— Разведчики Минванаби принесли весть об опасных беспорядках на реке. С севера явилась банда речных пиратов; вблизи от границы нашего поместья разграблены и сожжены две барки.

Ропот наполнил зал, затем он утих, и наследник Минванаби добавил:

— Властитель Джингу слышал требование Имперского Стратега, чтобы празднование его дня рождения не было омрачено кровопролитием. Во избежание подобной беды отец распорядился поднять цепь, расположенную ниже по течению от молитвенных ворот, и перекрыть таким образом выход из озера. Любое судно, которое попытается проникнуть к нам со стороны реки, будет уничтожено, как только окажется на виду! Если же кто-либо из гостей пожелает отбыть с празднества, не дожидаясь его окончания, то необходимо заблаговременно предупредить нас об этом, и воины караула получат приказ пропустить их.

Десио завершил речь почтительным поклоном и выразительной улыбкой, предназначенной исключительно для властительницы Акомы.

Потом его сменили на подмостках акробаты, и праздник покатился своим чередом.

Маре удалось сдержать негодование, которое вызвало у нее последнее изобретение Минванаби. Он не только сумел повернуть все таким образом, что любая попытка покинуть его поместье окажется равносильной публичному признанию в трусости, но и обзавелся превосходным оправданием на тот случай, если его гостя случайно прирежут на реке неведомые злодеи; сам же он останется совершенно чист. Без ведома Минванаби нельзя было даже послать гонца в поместье Акомы.

Мара взглянула на Папевайо, и его глаза сказали ей, что он все понял: даже Кейока невозможно ни о чем предупредить. Сейчас ставки в игре стали гораздо выше, чем мог предвидеть любой из ее советников. Если она погибнет, то, скорей всего, нападение на Айяки произойдет раньше, чем весть о ее кончине достигнет пределов Акомы.

Старый друг властителя Седзу, Патаки из Сиды, проходил мимо ее стола и вежливо поклонился. Тихим голосом, который могли услышать только Мара и Накойя, он сказал:

— Ты поступишь благоразумно, если отошлешь своего телохранителя отдохнуть.

— Это мудрый совет, господин. — Она улыбнулась, стараясь скрыть усталость. — Но я уже предлагала ему именно это, а Папевайо говорит, что ему не хочется спать.

Престарелый властитель кивнул, сознавая, как и все они, что преданность воина не будет лишней.

— Будь начеку, дочь Седзу, — сказал Патаки. — Альмеко не питает к Джингу дружеских чувств и с удовольствием полюбовался бы крахом честолюбивых замыслов Минванаби. Но сейчас ему нужна поддержка этого семейства на полях сражений в варварском мире. Поэтому Альмеко не лишит Джингу своей милости, если тот сумеет убить тебя, не опозорив свой род. — Властитель Сиды бросил мимолетный взгляд на помост, где обедали почетные гости, и задумчиво добавил:

— Ну а уж если Джингу будет уличен в нарушении клятвенного обязательства оберегать безопасность гостей, Альмеко с еще большим наслаждением посетит церемонию ритуального самоубийства властителя Минванаби. — Патаки улыбнулся, словно они обменивались шутками. — Многие из присутствующих здесь причастны к тому, что приключилось с Акомой, госпожа. Но никто не будет действовать против тебя, кроме Минванаби. По крайней мере, ты знаешь своего врага.

С внезапной сердечностью Мара отозвалась:

— По-моему, властитель Патаки, я знаю также и одного друга.

Старик рассмеялся, словно оценил остроумный каламбур:

— Сида и Акома прекрасно ладили друг с другом на протяжении многих поколений. — Он взглянул на отведенный ему стол, за которым сидели два его внука. — Время от времени твой отец и я даже поговаривали о возможном союзе.

— С этими словами он пытливо всмотрелся ей в лицо. — Хотелось бы надеяться, что в один прекрасный день мы с тобой сможем побеседовать о таких делах. Но сейчас я должен возвратиться к своей семье. Да хранят тебя боги, госпожа.

— И да хранят они Сиду, — пожелала в ответ Мара. Накойя наклонилась поближе к хозяйке и прошептала:

— Во всяком случае, один человек здесь нашелся, подобный твоему отцу.

Мара кивнула:

— И даже от него не придется ждать поддержки, когда Джингу примется за дело.

До той поры, пока не нарушены формы приличий, полагалось следовать непреложному правилу: если слабый умирает на глазах у всех, наблюдатели не должны вмешиваться или протестовать. Минванаби нанесет удар. Единственный вопрос — когда.

* * *

Сумерки за открытыми окнами скрадывали береговую линию, и при свете вечерней зари озеро мерцало, словно лист серебряной чеканки. Одна за другой зажигались звезды. Тем временем рабы с факелами и кувшинами с маслом совершали свой привычный обход, зажигая лампы. Вскоре должно было совсем стемнеть; с наступлением ночи опасность возрастала. Мара проследовала в пиршественную залу вместе с прочими гостями, стараясь выглядеть так же, как они, — веселой и оживленной. Если бы ей было позволено мечтать, она сейчас мечтала бы об одном — о роли воина, чтобы сражаться в доспехах и с мечом, пока смерть не отыщет ее или ее врагов… но идти через возбужденную толпу, видеть сияющие улыбки, слышать беспечный смех, и все это время нести в сердце, не показывая виду, неизбывный давящий страх — это значило бессильно дожидаться, пока достоинство не обратится в маску, под которой скрывается безумие.

Лучшие повара Империи готовили ужин для этого вечера, но Мара не чувствовала вкуса еды, которую брала с роскошных подносов, украшенных ободками из редкого металла. Она соглашалась отведать то одно, то другое, чтобы успокоить Накойю; но в голове назойливо билась одна мысль — что Папевайо сейчас борется с одолевающим его сном. Всю прошлую ночь напролет он бессменно стоял на страже у ее дверей, и хотя боги наделили его телесной силой, острым умом и волей, не приходилось надеяться, что он сможет так же бодрствовать и еще одну ночь. При первой же возможности Мара извинилась перед любезными хозяевами и попросила разрешения удалиться на покой.

Черные тени, отбрасываемые глубокими капюшонами, не позволяли понять выражение лиц Всемогущих, но их глаза следили за Марой, когда она встала из-за стола. Сидевший справа от них Альмеко широко улыбнулся, толкнув локтем под ребро властителя Минванаби. И многие глаза с презрением следили, как властительница Акомы помогала своей престарелой первой советнице подняться на ноги.

— Желаю тебе приятных сновидений, — пробормотал Десио, наследник Минванаби, когда маленькая группа направилась к выходу в коридор.

Мара была слишком утомлена, чтобы отвечать. Но мгновением позже ей пришлось пережить еще один удар по самолюбию: властитель Экамчи, не уступив ей дорогу, протиснулся в дверной проем перед ней. Папевайо заметил, как окаменели плечи госпожи. Одна лишь мысль, что этот надутый истукан может нанести ей новое оскорбление, привела воина в ярость. И, прежде чем Мара успела сказать хоть слово, прежде чем кто-либо из гостей обратил внимание на небольшую заминку в дверях, Папевайо схватил властителя Экамчи за плечи и вытолкнул в коридор, в сторону от дверного проема.