Почему-то ласковое прикосновение отцовской руки обожглокожу, будто мощный реактив, ускоряющий химический процесс, что начался в телеМалаха. Неожиданно в нем вскипела волна энергии, заполняя до краев его земнуюоболочку и растворяя все ее клетки.

Еще миг, и боль отступила.

«Преображение. Начинается».

«Я смотрю на самого себя сверху и вижу истерзанноеокровавленное тело на священной гранитной глыбе. Рядом стоит на коленях отец,поддерживая мою голову единственной оставшейся рукой.

Меня охватывают ярость… и недоумение.

Сочувствие здесь лишнее. Нужна месть, преображение. А отецотказывается участвовать, отказывается исполнить свою роль, перелить боль игнев по лезвию ножа в мое сердце.

Я пойман в силки, я трепыхаюсь над своей земной оболочкой нев силах оторваться.

Отец медленно проводит мягкой ладонью по моему лицу,закрывая мне веки.

Силки ослабевают.

Сгущаясь из ничего, тело окутывает вздымающаяся волнаминепроницаемая завеса, она застит свет и отгораживает меня от мира. Времяускоряет ход, я проваливаюсь пропасть, темнее которой я не видел никогда. Там,в глухой пустоте, я слышу шепот… чувствую надвигающуюся силу. Она стремительнорастет, окружая меня со всех сторон. Могущественная и зловещая. Темная ивластная.

Я здесь не один.

Вот он, мой триумф, мой королевский прием. Однако вместовосторга меня почему-то переполняет безграничный страх.

Я ожидал другого.

Сила превращается в вихрь, увлекая меня в неумолимуюкруговерть, грозя разорвать на части. И вдруг собирается в комок, словногигантский первобытный зверь, и встает передо мной на дыбы.

Я оказываюсь лицом к лицу со всеми темными душами, чтопокинули землю раньше.

Вопль безмерного ужаса вырывается у меня… и тьма поглощаетновоприбывшего целиком».

В Национальном соборе декан Галлоуэй почувствовал неуловимоеколебание воздуха. Будто призрачная тень отделилась от земли… словно снялитяжкий груз… далеко и одновременно близко.

Галлоуэй в одиночестве сидел за столом, уйдя в раздумья.Сколько он так просидел, неизвестно, однако в какой-то момент думы деканапрервал телефонный звонок. Уоррен Беллами.

— Питер жив, — обрадовал декана брат-масон. —Мне только что сообщили, и я решил, что вы тоже должны узнать как можно скорее.С ним все будет в порядке.

— Слава богу! — выдохнул Галлоуэй. — Где он?

Беллами пересказал декану невероятную повесть о том, чтопроизошло после того, как они покинули Богословский колледж.

— Вы все живы, никто не пострадал?

— Да, приходим в себя, — ответил Беллами. —Но есть кое-что… — Он запнулся.

— Да?

— Масонская пирамида… Лэнгдон, кажется, разгадал ее доконца.

Галлоуэй не смог сдержать улыбку. Почему-то новость его неудивила.

— Тогда скажите, он уже понял, исполнилось пророчествоили нет? Пирамида явила то, что должна была явить согласно легенде?

— Пока не знаю.

«Все сбудется», — подумал Галлоуэй и сказал:

— Вам нужно отдохнуть.

— И вам.

«Нет. Мне нужно помолиться».

Когда распахнулись двери лифта, в Храмовом зале уже гореливсе лампы.

Кэтрин Соломон на подгибающихся от слабости ногах спешила напоиски брата. Огромное помещение встретило ее холодом и запахом благовоний, ноостановило Кэтрин на полном ходу не это, а открывшаяся ее глазам сцена.

В центре роскошного зала на низком каменном алтаре лежалзалитый кровью татуированный труп, утыканный стеклянными осколками. В вышиненад алтарем зияло открытое всем ветрам окно.

«Боже!»

Кэтрин тут же отвела взгляд и продолжила поиски Питера. Братсидел у дальней стены; врач оказывал ему первую помощь, а рядом стояли Лэнгдони Сато.

— Питер! — крикнула Кэтрин, кидаясь к нему. —Питер!

Он поднял голову, и во взгляде мелькнули облегчение ирадость. Моментально вскочив на ноги, Питер двинулся сестре навстречу. Он ужеуспел переодеться в простую белую рубашку и темные брюки, видимо, доставленныеиз его кабинета на нижнем этаже. Правая рука висела на перевязи, поэтомуобнялись брат с сестрой осторожно и слегка неловко, но Кэтрин это не смутило.Тепло родных надежных рук, привычное с самого детства, окутало ее, словномягким покрывалом.

Они постояли, прижавшись друг к другу.

Наконец Кэтрин прошептала:

— Ты как? Если… по правде? — Отстранившись, онаокинула взглядом перевязь и забинтованную культю. На глаза навернулисьслезы. — Ужас какой…

Питер пожал плечами, показывая, что это пустяки, ничегострашного.

— Бренная плоть. Человеческое тело не вечно. Главное,что с тобой все в порядке.

Беспечный ответ всколыхнул в Кэтрин бурю эмоций, напомнив,за что она так любит брата. Она погладила его по голове, думая о нерушимостисемейных уз и о крови Соломонов, текущей у них в жилах.

По трагическому стечению обстоятельств в этом зале находилсяеще один Соломон. Взгляд Кэтрин скользнул к распятому на алтаре трупу, и она,содрогаясь, попыталась отогнать воскресшие в памяти снимки из письменногостола.

Отвернувшись, она встретилась глазами с Лэнгдоном. Профессорсмотрел с пониманием и сочувствием, будто проник в ее мысли.

«Питер все знает…»

Кэтрин снова захлестнула волна переживаний — облегчениевперемешку с сожалением и отчаянием. Брат задрожал в ее объятиях, как ребенок.Такого она еще никогда в жизни за ним не замечала.

— Не держи в себе, — прошептала она. — Ничегострашного. Главное, выплесни, не держи в себе.

Питера била крупная дрожь.

Кэтрин обняла его крепче и погладила по голове.

— Питер, ты всегда был сильным… всегда защищал меня иподдерживал. Теперь я пришла к тебе на выручку. Все хорошо. Я с тобой.

Кэтрин ласково прижала голову брата к себе… и великий ПитерСоломон разрыдался у нее на плече.

Директор Сато отошла в сторону, чтобы ответить на звонок.

Нола Кей. К счастью, с хорошими новостями.