Моя дорогая Мой!

Пожалуйста, прости меня за это письмо, но мне показалось, что оно будет лучше телефонного звонка. Думаю, ты знаешь, что я пока живу у Эмиля. Все мы, наверное, переживаем потрясение после того жуткого вечера в доме Питера. Но нам надо ждать и надеяться. Уверен, что скоро мы увидим его вновь. Моя личная жизнь с недавних пор коренным образом изменилась. Я расскажу тебе об этом подробнее потом, возможно, когда ты станешь постарше. А пишу я, чтобы сказать вот что: на мой взгляд, учитывая, как сейчас обстоят мои дела, я совершил большую ошибку, принеся бессмысленное горе нам обоим, когда разлучился с Анаксом. Мне ужасно не хватало его, и я не сомневаюсь, что он тоже ужасно скучал по мне. Я очень благодарен всем вам — ив особенности тебе — за то, что вы заботились о нем в течение периода моего добровольного, скажем так, уединения… или помрачения ума, или ухода в утопический мир… в общем, в любом случае, я выпадал из реальности! Полагаю, что сейчас я способен взять Анакса назад, и надеюсь, что ты не будешь против нашего воссоединения. Мне представляется, что, пока ты находилась в школе или просто надолго уходила из дома, он испытывал смешанные чувства как радости, так и огорчения! Мне хотелось бы прийти завтра, если можно, то есть в субботу (когда ты уже получишь это письмо), чтобы забрать его. Удобно ли, если я зайду часов в одиннадцать? Если неудобно, тогда позвони мне на квартиру Эмиля, телефон написан выше. Я очень благодарен тебе, дорогая Мой, а также всем вам! Я не смог бы доверить его (или, как я думал еще, подарить) никому другому. Поэтому, если ты не позвонишь мне, то я приеду к одиннадцати. Мне очень хочется повидать тебя и по другому поводу, нам надо о многом поговорить!

С сердечной любовью и симпатией,

ваш Беллами

P. S. Пожалуйста, приготовь его поводок и ошейник. И еще мне пришло в голову, что он, возможно, очень обрадуется, увидев меня, то есть будет лаять и прыгать. Не лучше будет устроить наше воссоединение в Птичнике? Я надеюсь, что он ничего не разобьет! По-моему, было бы лучше всего, если бы вы закрыли его в Птичнике, а потом тихо впустили меня, я буду молчать, пока не увижу его. Потом ты сможешь оставить нас вдвоем! Спасибо тебе, дорогая Мой.

Мой сунула письмо в карман. Вновь опустившись на колени, она отцепила поводок, оставив Анакса в ошейнике. Он опять принялся лизать ей щеки. Она мягко отстранилась, потом подошла к телефону и, позвонив мисс Фитцгерберт, попросила разрешения приехать не сегодня, а завтра утром. Сефтон вышла из своей комнаты и, увидев выражение лица Мой, спросила:

— Что случилось?

— Беллами хочет забрать Анакса, он приедет за ним около одиннадцати, — ответила Мой.

— Ох… Мой… — Сефтон все поняла и положила руку на плечо сестры.

Не глядя на нее, Мой коснулась ее пальцев.

Провожаемая огорченным взглядом Сефтон, Мой поднялась по лестнице на свой чердак. Анакс устремился за ней, игриво помахивая хвостом и путаясь у нее под ногами. Было всего начало десятого. Предстояло пережить два ужасных часа.

Мой провела эти два часа с Анаксом, сначала пытаясь нарисовать его (конечно, она рисовала его уже много раз), потом, усевшись рядом с ним на полу, обнимая и лаская его, заглядывая в его голубые глаза, способные выражать самую восторженную радость и любовь. Потом Мой полежала, вытянувшись на кровати, вместе с этой теплой и притихшей собакой, слушая, как бьются рядом их сердца. Когда приблизилось одиннадцать часов, она спустилась с Анаксом в Птичник и, положив поводок на полу рядом с ним, вышла и закрыла дверь. Сефтон ушла в библиотеку, Луиза отправилась по магазинам. Мой села на ступеньки перед входной дверью. Звонок раздался точно в назначенное время, и она открыла дверь. Беллами стоял на крыльце, залитый ярким светом морозного солнечного утра, его круглое лицо сияло, а светлые волосы трепал ветер. За спиной Беллами она увидела остановившийся на обочине большой автомобиль Эмиля и его самого за рулем. Эмиль махнул ей рукой, Мой ответила тем же. Беллами зашел в прихожую, и девушка закрыла дверь.

— Ох, спасибо тебе, спасибо, — прошептал он, неловко сжимая руку Мой.

Она приложила палец к губам и повела Беллами вверх по лестнице. Мой открыла дверь Птичника, Беллами вошел, она задержалась на пороге. Анакс лежал, свернувшись в клубок, на диване, прикрыв нос и глаза своим роскошным хвостом. Услышав стук двери, он поднял голову. Пес не залаял, а завизжал. Соскочив с дивана, он подбежал к Беллами и, прыгая, едва не сбил его с ног. Беллами сел на пол, потом лег, обняв скулящее и скребущее лапами животное. Мой оставила их вдвоем. Из своей верхней комнаты она еще долго слышала пронзительные, восторженные завывания. Потом открылась входная дверь, и хозяин с собакой вышли на улицу. Беллами что-то крикнул. Дверь закрылась, и все звуки затихли. Мой заплакала.

— Ты чуть-чуть разминулся с ней, — сказала Сефтон, открыв дверь Харви, — Она уехала в ту клинику.

— О, так Питеру уже лучше?

— Нет, то есть у нас нет никаких новостей. Мама просто подумала, что должна заехать туда.

— Держу пари, что ее не пустят к нему.

— Я ей сказала то же самое.

— Тогда она, наверное, скоро вернется.

— Она упомянула еще о каких-то планах, вроде бы хотела навестить кого-то, у нее бывают навязчивые идеи.

— У моей матери они тоже имеются, — усмехнулся Харви, — Я как раз только что отобедал с ней у Коры.

— Слушай, ты не возражаешь, если я закрою дверь? А то как-то холодно. Ты уж реши, чего ты хочешь: зайти или остаться на улице?

— Ах, ну да ладно, я зайду.

— Мне не хотелось навязывать тебе решение.

— Все в порядке, ты более чем тактична.

Харви вошел в дом, и Сефтон закрыла дверь.

— Мой тоже ушла, укатила в гости к своей учительнице по рисованию. Ты слышал, что Беллами забрал Анакса обратно? Он приехал вчера, они увезли его в машине Эмиля. Мой жутко расстроилась. А как поживает твоя матушка?

— Нормально. Слава богу, что она теперь у Коры.

Харви действительно испытал облегчение, узнав, что его безумная матушка перебралась в дом чудаковатой и экстравагантной, но довольно здравомыслящей Коры. Однако его удовлетворение резко убавилось, когда перед самым уходом Джоан шепнула ему:

— Мне здесь не нравится. Я не собираюсь задерживаться. Это предел.

Что означало: «Это предел»? Может, она имела в виду: «Это ужасно»? Скорее всего, учитывая импульсивность его матери, это вовсе ничего не значило, даже и намерения уехать.

— Я как раз собиралась соорудить что-нибудь на обед, — произнесла Сефтон.

— Обед? Но уже четвертый час.

— Правда? А мне казалось, еще рано. Хочешь составить мне компанию?

— Я же сказал, что обедал у Коры!

— Ну, тогда, может, выпьешь чаю? В любом случае, пойдем на кухню, там теплее. Видно, на улице резко похолодало, наверное, опять пойдет снег.