Пилот «UH-60» хватанул ручку управления, пытаясь не задетьполозьями стеклянное окно, которое и так дрожало от обрушивающейся на негоподъемной силы в шесть тысяч фунтов. К несчастью, покатые стены пирамидырассеивали нисходящий поток воздуха, уменьшая силу тяги.

«Вверх! Давай же!»

Пилот задрал нос вертолета в надежде плавно соскользнуть — ислучайно задел левым полозом центр стекла. Всего на миг, но этого оказалосьдостаточно.

Огромное окно в крыше треснуло, взметнулся вихрь осколков, истекло обрушилось внутрь каскадом зазубренных блестящих кинжалов.

«Звездопад».

Малах поднял глаза к источнику чудесного сияния и увиделльющийся сверху бриллиантовый дождь, капли которого стремительно неслись, чтобыпоскорее окутать тело на алтаре своим мерцающим великолепием.

И вдруг он почувствовал жгучую боль.

Везде.

Клыки, серпы, раскаленные пики. В беззащитную плотьвонзались острые как бритва кинжалы. Хлестало по груди, по шее, по бедрам, полицу. Все его тело сжалось. Из наполнившегося кровью рта вырвался крик боли,вырвавшей Малаха из транса. Белый небесный свет исчез, его заслонил появившийсяоткуда-то черный вертолет, который с бешеным ревом гнал в Храмовый зал ледянойветер, пробравший Малаха до костей и разметавший по углам остатки благовонногодыма.

Повернув голову, Малах увидел рядом с собой сломанный нождля акеды. Артефакт не выдержал удара об алтарь, который теперь сплошным ковромпокрывали осколки стекла. «После всего, что я ему причинил… Питер Соломонотверг этот нож. Не захотел пролить мою кровь».

С растущим ужасом Малах приподнял голову и посмотрел на себя.Его тело, его драгоценный дар… растерзано, залито кровью. Отовсюду торчалиогромные острые стекла.

Слабея, Малах опустил голову на гранит алтаря. Взглядбезумца устремился вверх, к небу, через дыру в крыше. Вертолет уже исчез, и ввышине сияла молчаливая, холодная, как лед, луна.

Малах лежал с широко раскрытыми глазами и, задыхаясь, хваталртом воздух… Один на огромном алтаре.

«Секрет в том, как умереть».

Малах понимал, что все пропало. Никакого сияния и блеска.Никакого радушного приема. Только темнота и мучительная боль. Даже в глазах. Онничего не видел, но различал какое-то движение вокруг. Голоса… человеческиеголоса… среди них почему-то голос Роберта Лэнгдона.

«Как такое может быть?»

— Она жива, — повторял Лэнгдон. — Кэтринжива, Питер. Твоя сестра не погибла.

«Нет, — мысленно возразил Малах. — Кэтрин умерла.Должна была умереть».

В глазах стояла темнота, он даже не знал, открыты они илизакрыты, но по звуку понял, что вертолет удаляется. В Храмовом зале воцарилосьнеожиданное спокойствие. Малах чувствовал, как постепенно нарушается плавностьземных ритмов — будто мерный шелест волн делается рваным в преддвериинадвигающейся бури.

«Chao ab ordo».

Тишину разорвали незнакомые голоса: люди что-то горячообсуждали с Лэнгдоном насчет ноутбука и видеоролика.

«Опоздали. — Это Малах знал твердо. — Делосделано».

Сейчас ролик распространяется по Сети со скоростью лесногопожара, встряхивая весь мир до последнего уголка и подрубая масонское братствопод корень.

«Уничтожить тех, кто более всего способен нести истину».

Хаос всегда рос и креп за счет людского невежества. Тьма,ожидавшая Малаха, прирастала отсутствием Света на земле.

«За мои великие дела мне причитаются королевские почести».

Он почувствовал чье-то бесшумное приближение. Он узнал, ктоэто, по запаху священных масел, которыми умастил обритое тело своего отца.

— Не уверен, слышишь ли ты меня, — прошептал емуна ухо Питер Соломон. — Но кое в чем я должен тебе признаться. — Онкоснулся сокровенного круга на темени Малаха. — Этот рисунок… — Запнувшись,Соломон все-таки договорил: — Это не Утраченное слово.

«Это оно, — мысленно возразил Малах. — Ты сам меняв этом убедил, не оставив ни малейшего сомнения».

Согласно легенде, Утраченное слово воспроизводилось на такомдревнем и загадочном языке, что человечество практически предало его забвению.Не было на земле языка старше и древнее, чем этот. Так объяснял Питер.

«Язык символов».

Превыше всех в его словарной системе стоял один особыйсимвол. Самый древний и универсальный, он объединял все традиции и учения водном-единственном знаке, представляющем и свет египетского бога солнца, иторжество алхимического золота, и мудрость философского камня, и чистотурозенкрейцеровой розы, и миг Творения, и всеобщность, и главенство астрологическогосветила, и даже вездесущее всевидящее око, парящее над усеченной пирамидой.

«Циркумпункт. Символ Всевышнего. Начало всех начал».

Все это изложил ему Питер. Сначала Малах отнессяскептически, однако достаточно было взглянуть еще раз на рисунок, благодарякоторому он очутился в Храмовом зале, чтобы убедиться: верхушка пирамидыустремлена к одному-единственному символу. Циркумпункт. Круг с точкой в центре.

«Масонская пирамида — это карта, — вспомнилМалах, — указывающая на Утраченное слово». Выходит, отец все-таки решилоткрыть ему правду.

«Все гениальное просто.

Утраченное слово — это не слово. Это символ».

Восторжествовав, Малах нарисовал великий знак на собственномтемени, и в тот же миг ощутил, как растет и крепнет в нем могущество иудовлетворение собой.

«Мой шедевр и драгоценный дар готов».

Силы тьмы распахнули объятия. Его ждала награда за труд.Приближался момент славы…

И вдруг в последнее мгновение все рухнуло.

Питер по-прежнему стоял рядом, произнося слова, смыслкоторых не укладывался в сознании Малаха.

— Я солгал тебе, — говорил отец. — Ты неоставил мне выхода. Если бы я открыл тебе настоящее Утраченное слово, ты бы всеравно не понял и не поверил мне.

«Значит, циркумпункт — это не Слово?»

— На самом деле, — продолжал Питер, —Утраченное слово известно всем… но мало кто понимает, что это оно».

Фразы эхом звенели в ушах Малаха.

— Ты останешься несовершенным, — мягко накрываямакушку Малаха своей ладонью, произнес Питер. — Твой труд не доведен доконца. Но куда бы ты ни отправлялся, помни… тебя здесь любили.