Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эйла, моя прекрасная Эйла, – пробормотал Ранек. – О Великая Мать! Я не могу поверить, что ты здесь, со мной, такая очаровательная. На сей раз все будет замечательно, Эйла, я уверен в этом.
* * *
Сжав челюсти, Джондалар неподвижно лежал в своей постели и судорожно стискивал кулаки, с трудом удерживаясь от желания вскочить и поколотить темнокожего резчика. «Как Эйла могла так поступить со мной? – думал он. – Ведь она посмотрела прямо на меня, а потом отвернулась и пошла вслед за Ранеком». Каждый раз, закрывая глаза, он видел, как она поворачивается и смотрит на него, а потом уходит в сторону соседнего очага.
«Она предпочла другого мужчину! Но это ее право, – повторял он себе снова и снова. – Она говорила, что любит меня, но откуда она могла знать, что такое любовь? Конечно, я ей нравился, и, может быть, она даже любила меня, пока мы жили одни в ее долине и пока она не узнала, что существуют и другие… Я был просто первым человеком, которого она встретила в своей жизни. Но сейчас она познакомилась с другими мужчинами и, возможно, по-настоящему полюбит одного из них…» Джондалар пытался убедить себя, что ничего страшного не произошло. Она имеет полное право выбрать себе другого мужчину, однако мысль о том, что она проводит ночь с другим, постоянно терзала его.
Прожив несколько лет в изгнании в пещере Даланара, Джондалар вырос и вернулся в родную пещеру высоким, сильным и на редкость красивым мужчиной, который мог претендовать на любовь любой женщины. Достаточно было одного взгляда его неотразимых сияющих глаз, чтобы пробудить в любой женщине ответное желание. В сущности, сами женщины усиленно предлагали ему себя. Они преследовали его, жаждали его любви и надеялись, что он разделит с ними дары Радости. И зачастую он оправдывал их надежды, но ни одна из этих женщин не могла заглушить воспоминания о его первой любви, не могла помочь ему избавиться от сознания собственной вины, терзавшего его душу. И вот он наконец нашел в этом огромном мире ту единственную и неповторимую женщину… Так почему же сейчас его любимая лежит в постели другого мужчины?
Одна мысль о том, что ее выбор пал на другого, причиняла ему страдание, но, услышав ее томные вздохи, явно свидетельствующие, что она делит дары Радости с Ранеком, Джондалар издал приглушенный стон и, с силой ударив кулаком по лежанке, скорчился, как от дикой мучительной боли. Ему показалось, что в животе у него полыхают раскаленные угли, жуткая тяжесть сдавила его грудь, а горло обожгло такой болью, что он едва мог дышать, словно весь дом вдруг наполнился едким удушливым дымом. Изо всех сил зажмурив глаза, Джондалар старался подавить горькие слезы, но они все-таки прорвались наружу.
Наконец в очаге Лисицы наступила тишина, и Джондалар смог немного расслабиться. Но через некоторое время все началось сначала, и он понял, что не выдержит этого мучительного испытания. Вскочив с лежанки, он немного помедлил, а затем решительно вышел в пристройку. Уинни мгновенно навострила уши и повернула голову в его сторону, но он, промчавшись мимо, выбежал наружу.
Сильный ветер отбросил Джондалара к стене дома. Ночь была неожиданно холодной, и он, задыхаясь, ловил ртом морозный воздух, осознав вдруг весь ужас своего положения. Его блуждающий взгляд скользнул по замерзшей реке и поднялся к разорванным дорожкам облаков, проплывающих по телу бледной луны. Он отошел от жилища на несколько шагов. Ножи ледяного ветра мгновенно прорвались под рубаху и, казалось, даже под кожу и мускулы, пробирая до самых костей. Поеживаясь, он двинулся обратно в пристройку и медленно, словно ноги отказывались его слушаться, прошел мимо лошадей ко входу в очаг Мамонта. Войдя внутрь, он помедлил, напряженно прислушиваясь, и поначалу ничего не услышал. Но затем из очага Лисицы опять донеслись звуки сдавленного дыхания, страстных стонов и удовлетворенного сопения. Он с тоской взглянул на свою лежанку и вновь повернулся к пристройке, не зная, как поступить.
Уинни, пофыркивая, вскинула голову, и Удалец, лежавший на подстилке, тоже приподнял голову и тихо, приветливо заржал. Джондалар подошел к животным, расстелил меховые покрывала на земле возле Удальца и хорошенько укутался в них. В пристройке было не так холодно, как снаружи. Сюда не проникал ледяной ветер. Из очага Мамонта просачивалось немного тепла, да и лошади согревали помещение своим дыханием, которое, кроме того, заглушало другие, так раздражавшие Джондалара звуки. Но даже в этой спокойной обстановке он не спал почти всю ночь, вспоминая томные вздохи и стоны и вновь и вновь мысленно представляя себе все возможные и невозможные картины любовной страсти.
* * *
Эйла проснулась с первыми лучами света, проникшими в жилище сквозь щели вокруг крышки дымохода. Потянувшись, она повернулась к Джондалару и была несколько смущена, обнаружив рядом с собой Ранека. Прежде чем пришло понимание случившегося, она почувствовала сильную головную боль, напомнившую ей о праздничной ночи и количестве выпитой Талутовой бузы. Эйла тихо соскользнула с лежанки, взяла свою одежду, так аккуратно сложенную Ранеком, и поспешно вернулась к себе. Но Джондалара там тоже не было. Ее взгляд пробежал по другим лежанкам очага Мамонта. Заметив на одной из них Диги и Торнека, она подумала, что они, наверное, случайно заснули здесь, разделив дары Радости. Затем Эйла припомнила, что Уимеза пригласили в очаг Зубра, Трони вчера неважно себя чувствовала. Может быть, Диги и Торнек просто сочли, что здесь им удастся лучше выспаться. В конце концов, это не так важно, но ее беспокоило, куда пропал Джондалар.
Восстановив в памяти события вчерашнего праздника, она поняла, что не видела его примерно с середины вечера. Кто-то сказал, что он лег спать, но тогда где же он сейчас? Ее мысль вновь вернулась к Диги и Торнеку, и она подумала, что, возможно, он тоже спит в