, очевидно, убежден, что ответ ему известен.

— Знаешь, Перепел, ты мне нравишься! — Он не спускал с Мо саламандрового взгляда. — Да, из тебя вышел бы отличный герольд, но роли распределены иначе, правда?

— Да, иначе, — ответил Мо. «Только ты даже не догадываешься, кто их распределил», — добавил он про себя.

Змееглав кивнул латникам.

— Пропустите его! — приказал он. — Его, девушку и всех, кого он пожелает взять с собой.

Солдаты расступились, хотя вид у них был недовольный.

— Пойдем, Мо! — Мегги сжала его руку.

Как она бледна! Совсем белая от страха и такая беззащитная! Мо посмотрел на латников, вспомнил обнесенный стенами двор, ждавший их снаружи, серебряных змей, свисающих со стен, бочки смолы над воротами. Вспомнил арбалеты дозорных на верху стены, копья стражников в воротах и того солдата, что столкнул Резу в грязь. Он молча нагнулся… и поднял меч, выпавший из рук Огненного Лиса.

— Мо! — Мегги выпустила его руку и уставилась на него глазами, полными ужаса. — Что ты делаешь?

Но он лишь молча притянул ее к себе, в то время как латники все как один обнажили оружие. Меч Огненного Лиса был тяжел, намного тяжелее того, которым Мо прогнал Каприкорна из своего дома.

— Гляди-ка! — сказал Змееглав. — Ты, Перепел, похоже, не веришь моему слову.

— Я ему верю! — ответил Мо, не выпуская меча. — Но здесь у каждого, кроме меня, есть оружие, поэтому я хочу оставить себе этот бесхозный меч. А тебе останется книга, и, если нам обоим повезет, больше мы никогда уже не увидимся.

Даже смех Змееглава был, казалось, сделан из серебра, из потускневшего серебра.

— Почему же? — воскликнул он. — Мне нравится с тобой играть, Перепел. Ты достойный противник. И поэтому я не нарушу своего слова. Пропустите его! — снова крикнул он латникам. — И передайте этот приказ страже у ворот. Змееглав отпускает Перепела, потому что ему больше нечего бояться, ибо он бессмертен.

Эти слова отдавались в ушах Мо, когда он взял Мегги за руку. Таддео все еще держал книгу, держал так опасливо, словно она его вот-вот укусит. Мо как будто до сих пор чувствовал у себя в пальцах бумагу, дерево переплетных крышек, нити, сшивающие листы. И тут он заметил взгляд Мегги. Она смотрела на меч у него в руке, как будто не узнавала Мо с этим оружием.

— Пойдем, — сказал он, увлекая ее за собой. — Твоя мать ждет нас!

— Да, иди, Перепел, и забирай свою дочь, свою жену и всех остальных! — крикнул им вслед Змееглав. — Иди, пока Мортола не напомнила мне, как глупо тебя отпускать!

Лишь два латника сопровождали их на долгом пути через крепость. Двор был почти пуст в этот ранний утренний час. С серого неба над Дворцом Ночи моросил мелкий дождик, скрывая начинающийся день, как вуаль. Немногие батраки, уже принявшиеся за работу, испуганно вздрагивали, увидев меч в руках Мо, и латники бесцеремонно прогоняли их с дороги.

Остальные узники уже ждали у ворот — жалкая кучка измученных людей под охраной дюжины солдат. Мо сперва не увидел среди них Резу, но вот одна фигурка отделилась от прочих и бросилась им навстречу. Никто ее не удерживал. Возможно, солдаты уже прослышали, что случилось с Огненным Лисом. Мо чувствовал на себе их взгляды, полные отвращения и страха. Еще бы — они видели перед собой человека, запершего смерть между белых страниц, и к тому же разбойника! Разве меч в его руках не доказывал это окончательно? Ему было все равно, что о нем думают. Пусть себе боятся! Сам он натерпелся страху на всю жизнь — за все те дни и ночи, когда думал, что лишился всего: жены, дочери, и что его ждет лишь одинокая смерть в этом созданном из слов мире.

Реза обнимала по очереди то его, то Мегги, едва не задушив их в объятиях. Когда она наконец выпустила Мо, его лицо было мокрым от ее слез.

— Пойдем, Реза, нужно поскорее выйти за ворота! — тихо сказал он ей. — Пока хозяин крепости не передумал! Всем нам есть что рассказать, но сейчас надо торопиться!

Остальные узники молча последовали за ними.

Не веря своим глазам, смотрели они, как открываются перед ними ворота, как распахиваются обитые железом створки, выпуская их на свободу. Многие спотыкались и падали, спеша скорее оказаться снаружи. Однако никто их не преследовал.

Стражники стояли неподвижно с мечами и копьями в руках и смотрели вслед узникам, неуверенно шагавшим прочь на негнущихся от долгого сидения в камере ногах. Лишь один латник вышел из ворот вместе с ними и молча указал на дорогу, по которой им нужно идти.

«Что, если в нас будут стрелять со стен?» — подумал Мо, увидев, что на круто спускавшейся вниз дороге нигде нет ни куста, ни дерева, за которыми можно было бы укрыться. Он казался себе мухой на стене — прихлопнуть ничего не стоит.

Но ничего не случалось. Они шли сквозь серое утро под проливным дождем, оставив за спиной крепость, опасную, как злое чудище… и ничего не случалось.

— Он сдержал свое слово, — все чаще доносился до Мо шепот его товарищей. — Змееглав сдержал слово!

Реза с тревогой спрашивала о его ране, и Мо тихим голосом отвечал ей, что все хорошо, а сам все ждал, что вот сейчас позади раздастся топот, топот солдатских сапог… Но все было тихо. Казалось, они уже целую вечность спускаются по голому склону, когда впереди наконец показались деревья. Тень, которую ветви отбрасывали на дорогу, была такой густой, словно сама ночь нашла здесь убежище.

71 ВСЕГО ЛИШЬ СОН

Как-то раз один юноша сказал: — Мне не нравится, что все мы должны умереть. Я хочу отправиться на поиски страны, где никогда не умирают.

Страна, где никогда не умирают. Итальянская народная сказка

Сажерук лежал среди деревьев, весь мокрый от дождя. Рядом с ним дрожал от холода Фарид. Его черные кудри прилипли ко лбу. Другим приходилось не лучше. Все они залегли у края дороги, укрывшись в густом кустарнике. Они ждали уже несколько часов, заняв свой пост еще до рассвета, и все это время лил дождь. Под деревьями было так темно, словно день и не начинался. И тихо. Так тихо, как будто не только лежащие в засаде затаили дыхание, но и вся природа вокруг них. Лишь дождь все струился по сучьям и листьям и падал, и падал вниз. Фарид утер рукавом мокрый нос. Кто-то неподалеку чихнул. «Идиот, зажми нос!» — подумал Сажерук и вздрогнул, заслышав шорох через дорогу. Но это всего лишь кролик выскочил из густых зарослей. Зверек присел на дороге, принюхиваясь, подрагивая ушами и вытаращив глаза. «Он, наверное, и вполовину так не боится, как я», — подумал Сажерук, и ему захотелось назад, к Роксане, в темную подземную галерею, где, конечно, пахло, как в могиле, но зато хоть было сухо.