— В декабре 1952 года я признался в шпионаже, а 12 февраля 1953 года в убийстве Жданова, — сообщил Виноградов. — Мне пришлось подписать признательные показания о том, что в июле 1952 года планировалось убийство Сталина, Берии и Маленкова. Так как медицинские методы признавались недостаточными, предполагалось нападение на правительственные автомашины, которое было предотвращено бдительными органами госбезопасности. В протокол также вписали будто бы мои слова, что М.Б. Коган вплоть до своей смерти от рака 26 ноября 1951 года спрашивал у меня сведения о состоянии здоровья и положении дел в семьях Сталина и других руководителей, которых он лечил. Помимо меня к агентуре английской разведки следствие приписало П.И. Егорова, Василенко, Бусалова и В.Ф. Зеленина, Берлина, Когана и Певзнера. Следователь говорил мне, что большинство «врачей-убийц» было связано с еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт», которая дала приказ к уничтожению руководящих кадров СССР.

Следователи вписали также будто бы мои показания о руководящей и направляющей роли разведывательной службы США и международных сионистских организаций в формировании «заговора кремлевских врачей». Именно от этих «заокеанских хозяев» я, главный терапевт Министерства Вооруженных Сил СССР (я был им до 1949 года), лечивший Ф.И. Толбухина, И.С. Конева, Л.А. Говорова, А.М. Василевского, Г.И. Левченко, Я.Н. Федоренко и других видных советских военачальников, получил якобы задание вывести из строя командный состав Советской армии.

— Давайте отвлечемся от ваших показаний и вернемся к истории болезни вождя, — сказал Берия. — Что вас смутило в смерти товарища Сталина 5 марта?

— Динамика состояния товарища Сталина говорила о том, что он поправляется. Об этом есть свидетельства дочери, сообщения о том, что вы, Лаврентий Павлович, будто бы увидел проблески сознания в глазах Сталина. Утром 5 марта у Сталина появилась кровавая рвота. Природа кровавой рвоты несколько озадачивает. На этом фоне произошло выраженное снижение артериального давления. Сталину становилось все хуже и хуже. Дыхание стало прерывистым. Сначала поверхностные и редкие вдохи Сталина постепенно учащались и углублялись и, достигнув максимума на шестой вдох, вновь ослаблялись и урежались, после чего наступала пауза. Затем цикл повторялся. В медицинской литературе такое дыхание называется дыханием Чейна — Стокса. Такое впечатление, что у Сталина был специально отравлен дыхательный центр. Если бы не это, то товарищ Сталин пошел бы на поправку.

18 апреля, 20 часов 12 минут. Москва, улица Качалова

Вечером Берия наконец-то вырвался в Большой. Он сидел в глубине правительственной ложи и внимательно и с большим наслаждением смотрел «Лебединое озеро». Блестяще танцевала Уланова. День же прошел в суете.

19 апреля, 7 часов 17 минут. Москва, улица Качалова

«Правда» сообщала, что в Большом давали «Пламя Парижа», в Малом — «Вассу Железнову», во МХАТе шли «Три сестры». Берия вспомнил киноактера Николая Черкасова, который 8 мая 1951 года (аналитический ум Лаврентия Павловича всегда точно запоминал даты) написал ему письмо с просьбой посодействовать утверждению его на роль Маяковского. Берия любил театр. В театральных и других гламурных кругах у Лаврентия Павловича была репутация человека, восстановившего «социалистическую законность» в самом конце 30-х годов. Прославленная советская киноактриса Людмила Целиковская была хорошо знакома с Берией… Именно поэтому, зная об увлечениях того театром и помня о бериевской репутации, Н. Черкасов обращался к Берии. Как будто Берия мог влиять на решения главных режиссеров театров. «Интересный человек, но слишком заражен романтикой, нужно разобраться, как помочь ему, — подумал Лаврентий Павлович. — Кто у нас занимается вопросами культуры? Маленков, Ворошилов, Суслов, Фадеев, наконец — министр кинематографии Большаков?» Все, что Берия смог сделать, — это переправить письмо в ЦК Маленкову с резолюцией: «В ЦК ВКП(б). Маленкову Г.М. Прошу Вас заинтересоваться. Л. Берия. 14.V.». Маленков же адресовал просьбу Черкасова в секретариат Суслову, на чем дело вновь заглохло. Только через некоторое время Берия узнал, что помочь Черкасову он так и не смог. Черкасов был не один. В свое время Берия распорядился выделить комнату техническому секретарю Большого театра Т. Рахматуллиной. Для этого ему пришлось семь раз звонить управляющему делами СМ СССР Михаилу Трофимовичу Помазневу. 20 августа 1951 года актриса Юлия Солнцева, жена известного режиссера Довженко, написала Берии: «Многоуважаемый Лаврентий Павлович! Обращаюсь к Вам с просьбой принять и выслушать меня. Я хочу с Вами говорить о Довженко. Создавшаяся ситуация вокруг этого человека, не дающая возможности работать, ухудшается с каждым днем. У него был второй инфаркт, и жить осталось, очевидно, считаное время. Сейчас Довженко находится на трассе Запорожье — Каховка. Работает над сценарием. Прошу простить меня за беспокойство. Хочу заверить Вас в крайней необходимости этого письма. Ю. Солнцева». Берия через своего помощника по Совету Министров Б. Людвигова переслал 27 августа 1951 года письмо жены Довженко Солнцевой заведующему отделом художественной литературы и искусства ЦК В.С. Кружкову и поручил Людвигову договориться о приеме Солнцевой в ЦК. Письмо Солнцевой было зарегистрировано в техническом секретариате Оргбюро ЦК 28 августа 1951 года, однако автора выслушали только в октябре. 24 октября 1951 года В.С. Кружков докладывал об этом Суслову, ссылаясь на договоренность «с секретариатом тов. Берия». Кружков также сообщал, что министр кинематографии Большаков «имеет в виду вызвать т. Довженко на беседу, проявить большое внимание к его творческой работе и постараться рассеять представления о какой-либо его дискриминации»…

Из Кореи пришло сообщение, что в конце марта массированные бомбардировки прекратились и началась разработка «завершающей» военной операции, получившей кодовое название «Удар кнутом». Операция началась в апреле 1953 года. Атаки следовали одна за другой, войска КНА сдерживали их из последних сил. Положение спас 100-тысячный корпус армии КНР, пришедший на помощь корейцам. Потери с обеих сторон исчислялись тысячами.

Затем он вернулся к «нашим баранам». В результате его расследования выявилась картина тотальной коррупции и непрофессионализма в верхах. Видимо, они пышно расцвели за те последние два года, когда Сталин увлекся научными изысканиями и перестал вмешиваться в оперативное управление страной. По сути, пустил страну на самотек. Он поднял дело Власика и записки следователя по поводу Поскрёбышева, дело Тимашук. Он смотрел дело Власика и снова никак не мог понять, за что же того арестовали.

Вечером Берия позвонил в Министерство контроля Кобулову и обсудил необходимость провести семикратное сокращение аппарата разведки МВД в ГДР. Берия понял, что огромное количество бездельников из бывшего МГБ, находящихся в ГДР, только мешают работать местным. Из-за засилья МГБ в ГДР МГБ ГДР было безынициативным. 1700 сотрудников органов из 2800, работавших в Берлине, были переведены в другие места, отозваны из Германии или отправлены в отставку. Берия приказал Фадейкину продумать новое штатное расписание берлинского аппарата. Остаться должны были лишь офицеры, владевшие немецким языком. Остальные — балласт. «Офицеры советской разведки в ГДР должны владеть немецким языком», — подчеркнул Берия. Следовало также быстро набрать новых опытных сотрудников. В МГБ ГДР не было аналитического отдела. Берия дал указание собрать компромат на Ульбрихта. Берия вновь поставил на повестку дня вопрос об объединении Германии.