Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр увел свою маленькую семью прочь от Дженкина и пересек уже размеченное турнирное поле.
Старые знаки, звуки и запахи неожиданно проявились теперь.
— Что там насчет твоего слова? — спросила Манди.
— О, ничего. Я знаю его еще с турниров в Англии. Он не самый приятный для общения, но нет никого лучше его в работе. Я пригласил его провести зимние месяцы в Эбермоне.
— Тогда почему ты хмуришься?
— Ничего подобного. Просто солнце светит в глаза.
Она бросила на него взгляд, в котором сквозило недоверие.
Александр даже не собирался разубеждать ее. Он знал по опыту, что изменение направления разговора было далеко не самой мудрой, но зачастую действенной уловкой.
— Для чего это? — Он показал на полотно золотой ткани в корзинке.
— Нам понадобится знамя, которое будет реять над отрядом из Эбермона, сражающимся на стороне Маршалла, — сказала она. — Если я начну шить сейчас, оно будет готово к началу турнира.
Это заслуживало поцелуя. И слушая, как она говорит так практично о будущем, он преисполнился веры в то, что преодолеет все, о чем предупреждал Дженкин.
Флориан втиснулся между родителями, требуя внимания, требуя, чтобы Александр подошел и посмотрел на человека, который может глотать меч.
Александр потрепал тугие завитки волос на голове сына.
— Ладно, пойдем, непоседа, — сказал он с улыбкой и, отгоняя беспокойство, решил наслаждаться днем.
Удо ле Буше наслаждался этим днем тоже. Новости о большом турнире распространялись подобно пожару, и как турнирный рыцарь он был востребован, что давало ему возможность назначать свою цену.
Уильям Маршалл возглавлял один отряд. Его соперником был Уильям Солсбери, незаконнорожденный сводный брат самого короля, и оба они были лучшими друзьями. Турнир был только демонстрацией, развлечением для королевы и шансом для сражающихся немного выплеснуть энергию в ратных подвигах. Мысль об этом забавляла ле Буше, который не умел играть мягко. Наносить удары и быть проклинаемым… Он рассчитывал получить утром как можно больше выкупов. И еще лучше — пустить кровь своим жертвам…
— Так чью сторону выбрать? — спросил он у рыжеволосой молодой женщины, растянувшейся обнаженной рядом с ним после удовлетворения желания. Она стоила дорого, но цена окупалась ее умением и ее внешностью. И он не жалел денег на нее. — Пемброук или Солсбери?
— Кинь монетку, — промурлыкала она, водя пальцем по волосам на его груди. — Но разве Пемброук не имеет репутацию величайшего турнирного рыцаря на всем свете?
— В его молодости — возможно. А сейчас он миновал свое пятидесятилетие.
— Кто заплатит тебе больше? — Она переместилась вдоль его тела, расположив свои шелковистые бедра над его пахом.
Ле Буше потянулся к выпуклостям ее груди. Запах розового масла проникал в его ноздри. Ее губы и соски были подкрашены косметикой.
Женщина ласкалась, встряхивая стрижеными волосами.
— Еще не знаю.
Ее голос был наполнен желанием, и его мужское естество наливалось новой энергией. Он поднял ее бедра, усадил и вошел в нее. Она прерывисто дышала и крутилась вокруг его бедер, ее мышцы скользили вверх и вниз по его бедрам, как пальцы музыканта по костяной флейте. Его челюсти сжались, и он начал прерывисто дышать.
Второе соитие, горячее и более страстное, чем первое, оставило его почти без сил, и он погрузился в полубессознательную дрему, сладко окутавшую его тело, и его сердце стучало в груди.
Он слышал плеск воды и хохот женщин из купальни неподалеку, стоны другого рыцаря в комнате позади. Звуки медленно разносились и начали волнами вплетаться в ткань его возбужденного сна.
…Вода превратилась в залитый солнцем берег реки, и он ехал вдоль кромки воды на жеребце и увидел молодую пару, сидящую в тени под ивой. У девушки были копна бронзово-каштановых волос и сверкающие серые глаза. Ее собеседник был гибкий и темноволосый, и когда он повернулся, глаза Удо остановились на золотом кресте, блеснувшем в вырезе его распахнутой туники. Ни шрама на лице, подтянутый и стройный, Александр де Монруа вызвал у него приступ горькой и злой зависти.
Удо вытащил меч и, наклонясь в седле, ткнул острием, только оружие, сверкнув под солнечными лучами, пронеслось мимо над пурпурным камнем на кресте.
А юноша уставился на него с презрением, и Удо был не в состоянии не только опередить, парировать, но и заметить, как де Монруа вытащил меч и приставил к самому горлу. Он почувствовал его давление на коже, и его глаза открылись.
Женщина держала золотой с аметистом крест в ладони. В другой руке у нее были крошечные ножницы, из тех, которые женщины хранят в своих поясных мешочках, и она только что разрезала кожаный шнур, на котором висело украшение.
— Воровка, сука! — заорал он и, схватив ее за волосы, протащил через кровать. Ее голова ударилась о стену. Она вскрикнула и попыталась вырваться от него, кровь потекла на один глаз из разбитой брови.
— Я оставлю тебе отметину на всю жизнь, — рявкнул он, встревоженный сном не меньше, чем угрозой потери драгоценности.
Доспехи были разбросаны по комнате; он выбрался из постели и вытянул длинный кинжал из ножен на поясе.
Она кричала все громче и громче, закрывая лицо руками.
— Он же такой красивый! — рыдала она сквозь пальцы. — Я не хотела тебя обидеть!
— Лживая тварь!
Он ухватился за янтарные волосы и запрокинул ей голову.
— Такой красивый, что ты захотела иметь это для себя! — Он провел кинжалом косо по ее щеке.
Шаги послышались на лестнице, демонстративно поспешные, будто кто-то собирался прийти на помощь.
Ле Буше крепко связал женщину и, приказав ей молчать, поднял кинжал и приблизился к двери.
Задвижка замка загремела.
— Ле Буше, открывай. — У меня есть к тебе дело, и я не буду ждать целый день, даже если тебе так хочется.
Этот голос, угрожающий и непреклонный, ле Буше узнал сразу.
— А ну тебя в зад! — огрызнулся Удо, но попытался понять цель посещения; его темные глаза прищурились, пока он прикидывал варианты. Что, во имя Христовых десяти пальцев, хочет Томас Стаффорд от него настолько, что разыскал его даже в Пемброуке? После Пемброука, когда они не поделили желанный трофей, Стаффорд искал в гневе козла отпущения, но ле Буше отказался им быть.
Стаффорд снова потряс замок.
— У меня есть работа для тебя. Открывай, пока я не раздумал с тобой говорить.
Женщина захныкала. Накрутив ее золотистые волосы покрепче на свой кулак, он одним взмахом кинжала неглубоко рассек ее скулу и пинком отбросил ее от себя. Затем, все еще голый, за исключением креста на шее и кинжала в руке, он поднял засов и рывком открыл дверь.