…А в порту петляли мраморные улочки, и для хорошего замужества надо было каждую весну подносить монетку статуе Морской Девы – красивой и голой, с ожерельем из ракушек – настоящих! – на тонкой мраморной шее. У Девы приоткрыт был рот, девчонки тайком друг от друга совали туда монеты из самых мелких… Говорят, рабочие из портовых чужаков потом вытаскивали монеты специальной петлей, но девочки верили, что Дева принимает их подношения, и жених будет что надо…

– Ты замужем?

– Нет! Морская Дева, почему я все тебе рассказываю… Я ненавижу тебя, я хочу, чтобы ты сдох, проклятый гекса…

– Твой жених…

– Он был на флагмане вторым помощником… Ты убил его, ты убийца! Зачем я рассказываю тебе, зачем… Ты околдовал меня? Ты маг?

– Нет. Я просто тебя люблю.

– Врешь!

– Я люблю Мирте – и тебя.

Он не врал. В эту ночь она была его прибежищем, единственным существом, способным защитить от подступающего кошмара. Он больше говорил с ней, чем ласкал, и золотой отблеск ее волос лежал на его бледном, белом лице.

– Морская Дева… Я начинаю видеть в тебе человека, – прошептала она под утро.

– Что в этом ужасного?

– Это… невозможно. Невозможно верить, что ты человек. Это рушит… мир. Все.

– Мир непрочен. Жизнь непрочна. Просто поверь, что я тебя люблю.

Она горько засмеялась – и вдруг впервые ответила на его ласки.

Тяжесть на его душе ослабела.

Ее волосы темным золотом заливали постель. Ее кожа была бронзовой, матовой, влажной от лихорадочного пота. С первыми лучами солнца она заснула – растерзанная и наконец-то умиротворенная, спокойная, почти счастливая. В ее снах Мирте цвел, и зажигались огни над розовыми и белыми мостами.

– Медный король, Медный король. Возьми, что мне дорого! Подай, что мне нужно!

Он так и не узнал, как ее зовут.

* * *

С этой новой жертвой он испытал короткое блаженство. Он был силен и велик, как никогда, он был мудр – но до Последнего Знания все равно осталось полшага. Здесь, рядом, руку протяни. Тень путника, шагающего на запад.

Он лежал один в разворошенной постели. Он видел длинные волоски, золотым шитьем поблескивающие на подушке. Он снова принес в жертву человека; навалился ужас, который испытывал, наверное, музыкант Гэйл, когда грыз свои руки.

– Император, – прошептал Развияр. – Богиня Воф… Кто-нибудь. Помогите мне!

Ответа не было.

Наступало утро. Развияр встал, оделся, еще не зная, куда собирается идти; так вышло, что через несколько минут он вошел в комнату Подарка. Мальчик спал, раскинувшись на перине, а у его постели сидела, будто дожидаясь чего-то, Яска.

– Стой там, Развияр, – ее голос был низким, как ворчание потревоженного дракона. – Стой там и не подходи.

– Яска?

– Я убью тебя, если ты сделаешь хоть шаг.

Заворочался, просыпаясь, ребенок. Яска не взглянула на него.

– Я знаю, зачем ты пришел. Я все про тебя знаю, Развияр, и уже давно. Мой сын не достанется Медному королю. Я и так ждала слишком долго… Мы уйдем сегодня. Ты не сможешь нас остановить.

– Ты слишком привыкла к своему могуществу, – медленно сказал Развияр. – И веришь в собственную неуязвимость.

На самом деле он пришел, чтобы, как тогда на корабле, обнять ребенка и ненадолго вернуть себе душевный покой. Он был уверен, что пришел за этим, но Яска – великий маг – знала больше, и Развияр осознал вдруг, что она права.

Бирюзовый перстень на пальце у Яски вспыхнул – и залил комнату дрожащим нервным светом:

– Уходи. Или умрешь прямо сейчас.

Проснулся Подарок. Подскочил на кровати:

– Мама! Что ты делаешь?!

Яска едва успела схватить его за воротник ночной рубашки:

– Лукс! Сюда!

Открылась дверь в глубине комнаты. Ворвался Лукс; Развияр поразился, как давно его не видел. Лукс постарел, короткая борода его кое-где поседела, широкие плечи сгорбились. Шерсть топорщилась, потеряв блеск. На спине, вытертой седлом, беспомощно розовела кожа.

Лукс замер между Яской и Развияром. Посмотрел на жену и на сына. Перевел взгляд на всадника и повелителя.

– Лукс, идем с нами, – пророкотала Яска. – Он продал себя и свою жизнь Медному королю. Он сам – Медный король. Он не жертвует – он забирает себе! Он не остановится.

– Мама! Это же…

– Он пришел, чтобы пожертвовать тобой, Дар.

– Нет! – Подарок рванулся так, что затрещало полотно. – Развияр…

– Лукс! – взревела Яска, оттаскивая назад, будто перышко, упирающегося маленького зверуина. – Ты с нами?!

– Яска, – проговорил Лукс почти беззвучно. – Он мой всадник.

– Он принесет тебя на алтарь!

– Он мой всадник.

– Идиот!

– Я нагор. А он мой всадник. Уводи ребенка… Я останусь.

Яска обернулась к нему, оскаленная, страшная в своем гневе. Лукс встретил ее взгляд угрюмым, но очень твердым взглядом.

– Что ты мне говорил?! – вскрикнула женщина. – Что ты мне обещал?

– Он мой всадник.

– Я твоя жена!

– По его воле. Он мой всадник.

– Погодите, – сказал Развияр и вернулся к двери. – Не надо душераздирающих сцен… Я ухожу.

– Далеко ли? – Яска вскинула подбородок.

– На Золотую гору, – Развияр был стеклянно-спокоен, его будущее лежало перед ним, как залитая лунным светом равнина. – Совершить паломничество. Лукс, идем со мной. Яска, можешь забрать мальчика на «Крыламу» хоть сейчас. Только оставь мне «Пузана».

Яскины ноздри привычно раздулись, будто желая втянуть в себя весь воздух в комнате.

– Ты за этим сюда пришел, – сказала она неожиданно спокойно. – С самого начала ты это собирался сделать, да?

– Да, – сказал Развияр.

– Жег их корабли? Я жгла – для тебя?

– Да.

– Смешал их всех с грязью, изнасиловал, унизил?

– Да.

– Проклятый гекса!

– Да. Лукс, идем.

– Нет! – Яска теперь почти визжала. – Лукс, муж мой… Отец моего сына… Пойдем с нами! Пожалуйста, пойдем!

Лукс долго смотрел на нее с Подарком. Развияр ждал.

– Он мой всадник.

В Яскиных глазах мелькнула тень – как будто упал топор.

* * *

Золотая гора возвышалась вдали от моря, позади Мирте. Большой уступ нависал над пропастью, и низкие кусты были увешаны крохотными бубенчиками. По традиции Мирте, на Золотую гору приходили молодожены, и оставить здесь бубенчик считалось добрым знаком.