Она снова вдохнула этот запах и облизнула губы.

* * *

Мисс Темпл вдруг подумала: не могла ли графина в этом беспорядке спрятать что-нибудь ценное? Дневник или предмет, который мог бы прояснить тайные цели участников заговора. За спиной у нее не прекращались жалобные стоны мисс Вандаарифф. Чем опоили эту девушку? Тревога снова стала грызть мисс Темпл, и она почувствовала, как холодный пот выступил у нее на лбу и между лопаток. Ее самые главные враги — графиня и граф д'Орканц — в любой момент могут появиться в этих комнатах. Готова ли она встретиться с ними? Она неплохо разыграла свою роль с графом, но гораздо меньшее удовлетворение вызывал у нее долгий разговор/ с этими двумя женщинами, которые, по любым оценкам, были куда как менее опасными противниками (если только невменяемую мисс Вандаарифф можно было назвать противницей). Каким-то образом противостояние, которое должно было быть напряженным, непримиримым и захватывающим, стало бестолковым, чувственным и неопределенным. Мисс Темпл решила найти, что удастся, и как можно скорее покинуть отель.

Сначала она засунула руку под пухлые, набитые пером подушки. Ничего. Этого следовало ожидать. Она заглянула под кровать, но тоже безрезультатно, и лишь с чуть большей надеждой мисс Темпл подошла к бельевому шкафу графини в поисках ящика с интимными деталями ее туалета. Глупая женщина вполне могла прятать здесь что-нибудь важное, полагая, что личный характер содержимого оттолкнет любопытных. Мисс Темпл, отнюдь не сочувствующая тем, кто любит совать нос в чужие дела, знала, что истинно как раз противоположное — что шелка и шнуровки, чулки и корсеты из китового уса возбудят примитивное любопытство практически в любом человеке… Кто же не захочет в них порыться? Мысль спрятать в таком месте, скажем, личный дневник была совсем в духе идеи оставить его в передней среди газет или прямо на обеденном столе, лишь слегка прикрыв салфеткой. Как она и предполагала, никаких важных улик среди нижнего белья графини не обнаружилось (хотя мисс Темпл, возможно, и задержалась на несколько лишних мгновений, проводя пальцами по шелковым материям, и даже, может быть, чуть зардевшись, прижала ароматную подвязку к своему носу). Мисс Темпл задвинула ящик. Лучшие тайники всегда находились в самых банальных местах. Скажем, среди старых туфель. Но она не нашла ничего, кроме воистину удивительной и дорогой обуви. Мисс Темпл повернулась (есть у нее время обыскивать весь шкаф? Что там мисс Вандаарифф — все еще стонет?) в поисках какого-нибудь очевидно невероятного места, которое бросилось бы ей в глаза. Но она увидела только разбросанную повсюду одежду и… улыбнулась. Сбоку от шкафа у темной стены в неосвещенном месте лежала груда блузок и шалей, которая поразила ее тем, что находилась в стороне — на нее трудно было наступить случайно. Она нагнулась над этой кипой и принялась быстро разбирать ее. Через несколько секунд она увидела сияние чего-то завернутого в итальянскую шаль камчатого полотна, и вот уже у нее в руках была большая книга, изготовленная целиком из синего стекла.

* * *

Размером она была с том стандартной энциклопедии. Переплет был тяжелым (словно стеклодув имитировал рельефную тосканскую кожу, которую мисс Темпл видела на рынке неподалеку от площади Святой Изобелы) и матовым, потому что, хотя у нее и было ощущение, что она должна ясно видеть сквозь него, на самом деле он оказался не прозрачным. Сходным образом на первый взгляд представлялось, что книга однородно-насыщенного ярко-синего цвета, но, вглядевшись, мисс Темпл увидела многочисленные прожилки. Синева была пронизана нитями оттенков — от лазурного и кобальтового до аквамаринового, и эти оттенки как-то незаметно тревожили ее. Ни на обложке, ни на корешке она не увидела никаких букв, никакого названия.

Прикоснувшись к ней, мисс Темпл чуть не потеряла сознание. Если синяя карточка оказывала на человека сладострастное воздействие, то книга вызывала целую бурю примитивных ощущений, которые грозили поглотить ее целиком. Мисс Темпл, вскрикнув, отдернула руку.

Она посмотрела в открытую дверь — двух других женщин за ней не было слышно. Нет, ей пора уходить… потому что они могут войти в любую секунду, а за ними скоро должны появиться граф и графиня. Она подсунула руку под камчатую ткань шали, чтобы безопасно дотронуться до книги, завернуть ее и забрать с собой. Этой находкой она сможет поразить и доктора, и Чаня. Мисс Темпл опустила взгляд и прикусила губу. Если ей удастся открыть книгу, не касаясь стекла… это наверняка защитит ее… тогда, конечно, она проникнет глубже в эту тайну. Она снова оглянулась — может быть, мисс Вандаарифф упала в обморок? — и осторожно перевернула обложку.

Страницы (а она могла видеть через них — через каждый тонкий слой с его неповторимым рисунком синих вьющихся прожилок) казались хрупкими, как осиные крылышки, которые были странным образом вделаны в корешок, и она могла переворачивать их, как страницы обычной книги. Сказать точно было трудно, но ей показалось, что там около сотни страниц, и все они были, как и обложка, насыщены пульсирующим синим сиянием, которое заливало всю комнату неестественным призрачным светом. Она боялась переворачивать страницы — как бы не разбить стекло (боялась она и рассматривать их слишком внимательно), но когда набралась смелости, то выяснилось, что стекло довольно прочное. Мисс Темпл переворачивала одну сверкающую страницу за другой. Она моргнула, а потом протерла глаза — неужели эти бесформенные прожилки двигаются? Беспокойство в ее голове трансформировалось в тяжесть, она ощутила сонливость или даже не сонливость, а какое-то расслабление. Она снова моргнула. Она должна немедленно закрыть книгу и уйти. В комнате стало жарко. Капелька пота упала с ее лба на книгу, поверхность в этом месте затуманилась, потемнела, темное пятно стало расползаться по странице. Мисс Темпл уставилась на него с внезапным испугом — синий узелок стал раскрываться, как орхидея… Возможно, она ничего прекраснее в жизни не видела, хотя ее и наполнял страх перед тем, что может случиться, когда этот темный цветок распустится на всю страницу. Но когда это произошло, последний отблеск сверкающей синевы исчез и она перестала видеть через страницы — перед ее глазами остались только глубины темно-синего пятна. Мисс Темпл услышала вздох (смутно осознавая, что исходит он от нее) и оказалась полностью поглощена.

* * *

Образы носились вокруг, а потом устремились внутрь ее сознания; удивительная особенность (ужасающая и восхитительная одновременно) состояла в том, что сама она, казалось, отсутствовала, потому что, как и в случае с миссис Марчмур и ее карточкой, ее воля подавлялась силой тех ощущений, что охватывали ее. Мисс Темпл казалось, что ее погрузили в несколько чужих жизней, нанизанных одна на другую в какой-то бредовой последовательности. Жизней настолько убедительных и таких многочисленных, что само представление о Селесте Темпл как об отдельной личности стало размываться… Она была на маскараде в Венеции, пила терпкое вино зимой, ощущала запах каналов и влажного камня и горячих свечей, чьи-то руки хватали ее в темноте, и она переживала трепет, когда ей каким-то образом удавалось поддерживать разговор со священником в маске напротив нее… Она медленно кралась по узкому проходу между кирпичных стен с небольшими нишами, держа в руках затененный фонарь, и считала ниши по обеим сторонам, а когда добралась до седьмой по счету, шагнула к противоположной стене и сдвинула в сторону маленький металлический диск на отверстии в стене и прижалась к нему глазом, перед ней открылся вид на громадную спальню. Две фигуры, слившиеся друг с другом, — атлетического сложения молодой человек, чьи обнаженные бедра были бледны, как молоко, нагнулся над спинкой кровати, а сзади к нему пристроился человек постарше с раскрасневшимся лицом, взмыленный, как бык… Она скакала на коне, ноги ее ловко и умело обхватывали бока животного, в одной руке она держала поводья, размахивая угрожающе искривленной саблей в другой… Она мчалась по засушливой африканской степи, а на них несся построенный клином отряд темнокожих всадников в белых тюрбанах, она кричала от страха и восторга, и вместе с ней кричали всадники в красных плащах по обе стороны от нее. Две лавы неслись друг на друга, быстрые, как удар бича, и она прижимала голову к шее своего скачущего коня, выставив вперед саблю, сжимая лошадиные бока ногами. Потом — лязг столкновения, арабский клинок рядом с ее плечом и острие ее сабли, вонзившееся в шею врага, фонтан крови и ужасающей силы рывок, чуть не выбивший ее руку из сустава, потому что кони продолжили свою скачку и сабля вырвалась из ее руки… Гигантский водопад размером с два собора, и она стоит среди коренастых краснокожих индейцев с их луками и стрелами, черными волосами, подрезанными, как у средневековых королей… Горы плавучего льда, запах рыбы и соли, меховой воротник, щекочущий ей лицо, за ее спиной голоса, разговор идет о шкурах, моржовой кости, скрытом в земле металле, в ее большой, облаченной в рукавицу руке — тревожащая душу резная фигурка с ухмыляющимся ртом и одним большим глазом… Темная комната с отделанными мрамором и золотом стенами, небольшие горшочки, кувшины, гребни, оружие — все в золоте, а потом и сам гроб, чуть больше тела, король-юноша, завернутый в плотный саван вычеканенного золотого листа, усеянного драгоценными камнями, потом ее рука щелкает складным ножом, она наклоняется, чтобы выковырять необыкновенно большой изумруд… Студия художника, обнаженная на диване в бесстыдной позе смотрит в открытое небо, наверху плывут жемчужного цвета облака, человек с выкрашенной в синий цвет кожей между ее ног, игриво держит ее ноги, поднимает одну себе на плечо, а потом поворачивается, и она поворачивается с ним, чтобы спросить художника о позе. Фигура за огромным подрамником, она не видит ее, как не видит его лица, только его сильные руки с палитрой и кистью, но, прежде чем он произносит ответ, внимание ее снова наиприятнейшим образом возвращается к ее коллеге-натурщику, который, нагнувшись, чувственно, едва касаясь ее, проводит двумя пальцами по ее выбритому лобку… Душный, жаркий трюм, набитый темнокожими худыми телами; бряцая цепями, они бродят туда-сюда. Ее башмаки постукивают по доскам палубы, она делает записи в журнале… Застолье — высокие бледнокожие бородатые мужчины, одетые в форму, и их изящные дамы, увешанные драгоценностями, громадные серебряные подносы, тонкие бокалы с золотыми листьями по ободкам, в каждом — прозрачный, обжигающий с лакричным привкусом крепкий напиток, вежливый разговор на фоне тихих скрипок, хрустальные блюда с черной икрой во льду, тарелки с маслянистой красной рыбой, кивок слуге в голубом кушаке, который небрежно подносит ей том в черном кожаном переплете, в котором загнута одна страничка, она прочтет ее позднее… Она сидит на корточках перед обнесенным камнями костром в лагере, на фоне лунного неба темные очертания замка, его высокие стены поднимаются над красными утесами, она кидает в огонь пергаменты — один за другим, смотрит, как они чернеют, корежатся, как красные восковые печати исчезают на глазах… Каменный дворик теплым вечером, вокруг цветущий, пахучий жасмин, щебет птиц, она лежит лицом вверх на шелковых подушках, другие девушки вокруг разговаривают, насмешливо поглядывают на мускулистых, обнаженных до пояса стражей в тюрбанах, ноги ее раздвинуты, а пальцы перебирают длинные, сплетенные в косички волосы девушки, наклонившейся над ее лоном, чьи губы и язык двигаются с размеренной блаженной настойчивостью, по всему ее телу проходят сладострастные судороги, восхитительная рябь, грозящая хлынуть волной, пальцы ее сильнее впиваются в волосы, смешок девушки, которая в этот миг чуть подается назад и лишь кончиком языка касается ее изнемогающей, страждущей плоти, а потом снова погружается в нее, волна поднимается выше, наполняется, обещая разлететься на тысячу цветущих орхидей в каждой песчинке ее тела…