знает, что они там раскопают. Если доберутся туда живыми, разумеется. А если «рыжие» и «серые» продолжат игру, польется кровь. Как в Варасте и Сагранне.

Куда ни кинь, везде клин, или это он не видит выхода, а Лионель найдет? От поездки в Урготеллу беды не будет. Нужно попробовать, хотя бы ради Дика и других мальчишек, которых швыряют в огонь собственные семьи. Если Раканы, Эпинэ и Окделлы пойдут на мировую, хогбердам с кавендишами конец. И войнам конец, по крайней мере внутренним, а с Гайифой и Дриксен Ворон справится.

– Ро, что с тобой? – мать, и когда только вошла, попыталась улыбнуться, но к исхудавшему лицу намертво прилипла тревога.

– Я поеду в Ургот, Жозина, – твердо сказал Робер, – и попробую договориться. Эмиль был моим другом, а с Алвой мы… встречались. Он не так уж и страшен.

– Слава Создателю, – она по-детски шмыгнула носом. – Прости… Я все время плачу… Раньше этого не было.

Раньше они скрывали от Жозины все, что могло ее расстроить, потом стена в одночасье рухнула, и она осталась одна на восьми ветрах. Вдова и мать мертвых сыновей… Мэллит тоже одна, Жозина бы ее не обидела.

– Идем завтракать, – Робер учтиво предложил матери руку и раздвинул губы в улыбке: – Я постараюсь никого не убить. Даже Амалию.

– Я ее боюсь, – призналась маркиза Эр-При. – Ты не представляешь, как она хочет заполучить Эпинэ. Для Жюстена.

– Пустое, – Робер как мог беззаботно отмахнулся. – Я поеду не к границе, а в Сэ. Пускай ищут.

– Правильно, – мать сжала его пальцы. – Арлетта что-нибудь придумает. Она тоже говорит, что герцог Алва не сделает нам дурного.

– Госпожа Амалия просили передать, – молоденькая служанка присела в низком реверансе, – они беспокоятся. Мясо может…

– О да, – перебил внезапно развеселившийся Иноходец, – бросать мясо на произвол судьбы – преступление. Мы уже идем.

2

Собаки поджимали хвосты и жались к храпящим лошадям. Они не желали идти ни к Яблоням, ни к Белой Ели. Враз покрывшиеся пеной кони тоже упирались. Матильда до боли сжала хлыст, хмуро оглядела примолкших алатов и спрыгнула на землю.

– Только не говори, что дело плохо, сама вижу.

– Хозяйка, – Ласло последовал ее примеру, и на том спасибо, хотя кому и лезть в Закат, если не им? У доезжачего брат умер, у гици гость пропал. – Не пойдут они.

– Вижу. Мы не лошади. Мы пойдем.

– До Яблонь же хорн восемь, – не понял доезжачий.

– Зато до Белой Ели близко, а мерзость эта то ли от Ели к Яблоням гуляла, то ли наоборот. В Сакаци она не совалась.

– Точно, – хмуро кивнул Ласло Надь. – До поворота чисто было. Только пусть гица в седле обождет. Я сам посмотрю.

Сам он! Так она его и отпустит.

– Тебя не спрашивают, – Матильда сунула поводья в руки Гергё. – Идем, пока не полило.

– Выждать бы, – подал голос конопатый выжлятник. – Пусть дождик погань смоет.

– Погань смоет, следы тоже! – прикрикнул Ласло. – Ждите. Если не вернемся, до дождя туда не суйтесь.

Псари смущенно закивали. И рады, что их к Аполке в пасть не тащат, и стыдно, что рады. В Черной Алати хлебом не корми, дай про нечисть потрепаться, а тут готовая сказка. Золотая Ночь, двое влюбленных… Красивая пара была. Что же с ними случилось? Отравили? Чем? Таких ядов даже в Агарисе не сыщешь!

Ласло плюнул через плечо и свернул к Белой Ели, Матильда двинулась следом. Тропа как тропа, только странно, что никаких следов, будто и не ездил никто. И на дороге ничего, а земля сырая: заяц проскакал бы, и то заметно бы было. И как тихо!

Справа и слева чернели облепленные ядовитыми ягодами кусты, за ними торчали пожелтевшие в одну ночь лиственницы. Мертвая хвоя, черные ветки, серые тучи, за которыми то ли есть небо, то ли нет. Сейчас полдень или что-то вроде того, а кажется, вечер. Хоть бы ветер поднялся, все легче было бы.

– Не ехал тут никто, – подал голос Ласло. – То есть никто живой… Упыри, они следов не оставляют.

Матильда промолчала. Чего спорить? Следов и правда нет, но их и на большой дороге не видно. До развилки есть, а дальше как слизало. Ничего они не найдут, ничего и никого, хорошо, если сами живыми выберутся. Надо вернуться, дождаться дождя и ехать в Яблони. Если Робер там был, его запомнили, а к Белой Ели его занести никак не могло…

– Леворукий и все кошки евоные, то ж торба!

Застрявшую в кустах сумку принцесса узнала сразу. В ней Робер возил Клемента, он не мог ее потерять. Если был жив, конечно! Матильда сунулась было вперед, но Ласло уже выпутывал добычу из густых колючих веток. Вдовица выхватила у доезжачего сумку, словно в ней скрывалась талигойская корона, хотя корона ей была и даром не нужна.

Торба была завязана, а пряжки, которыми она крепилась к седлу, расстегнуты. Внутри что-то задергалось. У Матильды затряслись руки, но ей все же удалось открыть сумку, и его крысейшество вырвался на свободу. Крыс был встрепан и зол, шерсть свалялась, он мигом взобрался на плечо Матильды и зашипел.

– Они были здесь, – сообщила вдовица то ли Ласло, то ли самой себе. – За ними кто-то гнался, и Робер выбросил сумку.

– Аполка за ними гналась, – пробурчал Ласло. – Она и есть, подлюка, никак не уймется. К Белой Ели загнала, там и найдем гици, упокой Создатель его душу.

– Не каркай! – рявкнула Матильда. Доезжачий пожал плечами и быстро пошел вперед, принцесса с Клементом на плече заторопилась следом. Его крысейшество молчал, то ли впереди не было ничего страшного, то ли…

– Гица, – Ласло обернулся, – а крыса эта, она в порядке?

– Клемент это, – отрезала принцесса, – не трясись, не заяц.

– Ох, хозяйка, с тобой хоть на медведя, хоть на войну!

Вот-вот, вчера того лучше, чуть в постель не забрались. И забрались бы, если б не Балаж с Вицей. Кто же увязался за Робером и что здесь стряслось?

Ласло остановился так резко, что Матильда врезалась в пахнущую дымом и мокрой кожей куртку. Нет, того, чего вдова боялась увидеть, на поляне не было. Только полегшая трава и обгорелый пень посередине. Белой Ели, которой в Сакаци веками пугали детей, больше не существовало. Матильда сама не поняла, как вцепилась в плечо Ласло Надя. Вдовствующая принцесса и доезжачий долго смотрели на черный обломок, потом на дальнем краю поляны дрогнула ветка. Что-то живое. Белка? Дятел? Матильда оторвалась от твердого мужского плеча и зачем-то пошла к тому, что когда-то было Белой Елью. Что здесь случилось? Куда делся Робер, если он, конечно, сюда добрался? Клемент на плече жалобно пискнул. Матильда стащила его крысейшество с облюбованного им места и сунула за пазуху. Она заботилась не о крысе, о себе.

Глаза принцессы шарили по бурой траве в надежде найти хоть что-то: перчатку, подкову, пряжку, кольцо, – не было ничего. Матильда коснулась почерневшей древесины – казавшийся целым пень осел и рассыпался на