– Раздевайся! – велела ему Ника, одновременно завязывая светлые длинные волосы в низкий хвост.

– Даже так?

– Так, так. Снимай футболку, я буду рисовать на тебе, – сообщила Ника «радостную» весть своему парню – как же ей было приятно осознавать, что он – ее. Только ее!

– На мне? Я похож на холст? – осведомился Никита.

– Ну, давай! Стесняешься, что ли? – состроила ему хитрую мордочку Ника.

Она помогла ему стянуть с себя футболку, с замиранием сердца глядя на обнаженные руки, плечи, живот, спину – фигура у Кларского была отличная и хорошо развитая и буквально приковывала взгляд девушки, которая вооружилась красками, кисточкой и стаканом воды.

– Аквагрима у нас нет и красок для боди-арта – тоже, но и гуашь подойдет, – весело говорила девушка, закусывая губу и обдумывая, что и где она нарисует на теле Никиты, которого затея не то чтобы особенно вдохновила, но заинтересовала.

– Смоется? – только и спросил он.

– Конечно! – заверила его девушка. – Слушай, сядь куда-нибудь, а? А то мне неудобно будет. Только на диван не надо, мы можем его запачкать. Садись на пол! – скомандовала она парню, и тот послушался ее. Пусть сейчас командует, а чуть позже это будет делать он. И, возможно, тоже на этом же самом полу.

Ник опустился на пол и сел, как изящно выразилась Ника, в позу лотоса. Парень тут же поправил ее, сказав, что сидит «по-турецки».

– Чтобы сесть в позу лотоса, надо ступни положить подошвами вверх на противоположных бедрах, – сказал Кларский, который во всем любил точность.

– Зануда, – тут же был он награжден дурашливым эпитетом от девушки. – Но я знаю, что нарисую на тебе.

– И что же?

– Лотос.

– Лотос? Почему лотос?

– А ты не знал? Лотос – это всемирный символ занудства, – хихикнула Ника.

– Да ты что? – прищурился Ник. Даже несмотря на милую словесную перепалку, сейчас он был в расслабленном состоянии. Ему нравилось происходящее и то, что эта девушка была рядом, даря непостижимым образом тепло, которого так не хватало раньше.

– Дурашка моя, – ласково потрепала его по светлым волосам Ника. – Это символ возрождения. Символ начала жизни. Чистоты, гармонии, творчества.

– Думаешь, я не знал?

– Не знаю. А ты интересовался подобным?

– Не поверишь, но интересовался. Одно время Март увлекался йогой. И даже изучал боевые искусства, – хмыкнул Никита. – Мне пришлось тоже.

– Ого! Ничего себе! Шутишь?

– Я похож на закоренелого шутника?

– Не-а. Просто я даже не ожидала, что ты интересовался таким…

– Интересовался. Я много чем интересовался. – Никита с интересом наблюдал, как Ника с увлечением сначала макает большую кисточку в баночку с розовой краской, после смешивает ее с белой, а затем касается ею его живота. Холодная краска заставила его вздрогнуть, и Ника, заметившая это, с улыбочкой посмотрела в лицо Кларского, словно спрашивая: «А долго ли ты выдержишь?». Он, поняв это, стал лекторским тоном рассказывать ей о лотосе и его символизме в восточной культуре – наверное, сам себя пытался отвлечь от вполне естественной мысли немедленно сделать так, чтобы его тела касалась не влажная жесткая кисть, а сухие и мягкие пальцы Ники.

Он говорил, а она рисовала.

– Ух ты, а ты был бы неплохим преподом, – высунув от усердия кончик языка, сказала Карлова, выслушав лекцию Никиты. Никогда раньше она не слышала, чтобы он так долго говорил.

– Я хотел бы поступить в аспирантуру, – сказал задумчиво молодой человек. Он вполне реально оценивал свои силы и точно знал, что смог бы написать и отлично защитить кандидатскую. И точно смог бы преподавать в университете.

– Вдруг ты однажды поступишь? – спросила его лукаво Ника. – Станешь преподавать… Представляю, каким спросом ты будешь пользоваться у девчонок-студенток! Если бы у меня был такой препод, я бы с ума сошла. И не только бы я одна. Люблю серьезных грозных мужчин, – прошептала Ника Никите на ухо.

– Если бы ты была моей студенткой, то ничего бы ты у меня не сдала, – обрадовал он ее.

– Потому что бы я тебе очень нравилась, и ты бы привлекал мое внимание к себе, занижая оценки и постоянно повышая на меня голос и ехидничая? – кокетливо спросила художница, смешивая новые краски. Ник был совершенно прав, когда решил, что творчество спасет ее от плохих мыслей.

– Нет, – покачал головой Кларский. – Отнюдь.

– А почему тогда?

– Потому что у меня без проблем сдавали бы только прилежные студенты, выполняющие все работы в нужный срок, – усмехнулся он. – А ты ведь не входила в ряды.

– В ряды ботаников? – перебила его Ника, даже оскорбившись. – Нет!

– Я так и знал, что ты была разгильдяйкой, – довольным голосом сообщил Кларский.

– Сам ты разгильдяй, – Ника продолжала рисовать на его животе, и парню все нестерпимее хотелось, чтобы они перешли к чему-то другому, более интимному, чем импровизированный боди-арт. – Зато я танцевала на первых курсах. В университетском танцевальном коллективе. И кое-какие экзамены мне ставили на халяву, потому что мы постоянно были заняты и часто уезжали.

– Да? – не знал такой информации парень. – И что танцевала?

– Исторические танцы, – ответила девушка. Ник отметил про себя, что недаром Ника достаточно изящна, а движения у нее плавные, но не медленные, а, наоборот, быстрые и очень приятные. Даже походка у нее такая. Неудивительно, что она занималась танцами.

– Исторические? Это те, в которые нужно переодеваться в специальные костюмы, имитирующие моду определенной эпохи? – показал свою осведомленность Никита.

– Ага, они. Между прочим, мы даже на балах специальных участвовали, – Ника не переставала водить кисточкой по телу парня, словно и не понимая, каким взглядом Кларский на нее смотрит.

– Я обожала кадрили. Это танец на восемь человек, то есть на четыре пары, хотя и на две тоже бывает, – пояснила девушка. – Особенно я любила кадриль «Летучая мышь». Такая классная атмосфера во время танцев была. Знаешь, Никит, – танец это не просто движения руками-ногами. Это иная форма общения.

– И почему же ты отказалась от такой привлекательной иной формы общения? – спросил Никита. Он танцами вообще никогда не занимался. Это было немужественно. Если уж хочешь чем-то заниматься, пусть это будет бокс или какое-нибудь восточное единоборство. А танцы – для женоподобных мальчиков, у которых много свободного времени. Так ему всегда говорили.

– Я разругалась в пух и в прах с нашей руководительницей, психанула и ушла, – честно призналась Ника. – Так, я почти дорисовала. Ты такая лапа с лотосом на животе, – она хихикнула. – Можно, я буду называть тебя няшей? Хотя ты ведь сам себя так захочешь называть, раз сладеньким себя называешь… – вспомнила она недавний их разговор.