Скорбью такою скорбеть мне, пока средь живых нахожусь я.

Нечего делать, сейчас подчинимся еде ненавистной,

Завтра ж вели, повелитель мужей Агамемнон, с зарею

Из лесу дров навозить и все приготовить другое,

Что мертвецу подобает, сходящему в сумрак подземный.

Пусть поскорее его уничтожит и скроет от взоров

Неутомимый огонь, и люди возьмутся за дело».

Слушали все со вниманьем Пелида и с ним согласились.

Ужин поспешно собрали и тут же к нему приступили.

Все пировали, и не было в равном пиру обделенных.

После того как питьем и едой утолили желанье,

Спать остальные вожди по ставкам своим разошлись.

Но Ахиллес на песке неумолчно шумящего моря,

Тяжко вздыхая, лежал, окруженный толпой мирмидонцев,

В месте свободном, где волны плескались о берег песчаный.

Там его сон охватил, разрешающий горести духа,

Сладкий, глубокий: свои утомил он блестящие члены,

Гектора яро гоня к Илиону, открытому ветрам.

Вдруг пред Пелидом душа Патрокла злосчастного встала,

Схожая с ним совершенно глазами прекрасными, ростом,

Голосом; даже в одежду была она ту же одета.

Над головой его стала и с речью к нему обратилась:

«Спишь ты спокойно! Забыл обо мне, Ахиллес, ты и думать!

Не был к живому ты так равнодушен, как к мертвому нынче!

Похорони поскорей, чтоб вошел я в ворота Аида!

Души, тени усталых, меня от ворот отгоняют

И не хотят мне позволить в толпу их войти за рекою.

Тщетно брожу вдоль широковоротного дома Аида.

Грустно мне! Дай-ка мне руку! Раз тело мое вы сожжете,

Уж никогда я сюда не приду из аидова дома.

Больше с тобою, живые, не будем держать мы совета,

Сидя вдали от друзей дорогих. Беспощадная Кера,

Власти которой с рожденья подпал я, меня поглотила.

Но и тебе суждено, Ахиллес, на бессмертных похожий,

Гибель принять под высокой стеною богатых троянцев.

Но я другое скажу и прошу тебя это исполнить:

Невдалеке от своих, Ахиллес, положи мои кости, —

Вместе, как в вашем дому я вместе с тобою и вырос.

Мальчиком малым отец мой Менетий привез меня в дом ваш

Из Опоента; убийство ужасное там совершил я:

Амфидамантова сына в тот день я убил, — не нарочно,

Только по глупости детской, затеяв с ним ссору за бабки.

Там меня в дом к себе принял Пелей, знаменитый наездник,

И воспитал, и назначил мне спутником быть тебе в битвах.

Пусть же и кости обоих одна у нас урна скрывает

С ручкой двойной, золотая, подарок тебе от Фетиды».

Слово Патроклу в ответ сказал Ахиллес быстроногий:

«О, для чего, голова дорогая, сюда ты явился

И для чего так подробно мне все говоришь по порядку?

Точно исполню я все и со всем соглашусь, что прикажешь.

Но подойди же поближе! Обнимемся крепко друг с другом,

Чтобы хотя не надолго упиться нам горестным плачем!»

Так говоря, протянул он к товарищу милому руки,

Но не схватил. Как дым, душа Менетида под землю

С писком ушла. Ахиллес на песке поднялся, пораженный,

Скорбно руками всплеснул и такое сказал себе слово:

«Боги, так значит, какая-то есть и душа человека,

В домах Аида, и призрак; но жизненной силы в них нету.

Целую ночь напролет душа злополучного друга

Передо мною стояла, рыдая и горько печалясь,

Все говорила подробно, с ним схожая видом чудесно».

Так он сказал, и у всех появилось желание плакать.

В горестном плаче застала их всех розоперстая Эос

Около тела. Меж тем повелитель мужей Агамемнон,

Мулов собрав и людей из ставок, отдал приказанье

Лес подвозить. Наблюденье над ними имел благородный

Муж Мерион, товарищ отважного Идоменея.

Двинулись в путь, захватив топоры дроворубные в руки,

Взяли и крепких веревок. А спереди мулы шагали.

Много и кверху, и книзу, и вправо, и влево ходили

И добрались до долин богатой потоками Иды.

Остроширокою медью рубить принялися поспешно

Дубы с высокой листвой. И с треском великим деревья

Падали. После того, разрубивши на части, ахейцы

К мулам их прикрепляли. И, землю копытами роя,

Мулы старались сквозь частый кустарник достигнуть равнины.

Бревна и все дровосеки несли, ибо так приказал им

Вождь Мерион, товарищ отважного Идоменея.

Поочередно все бревна сложили на берег, где место

Выбрал под холм погребальный Пелид для себя и Патрокла.

После того как дрова они всюду кругом набросали,

На землю все в ожиданье уселись толпой. Ахиллес же

Войнолюбивым своим мирмидонцам отдал приказанье

Медью блестящей одеться и коней запрячь в колесницы.

Тотчас же все мирмидонцы вскочили, доспехи надели.

На колесницы свои поднялись и бойцы, и возницы.

Конные шли впереди, за конными — туча пехоты,

А в середине несли товарищи тело Патрокла;

Волосы тут же срезали себе и на тело бросали,

Весь ими был он покрыт. Ахиллес же придерживал грустно

Голову сзади; в Аид провожал он неробкого друга.

Те же, дошедши до места, какое Пелид им назначил,

Труп положили и бревна поспешно укладывать стали.

Тут другое замыслил в уме Ахиллес быстроногий:

Став в стороне от костра, он русые волосы срезал,

С детства растимые им для бога речного Сперхея,

На винночерное море взглянул и промолвил сердито:

«Тщетно, Сперхей, обрекался, моляся тебе, мой родитель,

Если назад ворочусь я в отчизну мою дорогую,

Волосы срезать мои и тебе принести с гекатомбой:

Нехолощеных баранов заклать пятьдесят, чтобы кровь их

Пала в ключи на участке твоем с алтарем благовонным.

Так тебя старец молил. Но не исполнил ты просьбы!

Нынче же, раз не вернусь я уж в милую землю родную,

Волосы дам унести я с собою Патроклу герою».

Так он сказал и вложил товарищу милому в руки

Кудри свои. И у всех появилось желание плакать.

Скорбью объятых покинуло б их заходящее солнце,

Не подойди Ахиллес к Агамемнону с речью такою:

«Сын Атрея! Твои приказанья исполнят скорее

Мужи ахейские. Плачем пора бы уж сердце насытить.

Пусть от костра разойдутся. Скажи, чтоб готовили ужин.