трех десяти­летий стоял во главе Союза Промышленников в мандатной Палестине и независимом Израиле. Меир Дизенгоф, Авраам Криници — строители городов, Менахем Усышкин (1861­1943) — глава Нац. Фонда, «собиратель земли», агрономы, как Вильканский и др. — представляют совершенно иной тип русского еврея сравнительно с романтической моло­дежью, воспринявшей в массе под влиянием русской рево­люции социалистическую идеологию и стремившейся осу­ществить модель образцового общества в стране Израиля.. Это были трезвейшие практики, люди уже немолодые, при­бывшие в Палестину во всеоружии опыта, но глубоко пре­данные идее построения еврейской Палестины.

И рядом с ними — стояли люди наук и искусств, плоть от плоти и кость от кости русского еврейства, плодотвор­ные усилия которых определили черты нового «Ишува» и показали дорогу будущего.

Ахад-Гаам, философ «духовного сионизма» (умер в Тель-Авиве в 1927 году), историки И. Клаузнер, Б. Динур (Динабург), И. Кауфман — прибыли в Израиль из России. Поэты Бялик, Черниховский, Шнеур и Каган — в старшем поколении и ныне здравствующие А. Шлионский и Леа Гольдберг — были не просто выходцами из России, а сохра­нили интимную близость и глубокую связь с русско-еврей­ской действительностью, в которой воспитались. Не случай­но первые три президента государства Израиль — X. Вейц­ман, И. Бен-Цви, Ш. 3. Шазар — выехавшие из России давно, еще до первой мировой войны, — сохранили на всю жизнь черты и традиции свободолюбивой и гуманной рус­ской интеллигенции, читали и говорили по-русски, живо интересовались проблемами России и русского еврейства, к которому принадлежали по рождению и воспитанию. После большевицкой революции прервался тот контакт с еврей­ством России, который мог бы оказаться плодотворным для обеих сторон.

Чтобы оценить участие российских евреев в развитии науки в Израиле, достаточно взять в руки последний (1963 года) ежегодник Иерусалимского Университета, централь­ного высшего учебного заведения страны (более 12.000 сту­дентов в семестре 66-7 г.). Указатель преподавательского персонала содержит 546 имен профессоров, доцентов и лек­торов. Из них 60 ученых родились в России (для сравнения — 55 уроженцев Израиля, остальные — со всех концов ев­рейской диаспоры, но главным образом из Центральной Европы, Польши и за последние годы — Англии и Соед. Штатов).

Откуда же пришли эти русские евреи в израильскую науку? От Феодосии, давшей биохимика и ботаника до Хар­бина, где родился ориенталист Тадмор (в 1923 г.), пред­ставлены десятки городов и местечек б. Российской Им­перии.

Дореволюционная Рига дала ряд профессоров, оттуда происходит виднейший профессор международного права и политических наук В. Акции. В Петрограде родилась Гина Ортер, психолог. В Пскове родился специалист еврейского средневековья X. Байнарт. В Воложине — историк Бен-Сассон. В Хороле, на Украине, родил­ся в 1884 году профессор современной еврейской исто­рии, заслуженный профессор Бенцион Динур (Динабург) и математик Дворецкий. В Пинске — Давид Эрлик (род. в 1909 г., лектор клинической хирургии) и Яир Мундлак (род. в 1927 г., сельскохозяйственный экономист). В Барано­вичах родился в 1890 году проф. Садовский (гинеколог и акушер), — в Каменец-Подольске в 1900 г. М. Штекелис, преисторик и археолог, а в Озоркове в 1891 году проф. Рай­херт, патолог растений. Професс. И. Валь, другой специа­лист по патологии растений, — российский еврей, родился в Херсоне. Профессор зоологии А. Шулов указывает место своего рождения «Зиновьевск» (Елисаветград), а почвовед проф. Ш. Равикович — Бобруйск.

Список далеко не исчерпан, и фамилии ученых, приве­денные выше, составляют лишь часть того вклада, который внесло еврейство России в развитие израильской науки. По­требовалась бы целая монография, чтобы охватить русско-еврейское участие в ней за последние десятилетия. Ясно отражена в их жизненном пути та судьба русского еврей­ства, которая заставляла наиболее способных — до рево­люции уезжать в поисках научного знания и карьеры загра­ницу, а после революции — закрыла им доступ заграницу вовсе, что было второй и едва ли не худшей крайностью.

В этих условиях вклад русских евреев в израильскую науку надо признать исключительно высоким и ценным. Не их вина, если в общей массе научных работников Израиля их удельный вес с годами сокращается. Когда будет вос­становлен естественный нормальный контакт миллионов ев­реев Советского Союза с Израилем, — надо надеяться, что русское еврейство снова выйдет на первое место во всех местах культурного строительства в Израиле и восстановит свою роль основного творческого фактора в развитии ев­рейской страны.

АНДРЕЙ СЕДЫХ (Як. Цвибак). РУССКИЕ ЕВРЕИ В ЭМИГРАНТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

В великом исходе из России в годы революции и граж­данской войны участвовало, естественно, и множество рус­ских евреев. Бегство на Запад началось вскоре после ок­тябрьского переворота, усиливаясь по мере того, как вол­ны гражданской войны разливались по Украине. Из столиц, старались бежать на территорию новообразованных госу­дарств — Эстонии, Латвии, Литвы, где со старых времен! было значительное оседлое еврейское население, или в Фин­ляндию. Из Киева и Харькова пробирались в Польшу. В последней стадии гражданской войны многочисленным представителям русско-еврейской интеллигенции удалось выбраться заграницу через Одессу и Крым, еще до нача­ла эвакуации Добровольческой армии. И даже в первые годы существования советской власти и во время НЭПА были еще некоторые возможности выезда из СССР загра­ницу. Евреи пользовались всеми легальными способами, а там, где их не было, — переходили границу нелегаль­но, рискуя жизнью и свободой.

Берлинский этап

В эмигрантской волне, направившейся в Германию, были представлены все классы и все профессии. На улицах Берлина, ставшего в начале 20-х годов своего рода эмиг­рантской столицей, оказались представители крупной про­мышленности и торговли, вчерашние банкиры и ремеслен­ники. Широко была представлена еврейская интеллигенция: адвокаты, книгоиздатели, общественные и политиче­ские деятели, ученые, писатели и журналисты. В настоя­щем обзоре мы займемся евреями-литераторами, которые оказались на первых порах в исключительно тяжелом по­ложении. Как можно было применить свои знания и про­фессиональный опыт в чужой стране, обычно без знания языка и новых условий?

Очень быстро, однако, оказалось, что даже при са­мых неблагоприятных условиях писатели и журналисты могли найти применение для своих талантов. В русской эмиграции еще бушевали политические страсти, была по­требность разобраться в происшедшем. Стали возникать газеты, журналы, книгоиздательства. В начале двадцатых годов в Берлине возникли первые эмигрантские газеты и крупные русские книгоиздательства, утолявшие эмигрант­ский голод по свободному слову. Успеху издательств не мало содействовала послевоенная инфляция в Германии. Вследствие инфляции русскому эмигранту вообще было легче устроиться в Берлине, чем в каком-либо другом ев­ропейском центре.

Исключительную роль играл в эти годы в Берлине И. В. Гессен, который вступил в контакт с мощным немец­ким издательством Ульштейна ив 1921 году основал га­зету «Руль». Газета, выходившая под редакцией Гессена, А. И. Каминки и В.