прокладку, Длинный может промолчать, а может и начать россказни про девиц, которых прет чуть ли не каждый вечер на заднем сиденье своего «форда». Добавит, что сил у него на всех не хватает. Как по мне, это чистой воды брехня. Такие хвастуны как Длинный — либо девственники, либо педики, рассказывающие сказки про сексуальный опыт только для отвода глаз. Такие хвастуны либо одной рукой дрочат и в ладошку другой кончают, либо долбятся в жопы… Это лишь мои догадки…

Потом может подключиться Степан, если весь обеденный перерыв не будет залипать в телефоне в приложении для знакомств. Степан химик, недавно закончил университет. На свалке проходил практику и вскоре получил предложение о работе. Везунчик! Но Степан так не думает. Его устраивает зарплата, но она «белая», а у него два сына, которым половина отходит как алименты.

«В твои-то годы, — обязательно влезет, выпуская дым и кашляя как ковидный, Игорь, он же Каток, водитель катка, в этом году отметивший пятидесятилетний юбилей, — у многих просто нет супруги, не говоря уж о бывшей. Взгляни хотя бы на Длинного… Порой кажется, что он ЛГБТешник». Эта шутка не нова, не я один так думаю про Длинного, но над ней все равно посмеиваются.

Если повезет, то еще один сказочник не придет в мой сарайчик, а будет сидеть на улице и, как сейчас модно говорить, чилить кверху пузом на столе из барабана для кабеля. Я про Шарика. Не про собаку. Шарик — Ленька Шаров, еще один бульдозерщик и, что очень символично, с огромным, просто гигантским, пузом. Он вечно жалуется, что ему не хватает денег, чтобы прокормить жирную корову, которая только и требует от него еды, денег и секса, а сама даже не думает хоть как-то поучаствовать в экономической жизни семьи. Если повезет, Шарик так и просидит на улице и не будет заливать нам очередную балладу о новой высокооплачиваемой работе, которую он нашел «где-то там, через знакомых, по блату». Все, кто давно знаком с Ленькой, привыкли к его работам для миллионеров, но только не Степан. Степан смотрит ему в рот и даже не представляет, что Шарик с самого первого рабочего дня только и делает, что хочет сменить работу и всем говорит, что завтра уволится и ноги его больше не будет в этой дыре. Вечно говорит, что за годик-другой на новой работе подкопит деньжат и уедет на юг. Он даже присмотрел себе домик в каком-то городишке в километре от моря. А Степан все это впитывает. Мы же все это впитали еще несколько лет назад.

Интересно ли тебе будет все это выслушивать? Наверное, нет. Опять же повторюсь: разговоры могут быть разными, но в конечном итоге так или иначе придут к вышенаписанному. Минимальные отклонения от прямой.

ПРЕЕМЛЕМО

Тебе, может быть, и преемлемо, да только меня самого не будет устраивать моя писанина. Конечно, я могу делиться с тобой новыми находками — а они каждый день не перестают меня удивлять, — но я не буду удовлетворен. В сравнении с тем, чем делился с тобой Илья, моя писанина вряд ли потянет на низкосортную литературу для отбросов общества.

НЕ ЗАМОРАЧИВАЙСЯ

ПИШИ

Хорошо. Но… Коли уж мы упомянули Илью… Профессор, ты знаешь, что я прочитал тебя немыслимое количество раз, и знаешь, что изо дня в день меня гложет один и тот же вопрос… и по ночам. Знаешь, можешь не отвечать. Скажи только одно: сможешь ли ты поделиться со мной тем, что произошло с Ильей и его друзьями после того, как они вышли из ВПОЦ? Сам-то он, похоже, не хотел об этом вспоминать, а уж писать — тем более. Я не хочу влезать в ваши с ним отношения, но то, что произошло с ним в тот промежуток времени, не дает мне покоя. Где сейчас его друзья? Где он сам?

ГДЕ СЕЙЧАС ИЛЬЯ

Я И САМ НЕ ЗНАЮ

Ты — и не знаешь?

ДА

Ты хочешь его найти?

ОН УШЕЛ ДАЛЕКО

ТЕПЕРЬ ДО НЕГО НЕ ДОБРАТЬСЯ

Так, получается, все, что он писал… что писали люди до меня — правда?

НУ А КАК ЖЕ?

Вот же на…

Так ты расскажешь? Я буду очень признателен.

РАССКАЖУ

ИЛЬИ ЖЕ РЯДОМ НЕТ

Отлично!

ТОЛЬКО ЕСЛИ ТЫ

КОЕ-ЧТО ДЛЯ МЕНЯ СДЕЛАЕШЬ

Сделаю все, что меня не убьет.

РАСПИШИСЬ КРОВЬЮ

Так пойдет?

КОНЕЧНО

ПРОФЕССОР

1

— Мне нужно готовиться, сдавать экзамены и готовиться к следующим, а не разъезжать за этими мелкими придурками, — сказал Игорь, расстегивая ремень и снимая драные джинсы.

— Ты знаешь, что об этом можно не беспокоиться. — Валентина Рудольфовна лежала на столе кабинета директора школы с раздвинутыми ногами и смотрела то на Игоря, то на его портрет на стене, не обращая внимания на пристальный, целеустремленный и полный уверенности в себе взгляд президента с соседнего портрета. — Единственная твоя задача — довести меня до оргазма, а о ГЭКе можешь не переживать, там все мною куплены, причем давно. Я, мать его, директор лучшей школы города или насрано?

— ГЭК? — Игорь приближался с набухшим членом к ее кудряшке.

— Государственная экзаменационная комиссия. — Она закатила глаза. — Ты вообще можешь не заморачиваться. Как, по-твоему, ты уже сдал Русский?

— Как и все остальные. — Игорь пожал плечами и вошел в нее.

Стоны, крики, шлепки тел, трясущийся стол и как следствие: разлитая бутылка шампанского, два битых бокала и сперма на обвисших ляжках, лобке, рубашке и подбородке директорши.

Игорь натянул белые трусы с желтыми пятнами, джинсы, затянул ремень — оторванный от тостера кабель питания с застежкой — прямым узлом, единственным, который он знал — и подумал, что от тяжелой артиллерии нужно переходить к легкой и не такой старой. Он уже давно мечтал овладеть своими одноклассницами или кем помладше, ведь секс со своей сводной сестрой ему обломился.

В этот раз Валентина не сказала ему, насколько же он был хорош. А он был хорош, и легкая боль промеж ягодиц была тому подтверждением. Она промолчала только из-за его фонтана спермы, угодившего в том числе и на ее любимую рубашку, в которой еще должна была состояться встреча с организатором выпускного вечера в «Тру Стори».

— Остальные, Игорь, не трахаются с директорами школ, — пояснила она. — Остальные, по-твоему, знают варианты ответов на заранее известный, попавшийся «случайно» билет?

— Да. — Он подал ей влажные салфетки из ее сумочки. — Разве не в этом заключается суть экзамена? Я же