Она все еще была встревожена его миссионерскими манерами.

Ничуть не обескураженный таким приемом, Холмс вытащил из кармана маленький черный блокнот, заглянул в него и улыбнулся:

— Именно так. Миссис Филлипс. Мы позаботились о мисс Кловер, насколько это было в наших силах. Она происходила из достойной семьи, живущей в Кенте, и ее родственники были весьма опечалены ее образом жизни и обстоятельствами смерти.

— Я не знала, — ошеломленно пробормотала миссис Филлипс.

— Можете поверить, что так оно и есть. Ее родные озабочены тем, чтобы люди, помогавшие ей в последнее время, — вот вы, например, — не понесли никаких убытков из-за долговых обязательств мисс Кловер.

Как только разговор зашел о деньгах, женщина напряглась и ощетинилась, словно дикий зверь, обороняющий свое логово. Однако через мгновение ее лицо приняло более приветливое выражение, а голос смягчился.

— Это что-то вроде страховки, да? Общество взаимного страхования?

Холмс якобы сверился со своим блокнотом, хотя я успел заметить, что там были лишь пустые страницы.

— Можно назвать и так. Скажите, мисс Кловер скончалась двадцатого октября именно в этом доме?

— Да, конечно же, в этом доме. — В ее голосе отчетливо слышался страх лишиться компенсации, которую ей, очевидно, собирались предложить. — Она умерла пристойно. В комнате, которую она сняла за несколько недель до этого. В конце октября. Если точнее, двадцать первого числа, рано утром. Белая горячка и остановка сердца. Накануне она выпила целую бутылку бренди, если не больше. Около трех часов ночи ей стало дурно, а чуть позже восьми она умерла. И если бы вы хорошо знали ее, то удивились бы, что этого не случилось раньше!

— В самом деле!

— Все это время рядом с ней находился врач. Судя по выговору, иностранец. Довольно приятный молодой джентльмен. Можете поговорить с ним. Он составил отчет для доктора Маккарти, и тот подписал свидетельство о смерти. Скажите, а много ли денег мне полагается? Понимаете, она снимала две комнаты в мансарде и не заплатила за пять недель, не говоря уже о том, что уведомление о смерти пришло не сразу.

— Я, разумеется, сообщу об этом, — заверил ее Холмс, энергично водя карандашом по пустой странице блокнота.

— И еще уборка комнаты! Очень грязной комнаты! А рвота! Я хочу сказать, что ее часто рвало. Набиралось полное ведро! А эти деньги, их выплатят наличными? Если нет, то их нужно будет перечислить на имя Эммы Вулвз, а не Филлипс.

Холмс повторил имя и записал в блокноте «Эмме Вулвз, а не Филлипс».

— Вы сказали «за пять недель»?

— Около того, не считая того времени, когда я ждала уведомления о смерти, разумеется. Ведь без него комнату нельзя было сдать другому жильцу.

— Скажем, за шесть недель, так? Не вижу причины, чтобы не выдать вам деньги наличными прямо сегодня. Возможно, у нее были еще какие-то обязательства, о которых могли знать ее друзья. У нее ведь были знакомые или подруги, которые заботились о ней?

Эмма Вулвз, или Филлипс, скривила лицо, затем покачала головой:

— Разве что одна. Она живет в этом же доме. Можете поговорить с ней, если угодно. Она перебралась в мансарду после того, как Мэтти Кловер умерла.

— Если вы не возражаете, — учтиво произнес Холмс.

Мы поднялись вслед за хозяйкой по лестнице, пахнущей сырой штукатуркой и прогнившими коврами, и подошли к двери чердачного помещения с низким потолком. Эмма Вулвз постучала в нее и дернула ручку, не дожидаясь ответа.

— Пришли два джентльмена из миссии. Они хотят оплатить все долги бедняжки Мэтти. Полагаю, вам должно быть что-то известно.

Послышался ответный шепот квартирантки. Хозяйка шагнула в сторону, широко распахнула дверь, чтобы мы могли пройти, и сказала:

— Приступайте.

— Люси Роуз, — представилась девушка, поднимаясь с топчана.

Она напоминала увядшую голубку прерафаэлитов — чистое гладкое лицо, волосы заплетены в косы, усталый безразличный взгляд, словно наше присутствие не имело для нее никакого значения. На правой щеке видны следы ушиба. Вид у комнаты был весьма узнаваемый: потертый ковер, умывальник с кувшином и тазиком, крохотное окно с давно не крашенной, потрескавшейся рамой.

«Преподобный Уильям Холмс» бережно пожал руку девушки:

— Люси Роуз? Вы были подругой бедной Мэтти Кловер?

— Мы дружили, — настороженно ответила она, высвобождая руку. — Но все же не очень близко.

— Хорошо, — мягко улыбнулся ей Холмс. — Уверяю, что мы пришли с самыми добрыми намерениями. Мы располагаем некоторой суммой, которую семья покойной хотела бы передать ее друзьям.

Он отсчитал три соверена и протянул их девушке. Она приняла деньги без каких-либо слов благодарности. Холмс огляделся:

— Давно вы здесь живете?

— Три года, — сказала Люси, пожимая плечами. — Я всего лишь бедная швея, разве не видно?

— Понятно. И сколько же вам лет, дитя мое? — спросил «миссионер».

— Двадцать.

Он кивнул, показывая, что поверил ее словам. И, словно бы ему только что пришла в голову хорошая идея, добавил:

— А когда ваш день рождения?

— Мой день рождения? Зачем вам это знать?

Холмс снисходительно улыбнулся, прощая ее недогадливость:

— Вы были добры к Мэтти. Полагаю, что ее мать захочет отблагодарить вас. В следующем году, Люси, у вас будет особенный день рождения — двадцать один год[71]. Было бы замечательно, если бы матушка вашей покойной подруги смогла послать вам подарок. Если, конечно, вам будет удобно его принять.

— Мне будет удобно, — ответила девушка, недоверчиво глядя на него. — Я просто не понимаю, с чего ей делать мне подарки.

— Оттого что она добрая христианка, — объяснил Холмс.

Люси снова пожала плечами:

— Ладно. Четвертого апреля, если это кому-нибудь интересно.

— Расскажите, — попросил Холмс с легким беспокойством в голосе, — что произошло той ночью, когда умерла Мэтти? Вы были с ней?

Я боялся, что девушка не захочет вспоминать об этом, но Холмс задал вопрос с большим тактом, якобы лишь для того, чтобы передать ее слова родным покойной.

— Она пришла домой не одна, — безразличным тоном заговорила Люси Роуз. — Мэтти часто приводила сюда мужчин. Я видела того человека в коридоре. И миссис Филлипс видела, и ее сестра тоже. Но они закрывают глаза на такие вещи.

— Как он выглядел?

— Он стоял спиной к свету, но я его все-таки разглядела. Это был крепко сложенный джентльмен с темными усами и загорелым лицом, как у землекопа, в пальто и котелке. Они зашли в комнату, а потом он спустился вниз и сходил за пивом. Я легла спать, но услышала, как они распрощались приблизительно через час. Мэтти открыла дверь и сказала: «Доброй ночи». Он ответил: «Доброй ночи, моя дорогая». И все.