Общение с майором было как глоток свежего воздуха и источник информации. Я узнал, что нацисты планируют присоединение Крыма к территории рейха в статусе восстановленного государства готов по примеру немецкой Польши. В этом случае Симферополь переименовывался в Готенбург, а Севастополь – в Теодериксхафен.

От Вернера я узнал ситуацию на фронте. Крым был наш, но сил для штурма крепости не хватало, а подкрепления увязли на Дону. Десанты русских в Евпатории и Феодосии, на которые надеялись осажденные, были давно уничтожены или оттеснены за Карпачский перешеек. Правда, в районе Керчи русские сосредоточили крупные силы, угрожающие нашим войскам в Крыму. Сейчас фронт стабилизировался.

Была уже середина марта, когда в очередном посещении Вернер обнадеживающе сообщил.

– Запрос в часть подтвердился, осталась небольшая формальность. за мной должны приехать из третьей группы, и если мою личность идентифицируют, я буду полностью свободен и смогу приступить к обязанностям офицера – врача или летчика, в зависимости от моего желания и аттестации.

Прошло еще несколько дней, но мое положение не менялось. Через дежурного офицера я попросил связаться с майором Вернеров, но мне ответили, что Гер майор находится в командировке.

Наконец, в конце марта, за мной приехали сразу двое. лейтенанты Пихлер и Стефанинк.

– Своих не сдаем! – начал Карл. – нам сказали, что тебя тут Абвер пытает как красного шпиона.

Сослуживцы объяснили причину своей задержки. Меня просто некому было опознавать. Командир эскадрильи обер-лейтенант Вольф-Дитрих Хю на днях был ранен и сам попал в госпиталь, а командир эскадры Курт Уббен, забрав с собой две эскадрильи, перелетел на кратковременный отдых в Германию. Мне еще повезло, что в Сарабузе осталась моя эскадрилья.

– И все это время вы находились в двадцати километрах от меня и не прилетели на выручку – поддержал я юмор.

– Извини приятель, мы боялись попасть под подозрение и стать соучастниками – громко смеясь, парировал Иоганн. Теперь мы готовы реабилитироваться и отметить твое возвращение в кабаке с вином и девочками, правда, боюсь, глядя на твой внешний вид, нас не пустят ни в одно приличное заведение.

Меня отпустили, и в тот же день на штабной машине мы отправились в часть.

Всю короткую дорогу, а эскадрилья базировалась всего в двадцати километрах на север от Симферополя, я наслаждался вновь обретенным обществом боевых товарищей – молодых и беззаботных. Мы много шутили, они – по поводу моего пребывания у красных, я – просто так, потому что все получилось, и я вновь обрел свободу и статус.

После моей пропажи группа продолжала вести боевые действия в Крыму в составе 4-го авиакорпуса. Летали и на восток и над Севастополем. Зимой, из-за отсутствия летной погоды и слабой активности авиации русских, воздушных боев почти не было, делали вылеты на штурмовку, в марте погода немного улучшилась и сразу пошли победы и потери. Сейчас всех вывели на месячный отдых, оставив только одну эскадрилью, как раз мою, временно оказавшуюся без командира.

Если отмыться я смог еще в госпитале, то стать прилично одетым человеком – только в части. Наконец, облачившись в летную куртку с лейтенантскими погонами, петлицами и пилотской нашивкой, бриджи, сапоги с узким голенищем и пилотку, я стал похож на немецкого офицера. Обмундирование выдали все новое, включая удлиненные кожаные перчатки, ремень, жесткую кобуру и Парабеллум. Приятели, чья форма несколько поизносилась за русскую компанию, завидовали белой завистью.

– Попадите к большевикам в плен и сами удостоитесь такой чести – отвечал я, смеясь. Но смех мой состоял не только из радости. Все это время я был обеспокоен судьбой любимой женщины, пытаясь скрывать свои чувства.

Наконец, к середине апреля, меня допустили к полетам, закрепив потрепанный «Фридрих», и я начал восстанавливать навыки. Самолет был старый, не чета потерянному под Ишунью, но выбирать не приходилось.

В апреле эскадрилья, оставшаяся в Сарабузе, активных действий не вела. Русские блокировали проход на Керченский полуостров и удерживали Севастополь, но в центральную часть Крыма не совались. Мы могли отдыхать, наслаждаясь ранним цветением, и ловя простыней окуня в Салгире, из других развлечений – посещали Симферополь или по-новому – Готенбург – пыльный провинциальный городок в центре Крыма. Мирная жизнь в городе, полгода как захваченном у русских, постепенно восстанавливалась, работал театр, несколько ресторанов. Местные жители – в основном женщины, дети и мужчины непризывного возраста относились к нам с опаской. Их основным занятием стало обслуживание оккупационных властей. Горемыки, кто не получал работу, были заняты добычей пропитания, часто обменивая свой скарб, семейные ценности и домашнюю утварь на продукты. Теперь я немного понимал по-русски, и мне было интересно слушать, что говорят жители между собой. Иногда, приметив вдалеке женщину, я всматривался, не увижу ли очертания знакомой фигуры. В такие моменты секундного помутнения сердце начинало больно биться в груди, но потом я брал себя в руки, понимая, что среди этих русских фрау, непременно укутанных в платки и несущих свои пожитки в холщевых мешках, не может быть моей Анны.

Потеплело, погода стала полностью летной. 1 мая нам зачитали поздравление фюрера с «Днем национального труда», после чего сообщили о скором начале операции по выкуриванию русских из Крыма. Нам также сообщили, что участвовать в начальной фазе «Охоты на дроф» мы не будем, а вылетим на соединение с остальной частью третьей группы возвращающейся в Россию. В Крым стянуты свежие силы авиации.

5 мая, до отбытия из Крыма, мне все же удалось слетать на «свободную охоту» над Керченским полуостровом для защиты наших позиций, разворачивающихся перед наступлением. Прошло больше месяца с моего возвращения и многие неприятные моменты недавней прошлой жизни забыты. Я не могу забыть только Анну. Признаться, я расстроен, что нас выводят из Крыма, я надеялся участвовать в штурме Севастополя, но пока нет ни единого шанса остаться в Сарабузе.

Поднялись двумя звеньями в 9 утра. В воздухе стояла дымка, предвещавшая дождь, собирается кучевая облачность.

Только теперь, в третьем боевом вылете, находясь несколько лет в авиации, я понял все удовольствие от полета, когда послушный тебе самолет – чудо инженерной мысли, готов выполнить любой задуманный маневр. Легкая вибрация, стрелки приборов, пропасть внизу и бескрайний, в прямом смысле этого слова, океан воздуха.

Патрулируем над нашими передовыми позициями. Когда стало казаться, что противник не поднимет самолеты, из-за линии фронта вышла группа истребителей, идущих на высоте два километра вдоль береговой линии. Мы пошли на встречу, заняв превышение. Я успел рассмотреть смешанный состав неприятеля, состоящий из звена ЛаГГов и И-16. Моей задачей было прикрытие своего нового ведущего Гюнтера Ханнака, и пока лидеры пар расправлялись с русскими истребителями в активную фазу боя, я, как и остальные ведомые, не вмешивался, оставаясь наверху. С земли поступил сигнал о приближении бомбардировщиков. Сориентировавшись по наводке в сектор, где были замечены русские, я действительно заметил несколько низколетящих целей – это были одномоторные одноместные самолеты, с бронированными кабинами, прозванные «бетонными бомбардировщиками».