— Передадите. Мы платить не будем, — сказал полковник, добавив с двусмысленной улыбкой: — В иных случаях вам палец в рот не клади, так ведь, Томас Ливен?

«Иногда кажется, словно твои колени превратились в вишневое желе», — подумал Томас и слабым голосом пробормотал:

— Что вы сказали, господин полковник?

— Сказал: Ливен, Томас Ливен — так ведь вас звать! Братцы, вы думаете, мы идиоты? Думаете, наша секретная служба не получать доступ к досье союзников? Наши люди в Москве помирали со смеху, когда узнать ваши дела.

Томас пришел в себя. Он произнес:

— Если вы… если вы уже знаете, кто я, то почему оставили меня на свободе?

— И что нам с вами делать, братец? Вы же — только не сердиться — агент курам на смех!

— Большое спасибо.

— Нам нужны первоклассные агенты, а не потешные фигуры вроде вас.

— Очень мило.

— Слышал, вы любите готовить. А я люблю поесть. Приходите к нам. Дуняша будет рада. Я делать блины. Икры у меня хватает. И тогда поболтаем дальше. Ну как?

— Великолепная мысль, — признал Томас Ливен. И подумал сокрушенно: «Я плохой агент. Потешная фигура. Услышать о себе такое! Дальше ехать некуда».

Позднее на кухне реквизированной виллы он готовил котлеты «марешаль». При этом чувствовал себя отвратительно. Полковник Меланин не появлялся. И когда он отделял куриную ножку, вошла госпожа полковница. Она вошла, так сказать, в жизнь Томаса, только он об этом еще не знал. Очень красивая женщина. Волосы, глаза, губы, формы — черт побери! И кожа, как марципан. Свежесть, здоровье, сила. Уникальная дама. Сразу видно: Дуне не нужны ни корсеты, ни бюстгальтеры, ни другие приспособления, поддерживающие фигуру обычных женщин. Она вошла, затворив за собой дверь, молча, с негой во взоре приблизилась к Томасу. Ее губы полуоткрылись, глаза полузакрылись…

«Взбалмошная красотка, — промелькнуло в голове у Томаса. Всемогущий Боже, помоги! Думаю, если ее не поцеловать, она задушит меня голыми руками. Или вызовет какого-нибудь офицера НКВД и объявит меня саботажником». На вилле послышались шаги. Они отпрянули друг от друга. «Самое время», — подумал Томас. С отсутствующим видом Дуня трогала куриную ножку:

— Спаси меня, — прошептала она. — Бежим вместе. Мой муж меня больше не любит. Он убьет меня. Я убью его. Или ты бежишь со мной.

— Ма-ма-ма — гм!! Мадам, отчего вы думаете, что ваш муж вас не любит?

Дуня демонически улыбнулась:

— Вчера в кафе ты уложил его. Раньше он избивал мужчин до полусмерти. Меня тоже. Теперь же он меня вообще больше не бьет. Это не любовь… Я хорошо говорю по-немецки, правда?

— Очень хорошо.

— Мать — немка. Ты мне сразу понравился. Я сделаю тебя счастливым. Возьми меня с собой туда…

Шаги приблизились. Дуня продолжала поглаживать куриную ножку, когда вошел полковник с непроницаемой улыбкой:

— Ах, ты здесь, моя голубка? Учишься готовить, как на капиталистическом Западе, где угнетают рабочих? Что с вами, господин Ливен, вам нехорошо?

— Сейчас пройдет, господин полковник. Нельзя ли… нельзя ли рюмку водки?

Одно было совершенно ясно Томасу: нужно как можно скорее вернуться на Запад. Эта парочка ему не по зубам. Шут с ними, с чертежами. Видно, у Советов на эту приманку денег не выудишь. Придется отдавать за так. Счастье, что они хотя бы бесполезны…

За столом он делал вид, что отчаянно сражается, потому что знал: русские обожают игру в перетягивание каната. Полковник возражал ему так же страстно. Дуня сидела между ними, томно поглядывая на обоих. Ели и пили ужасно много, но после жирных блинов Томас на этот раз не наклюкался.

— Ну хорошо, господин полковник, сделаем по-другому. Вы получите чертежи даром, а за это отпустите на Запад моего друга и еще одного господина.

— Одного господина?

— Господина Рубена Ахазяна. Не знаю, знаком ли он вам. Не хотите ли еще немного от моей ножки, уважаемая?

— И очень много от вашей ножки, господин Ливен.

— Мне ли не знать этого господина Ахазяна! — презрительно ответил полковник. — Этого мошенника. Этого делягу. Что вы с ним хотеть?

— Делать бизнес, — скромно сказал Томас. — Извините, господин полковник, но если Красная Армия только что загробила мне одно дело, мне нужно подумать, как жить дальше.

— Откуда вы знаете эту армянскую свинью?

— С этой армянской свиньей я познакомился в Цвикау, господин полковник.

Действительно, господин Рубен Ахазян, маленький, жирный, с глазами акулы и небольшими усиками появился в гостинице «У оленя», когда Томас завтракал. Он без предисловия взял быка за рога:

— Послушайте, дайте мне сказать и не перебивайте, я спешу, вы тоже, я знаю, кто вы…

— Откуда?

— Рубен Ахазян знает все. Не перебивайте. У меня здесь проблемы с русскими. Скажу честно: участвовал в одной крупной торговой спекуляции. Они не дают мне развернуться.

— Послушайте-ка, господин Ахазян…

— Т-сс! Помогите мне перебраться на Запад, и я сделаю вас богатым. Что-нибудь слышали о Зет-фау-г?

— Конечно.

Зет-фау-г, иначе Центральное общество по реализации, с резиденцией в Висбадене, было создано американцами. В гигантских хранилищах Зет-фау-г были собраны уцелевшие армейские запасы: оружие и боеприпасы, локомотивы и грузовики, перевязочные материалы, лом металлов, древесина, сталь, целые конструкции мостов, медикаменты, самолеты и ткани. Управление Зет-фау-г было передано немцам. Но они имели право продавать товар только иностранцам — таково было условие американцев.

— …Зет-фау-г имеет право продавать только иностранцам, — быстро говорил Рубен Ахазян Томасу Ливену — но не немцам. Я иностранец! Мне продавать можно. У меня племянник в Лондоне, он даст аванс. Мы откроем торговую фирму, вы и я. За год я сделаю вас миллионером, помогите мне только попасть на Запад.

— Над этим, господин Ахазян, — ответил Томас, — мне нужно хорошенько подумать.

Томас подумал. И теперь, во время сытного обеда на конфискованной вилле в Цвикау, он сказал советскому коменданту города Василию Меланину:

— Отпустите со мной господина Ахазяна, и вы получите чертежи.

— Господин Ахазян остается здесь. Я и без него получу чертежи.

— Послушайте, у меня в залоге остался господин Марек — вы, конечно, знаете этого чешского агента, он в руках у американской разведки в Хофе. Он останется под стражей, пока я не вернусь и не освобожу его.

— Ну и что. Думаете, это разобьет мне сердце? Вы даете чертежи или тоже остаетесь здесь.

— Прекрасно, тогда я тоже остаюсь здесь.

1 июня 1947 года Томас Ливен, Бастиан Фабр и Рубен Ахазян, усталые, но в добром здравии прибыли в Мюнхен и сразу же направились на виллу Томаса в Грюнвальде. До отъезда тому пришлось еще несколько раз обедать и множество раз пить с полковником Меланиным, прежде чем удалось переубедить его. Расстались друзьями. Только чертежи, конечно, остались в Цвикау…