– Привет, папа! – радостно сказала Чэндлер, садясь рядом со мной на кушетку. – Что это у вас тут за семейная беседа?

А вот Картер и не подумал сесть, не доходя двенадцати футов до кушетки, он оттолкнулся и заскользил по терракотовому полу в своих белых носках. Потом ухватился за спинку кушетки, перепрыгнул через нее, словно прыгун в высоту, и без проблем приземлился прямо рядом со мной.

– Привет! – радостно пискнул он, а потом откинулся назад и положил ноги на австралийский кофейный столик черного дерева.

Джон, всегда следивший за дисциплиной, строго посмотрел на него так, что Картер сразу же закатил свои голубые глаза и опустил ноги на пол. Тем временем Герцогиня села рядом с Джоном в ореховое кресло. Она по-прежнему была прекрасна – может быть, чуть постарела, но с учетом того, что нам с ней пришлось пережить, она была просто чертовски хороша. На ней были просто джинсы и футболка, как и на нас с Джоном. Дети были в шортах, и их кожа сияла молодостью и здоровьем.

Я сделал глубокий вдох и сказал им:

– Идите-ка сюда, ребятки. Мне надо кое-что вам рассказать, и я хочу, чтобы, когда я буду говорить, вы сидели у меня на коленях.

И я протянул к ним руки.

Картер сразу же прыгнул ко мне и устроился на моем правом колене, свесив ноги между моими ногами. Потом он меня обнял. Ему было всего восемь с половиной лет, и он ничего не подозревал.

Чэндлер подошла гораздо медленнее и осторожнее.

– Кто-то заболел? – нервно спросила она, устраиваясь на другом моем колене.

– Нет, – ласково ответил я, – никто не заболел.

– Но ты хочешь сказать нам что-то плохое, правильно?

Я грустно кивнул.

– Да, милая, это так. Мне придется на какое-то время уехать, и хотя для взрослого это будет не так уж долго, но вам, ребята, это покажется очень долгим.

– На сколько? – сразу же спросила она.

Я прижал ее и Картера к себе поближе.

– Примерно на два года, милая.

Я увидел, как у нее на глазах появились первые слезы.

– Нет, – сразу же закричала она, – ты не можешь снова уехать. Ты же только что переехал сюда! Не бросай нас!

Я ответил, глотая слезы:

– Послушай, милая, я хочу, чтобы вы оба внимательно меня выслушали: очень давно, когда я еще работал на биржевом рынке, то сделал очень плохие вещи, вещи, которыми я теперь совсем не горжусь, и из-за этого многие люди лишились своих денег. И теперь после стольких лет мне надо ответить за то, что я сделал, а значит, придется на какое-то время отправиться в тюрьму.

Она расплакалась в моих объятиях.

– О нет, папа, нет… пожалуйста…

Тут она начала истерически рыдать.

У меня тоже были слезы на глазах.

– Чэнни, все в порядке, все…

А теперь не выдержал Картер и тоже истерически разрыдался.

– Папа, не уходи! Пожалуйста…

Я сильнее прижал их к себе, а он все рыдал, уткнувшись мне в плечо.

– Все в порядке, – сказал я, гладя его по спине, – все будет в порядке, дружок.

Потом я повернулся к Чэнни:

– Все в порядке, моя сладкая. Поверь мне, время пролетит быстро!

Тут Герцогиня вскочила со своего кресла. Она подбежала к нам, села на край кушетки и тоже обняла детей.

– Все в порядке, ребята, все… все будет хорошо.

Я посмотрел на Герцогиню и увидел, что она тоже плакала, сопровождая слова маленькими всхлипываниями. Теперь и я заплакал, и тут Джон вскочил со своего кресла. Он присел на краешек кофейного столика и тоже обнял детей, пытаясь их утешить. Он пока не плакал, но выглядел так, как будто вот-вот заплачет.

Теперь нам не оставалось ничего другого, кроме как дать детям поплакать. Я думаю, мы все это понимали, даже дети. Должно было пролиться какое-то количество слез, прежде чем они смогут понять смысл произошедшего или, по крайней мере, принять это.

Несколько минут я гладил их по спинам и головам и рассказывал о возможности посещений и о том, что мы будем разговаривать с ними по телефону и писать друг другу письма, и, наконец, они начали успокаиваться. Тогда я попытался объяснить им, почему это все произошло, как я основал «Стрэттон», когда был совсем молодым, и как там все моментально вышло из-под контроля. Потом я сказал:

– Ну и потом, все это было сильно связано с наркотиками, из-за которых я делал такие вещи, какие в нормальном состоянии не стал бы делать. И очень важно, чтобы вы научились на ошибках своего папы, – потому что когда вы подрастете, то можете оказаться в компании с людьми, употребляющими наркотики, и они будут говорить вам, как это круто и как классно вы себя будете чувствовать из-за них, и все такое. Они даже могут начать давить на вас, чтобы вы попробовали сами, и это будет самым ужасным.

Я сурово покачал головой.

– И если так случится, я хочу, чтобы вы подумали о папе, и обо всех проблемах, которые у него возникли из-за наркотиков, и как они однажды чуть не убили его. И тогда вы поймете, как вам надо поступить, договорились?

Они оба кивнули и сказали «да».

– Хорошо, потому что для меня очень важно, чтобы вы поняли это, и мне будет намного легче перенести разлуку с вами, если я буду знать, что вы это понимаете.

Я остановился на минутку, осознав, что обязан объяснить им не только то, что в основе моего безумия лежало злоупотребление наркотиками. Я сказал:

– Ребята, были и другие причины, по которым я совершал ошибки, и, может быть, они не так плохи, как наркотики, но все равно это плохо. Видите ли, так получилось, что в детстве у вашего папы было не так много денег, как у вас.

Тут я показал на зеркальное окно и на потрясающий вид на Тихий океан.

– Я очень хотел стать богатым. Поэтому я начал жульничать, чтобы поскорее разбогатеть. Вы понимаете, что значит жульничать?

Картер отрицательно покачал головой, а Чэндлер спросила:

– Ты воровал деньги?

Я был потрясен. Я посмотрел на Герцогиню, та поджала губы, как будто хотела удержаться от усмешки. Я посмотрел на Джона, который пожал плечами, как будто хотел сказать: «Это же твоя дочь!» Потом я посмотрел на Чэндлер.

– Ну, Чэнни, я не буду говорить, что прямо вот воровал деньги, потому что это было не совсем так. Давай я приведу тебе пример: предположим, тебе позвонила подруга и сказала, что хочет купить потрясающую игрушку, а потом попросила тебя заплатить за нее часть денег. И, предположим, ты так и сделала, потому что она сказала, что это отличная игрушка, просто лучшая в мире. Но позже оказалось, что игрушка не стоила так много, как она сказала, и она потратила те деньги, которые ты ей дала, на сладости и даже не поделилась ими с тобой.