в России и по возрасту принадлежал к старшему поколе­нию, но его в основном следует причислить к писателям зарубежным. Он, бесспорно, один из крупнейших русских писателей эмигрантской формации. Перу Алданова при­надлежит около 20 томов. В России он успел выпустить только одну книгу о Толстом и Ромене Роллане и философ­скую брошюру «Армагедон». В эмиграции уже в 35-лет­нем возрасте он обнаружил исключительное дарование исторического романиста. Вслед за «Св. Елена, малень­кий остров» появились его романы «Девятое Термидора», «Чертов мост», «Заговор», «Ключ», «Бегство», «Десятая Симфония», «Пещера», «Начало Конца», «Пуншевая вод­ка», «Могила воина», «Истоки», «Живи как хочешь», «По­весть о смерти», «Бред» и «Самоубийство». Романы Ал­данова охватывают громадную эпоху, — от французской революции 1789 года до наших дней. Каждый роман в отдельности представляет собой самостоятельное, закон­ченное произведение, все они пронизаны общими идеями, связывая далекое прошлое с настоящим.

Характерно, что Алданов выше всех писателей в мире ставивший Толстого и учившийся у него искусству исто­рического романа, очень осторожно обходит в своих про­изведениях эпоху «Войны и Мира», — хотя наполеонов­ского периода ему приходилось касаться в своих книгах. Романы Алданова замечательны не только своим истори­ко-философским содержанием и занимательностью, но и необыкновенной точностью в изложении событий. Алданов был наиболее «европейским» из русских писателей в эмиг­рации и наиболее в их среде образованным. Достаточно сказать, что он окончил физико-математический и юриди­ческий факультеты в Киевском университете, Школу со­циальных наук в Париже и, одновременно с романами, пи­сал и научные труды по химии, высоко расценивавшиеся специалистами. Почти все романы Алданова переведены на иностранные языки (некоторые — на 24 языка).

Алданов обладал обширнейшими знаниями, приобре­тенными в процессе 35-летнего непрерывного и кропотли­вого труда в исторических архивах и библиотеках. По прие­мам своей работы он был очень близок к французскому историку и писателю Ленотру, автору «Старых домов, ста­рых бумаг». Писательский диапазон Алданова был огром­ный: он сочетал в себе качества историка, философа, пси­холога и художника. Романы его являются, по существу, громадной галереей исторических портретов: в них про­ходят Робеспьер и Наполеон, Сперанский и Суворов, Микеланджело и Бетховен, Достоевский и Желябов, Витте и Ленин...

Эта способность к историческому портрету особенно сказалась в книгах, которые многими считаются исклю­чительно ценными в творчестве Алданова: он оставил не­сколько томов замечательных очерков «Земли-люди», «Портреты», «Современники». В этих книгах Алданов про­являет также свое высокое мастерство эссеиста, — он на­писал удивительные психологические и исторические этю­ды таких разных по типу людей, как Пилсудский, Кайо, генерал Пишегрю, Ганди, Де Валера, Черчилль, Клеман­со, Сталин, Гитлер. О трилогии Алданова из современ­ной нам эпохи — «Ключ», «Бегство», «Пещера» — мнения критиков различны. В «Начале конца» показана Европа на­кануне второй мировой войны; в «Живи как хочешь» Алданов дал картину послевоенную, и эти романы внутренне между собой связаны, окрашенные усиливавшимся с го­дами в творчестве Алданова, — чувством обреченности и пессимизма. В романах позднейшего времени события исто­рические являются только фоном, своего рода декорацией, перед которой движутся живые и знакомые нам люди. Как правило, женские типы удавались писателю меньше муж­чин, — его Муся Кременецкая, Надя «Начала Конца» и также Надя в «Живи как хочешь» — холодноваты и не­убедительны. Умные, философствующие старики в рома­нах Алданова куда интереснее его «фатальных» женщин; изображение человеческих страстей мало поддается раци­оналистической натуре писателя.

Может быть, поэтому настоящего Алданова надо ис­кать в его философской книге «Ульмская ночь», которую он считал самой своей значительной и удавшейся, — в мо­менты откровенности со свойственным ему пессимизмом Алданов говорил друзьям, что, вероятно, от него останет­ся только одна эта книга. Посвященная «философии слу­чая» «Ульмская ночь» является как бы послесловием к историческим романам Алданова: случай объясняет все, что происходит в мире — он нарушает все расчеты, планы и законы. Алданов все прочел и все знал, все запомнил, а то, что запомнить не было возможности, тщательно заносил своим бисерным почерком в одну из записных книжек. По­сле смерти писателя по его завещанию все эти записи, результат гигантского труда, были уничтожены, — Алда­нов не хотел, чтобы чужие люди рылись в его «писатель­ской лаборатории».

Он был не только интересным, но и самым любимым эмигрантским писателем. Выход каждой новой его книги был большим литературным событием. Когда М. А. Ал­данова начнут издавать и читать в России, — его «откры­тие» будет подлинным праздником для русского читателя и по ту сторону занавеса.

* * *

Число русско-еврейских прозаиков в эмиграции не ве­лико. К той же возрастной группе, что Алданов, принад­лежал и М. О. Цетлин (Амари) — незаурядный писатель и поэт. Его перу принадлежат книги «Декабристы», «Пя­теро и другие», посвященный «могучей кучке» и современ­никам Мусоргского и Чайковского, сборник стихов «Кровь на снегу». Редко какое-либо литературное начинание в Париже в двадцатых годах начиналось без непосредствен­ного участия М. О. Цетлина и его жены, общественной деятельницы М. С. Цетлиной. Парижский их дом на Рю де Пасси был литературным и артистическим салоном, где у этих меценатов, можно было встретить Фундаминского-Бунакова и Бориса Савинкова, Бунина и Куприна, Алдано­ва, Зайцева, Бальмонта, молодых поэтов, художников и композиторов.

Андрей Левинсон, сотрудничавший одновременно и в русской, и во французской печати, выпустил несколько ценных книг о балете и среди французов считался в об­ласти искусства авторитетом. Специалистом в области театра и балета был Анатолий Шайкевич, а в области му­зыки Б. Ф. Шлецер. В С. Л. Полякове-Литовцеве ода­ренный журналист уживался с беллетристом. Он написал роман на еврейский исторический сюжет «Саббатай Цеви» (Мессия без народа) и совместно с П. П. Потемкиным пьесу «Дон Жуан, супруг смерти». В литературных кру­гах не было секретом его тесное сотрудничество с Ф. И. Шаляпиным по книге «Маска и душа».

Над численно небольшой группой эмигрантских фи­лософов возвышается Лев Шестов (Шварцман), автор многочисленных литературных и философских исследова­ний о Достоевском, Ницше и Толстом, — последнего он лично знал. Шестовым изданы заграницей книги «Власть ключей», «На весах Иова» («Странствование по душам»), «Афины и Иерусалим», труд на французском языке о Кьеркегоре. Шестов был хорошо известен на Западе. Во Франции, в частности, он оказал большое влияние на мно­гих современных философов, на направление, приобретшее популярность под именем экзистенциализма.

Список русско-еврейских беллетристов «молодого» по­коления совсем уж не велик. Чисто эмигрантским писа­телем был Юрий Фельзен (Н. Б. Фрейденштейн) погиб­ший от руки наци во время оккупации, при попытке пе­рехода франко-швейцарской границы. Перу его принад­лежали романы «Обман», «Счастье» и «Письма о Лермон­тове», — книги, написанные под влиянием Пруста и, в зна­чительной степени, имевшие характер литературного экс­перимента.

Сложным в литературном отношении явилось и твор­чество В. Яновского, автора нескольких романов, печатав­шихся в «толстых»