Итак, 14 июня 1800 г. возле деревни Маренго грянула битва, в которой решалась судьба Франции, Австрии и второй антифранцузской коалиции. Эта, ранее безвестная, а с того дня всемирно знаменитая деревня находится посреди большой равнины между городами Алессандрией и Нови рядом с другой деревней, Сан-Джулиано, которую Наполеон заранее, еще перед началом кампании отметил на карте как место решающего сражения.

Соотношение сил к началу битвы при Маренго было явно в пользу австрийцев. Мелас к 14 июня стянул сюда все свои основные силы, их численность в разных источниках и литературе указывается по-разному: у Е. В. Тарле и А. Лашука - 30 тыс., у В. Скотта - 40 тыс., у А. 3. Манфреда - 45 тыс. человек[1392]. В то же время Наполеон к началу сражения недосчитался одной из своих пяти дивизий, которую направил к Нови, чтобы перекрыть Меласу стратегически важный путь для маневра. Кстати, командовал этой дивизией Луи Дезе, который буквально на днях, 10 июня, прибыл к Наполеону, вырвавшись из Египта и английского плена. В итоге, по тем же данным, утром 14 июня Наполеон располагал под Маренго всего от 20 до 23 тыс. солдат. Еще большее превосходство австрийцы имели в артиллерии: от 90 до 100 орудий против 15-18 у французов.

Битва началась вскоре после 6 часов утра. Австрийцы открыли убийственный огонь по французским позициям из всех своих орудий и пошли в массированную атаку. Их численное превосходство и в пехоте, и в кавалерии, а главное, в артиллерии сказывалось со всей очевидностью. Французы, особенно корпус Ланна, занимавший центр позиции, стояли насмерть. Несколько австрийских атак были отбиты, но каждая следующая шла с нарастающей силой. К 10 часам утра французы вынуждены были отступать по всему фронту - без паники, сохраняя порядок, но отдавая противнику пядь за пядью. Даже консульская гвардия - этот, как ее называли, «гранитный редут», - расстреляв все патроны и ощетинившись штыками, начала отходить.

Наполеон в эти первые, самые трудные часы битвы, по наблюдению очевидцев, ни на минуту не терял самообладания. При первых же залпах австрийских орудий он послал гонцов к Дезе с приказом немедленно возвращаться. Далее он просто следил за ходом битвы, веруя в стойкость своих войск; иногда обращался к ним с ободряющими словами, но главное - ждал: стоя в окружении своих адъютантов и не замечая ядер, летящих над головой, он внешне спокойно поглаживал хлыстом мелкие камушки под ногами, но можно себе представить, с каким волнением, с какой тревогой за исход битвы ждал, когда подоспеет Дезе.

Когда уже все части резервной армии, включая консульскую гвардию, отступили, примчался на взмыленном коне адъютант Дезе, будущий герцог и министр полиции Рене Савари. Он доложил, что дивизия Дезе «летит» на выручку главным силам. Теперь Наполеон мог быть спокойным за все, что бы ни случилось. «Мужайтесь, солдаты! Держитесь! Резервы на подходе!» - кричал он своим отступающим воинам, которые понуро шли мимо него. Но у них, казалось, уже не было сил держаться. Они отвечали ему: «Да здравствует Бонапарт!» - без былого воодушевления.

К трем часам дня почти все поле сражения оказалось в руках австрийцев. Мелас, контуженный в голову, сменивший двух убитых под ним лошадей, но торжествующий, отправил в Вену курьера с реляцией, что он победил дотоле непобедимого Бонапарта. Сам он отбыл для лечения в Алессандрию, а своему начальнику штаба барону Антону фон Цаху поручил руководить преследованием разбитых французов. В это время и появился на поле битвы Дезе во главе пяти тысяч солдат своей дивизии.

С того момента весь ход сражения повернулся на 180°. Свежие войска Дезе ударили в тыл наступавшим австрийским колоннам. Наполеон моментально воодушевил сражавшиеся из последних сил полки Ланна: «Хватит отступать! Вы знаете мой обычай - ночевать на поле битвы. Не робейте!» - и добавил, указывая на солдат Дезе: «Вот мой резерв!»[1393] Ланн тут же повел свой корпус в контратаку против австрийского центра. Тем временем Наполеон приказал своей кавалерии ударить по флангам противника. Командовал французской кавалерией при Маренго 29-летний генерал Франсуа Этьен Келлерман - сын героя исторической битвы при Вальми, будущего маршала и герцога Франсуа Этьена Кристофа Келлермана (а не сам герой Вальми, как считал ошибочно X. Беллок[1394]). Атаки Дезе и Келлермана и контратака Ланна ввергли австрийцев, только что испытавших триумф победы, в состояние паники. Бросая оружие, они ударились в повальное бегство. «Их гнали по всему полю, как стая гончих травит зайца», - писал о них Вальтер Скотт[1395]. К 18 часам все было кончено: главная армия Австрийской империи фактически перестала существовать.

Потери сторон в битве при Маренго, как это часто бывает в таких случаях, определяются по-разному: австрийские - числом от 12 тыс.[1396] до 19,5 тыс. человек[1397], причем барон Цах был взят в плен; французские - от 3 тыс.[1398] до 7 тыс.[1399], включая убитых, раненых и пленных.

Для французов самой тяжелой потерей стала гибель Луи Дезе. Он был убит в первые же минуты, после того как повел в атаку своих солдат: австрийская пуля пробила ему грудь навылет. Падая с коня, он успел лишь сказать: «Это - смерть»[1400]. Наполеон, узнав о его гибели, был безутешен. Вечером после битвы он со слезами воскликнул: «Как прекрасен был бы этот день, если бы я мог сегодня обнять Дезе!» Процитировав эти слова, Е. В. Тарле сообщает: «Только дважды боевые товарищи Наполеона видели слезы на его глазах после сражения. Второй раз это было несколько лет спустя, когда на его руках умирал маршал Ланн, у которого ядром оторвало обе ноги»[1401]. Евгений Викторович не учел третьего случая, когда «боевые товарищи» видели, как Наполеон оплакивал своего друга и обергофмаршала М. Ж. К. Дюрока после боя под Гёрлицем 23 мая 1813 г.[1402]

На следующий день после триумфа Маренго Наполеон отправил консулам Республики короткое письмо, которое заканчивалось такими словами: «Я в глубочайшей скорби из-за смерти человека, которого я любил и уважал больше всех»[1403]. Первый консул велел похоронить Дезе в часовне монастыря на перевале Сен-Бернар. Тогда же при часовне был создан скромный музей, о котором Андре Кастело писал в 60-е годы XX в., что он еще сохраняется[1404]. В Париже ровно через месяц после смерти Дезе была заложена в его честь и названа его именем новая набережная[1405], а в Клермон-Ферране ему поставили памятник, который уже в наше время видел и описал А. 3. Манфред[1406].