из-за его принятия, и его я, его я, его мое, и его я, и его я, и тому подобное. Если бы он съел семь яблок, и если бы не его согласие, он бы не упал.

(9.)

Тот, кто сейчас живет в своей самости и в соответствии с ветхим человеком, называется и является ребенком Адама.

Все, кто следует за Адамом в гордости, в похоти тела и в непослушании, мертвы душой. Чем больше самости и эгоизма, тем больше греха и зла.

Ничто не горит в аду, кроме собственной воли.

Всякая воля без воли Божьей (то есть всякая собственная воля) есть грех.

Если бы не было собственной воли, то не было бы ни ада, ни злого духа. Если бы не было собственной воли, то не было бы и собственности.

На небесах нет ничего собственного: поэтому там есть достаток, истинный мир и все блаженство.

Человек, таким образом, должен стоять и быть совершенно свободным без себя, то есть без самости, Я-сущности, меня, моего, меня и тому подобного, чтобы он искал и имел в виду себя и свое собственное так мало во всех вещах, как если бы этого не было, и так же мало должен думать о себе, как если бы его не существовало.

(51.)

Человек должен умереть для себя, то есть для человеческой похоти, комфорта, радости, любостяжания, эгоизма, себялюбия и всего того, что еще есть в человеке, за что он цепляется или на что он еще опирается в бережливости или на чем держится, будь то сам человек или другие существа, что бы это ни было, все это должно уйти и умереть, если иначе с человеком произойдет правильная истина.

(57.)

Поэтому, чтобы воссоединение с Богом состоялось, индивидуальная воля должна быть полностью убита; ибо

Я-сущность и самость отделены от Бога и не принадлежат ему, а только в той мере, в какой это необходимо для личности.

(123.)

Последнее предложение является хорошим свидетельством благоразумия мистика, который не позволил извращенному разуму переплавить мир в целом в придуманную, хромую, вялую бесконечность.

Как человек может прийти к самоопустошению, как он может уничтожить в себе своеволие?

Самое благородное и прекрасное, что есть во всех существах, – это разум и воля, и эти две вещи находятся вместе таким образом, что где одно, там и другое; и если бы этих двух не было, то не было бы разумных существ, а только скот и это было бы большим несчастьем.

(207.)

С помощью своего разума человек сначала познает себя и тем самым приходит в очень своеобразное состояние, которое метко назвали «адской похотью», от которой, однако, Бог его искупает.

Ибо кто хорошо знает себя, тот выше всякого искусства, потому; если ты хорошо знаешь себя, то ты лучше и достойнее похвалы пред Богом, чем если бы ты не знал себя, и знал ход небес, и все планеты, и звезды, и силу всех трав, и наклонности всех людей, и природу всех животных, и имел в этом все искусство всех сущих на небе и на земле.

(31.)

Когда человек познает себя в истине и понимает, кто и что он есть, и обнаруживает, что он настолько мерзок, зол и недостоин всего утешения и добра, которые когда-либо были или могут быть сделаны ему Богом и творениями, он приходит в такое глубокое смирение и презрение к себе, что считает себя недостойным того, чтобы земля носила его, а также считает правильным, чтобы все существа на небе и на земле восстали против него и отомстили за него своему Создателю, причинили ему всякий вред и мучили его; всего, чего он считает себя достойным.

(39.)

И поэтому он не хочет и не может желать утешения или искупления ни от Бога, ни от всех тварей, которые на небе и на земле, но он хочет быть неосвобожденным и неискупленным, и ему не жаль своего осуждения.

(—)

Теперь Бог не оставляет человека в этом аду, но берет его к себе, так что человек не желает и не уважает ничего, кроме одного лишь вечного блага, и признает, что вечное благо настолько благородно и в высшей степени хорошо, что никто не может оправдать или назвать его восторгом, утешением и радостью, миром, спокойствием и удовлетворением. И если человек не почитает, не ищет и не желает ничего иного, кроме одного только вечного блага, не ищет ничего для себя, но только славы Божьей, то радость, мир, счастье, спокойствие и комфорт и все подобное будет даровано ему, и так он будет в Царстве Небесном.

Но наш мистик знает и второй, более естественный способ.

Это правда, что любовь не должна быть направлена и научена знанием; но если любовь не следует за знанием, то из этого ничего не получится.

(167.)

Всякая любовь должна быть научена и направлена светом или знанием. Истинный свет делает истинную любовь, а ложный свет делает ложную любовь; ибо то, что свет считает лучшим, он представляет любви как лучшее, и говорит, что она должна любить его, и любовь следует за ним и выполняет его приказы.

(169.)

Истинную любовь направляет и учит истинный свет и знание, а истинный, вечный и божественный свет учит любить ничего, кроме истинного простого и совершенного добра, и ни за что, кроме добра, и не для того, чтобы иметь от него награду или что-то еще, но любить только добро, и потому, что оно добро, и что его следует любить по праву.

(175.)

И только тогда возникает истинная внутренняя жизнь, и тогда сам Бог становится человеком, так что больше нет ничего, что не было бы Богом или Божьим, а также нет ничего, что принимало бы на себя что-то.

(229.)

Мистик описывает поведение такого «боготворимого» человека следующим образом:

Но тот, кто хочет и должен страдать от Бога, должен и обязан страдать от всего, то есть от Бога, себя и всех тварей, ничего исключая; и тот, кто хочет и должен быть послушным, безмятежным и покорным Богу, должен и также быть безмятежным, покорным и послушным всему в страдательном, а не в деятельном смысле, и все это в тихом внутреннем пребывании на внутреннем дне души и в тайном, скрытом терпении с готовностью переносить и страдать от всего или отвращаться.

(83.)

Отсюда следует, что человек не может ничего просить или желать ни у Бога, ни у творений, кроме простой нужды, и все это со страхом и по благодати, а не по праву, и не позволяет своему телу и всей своей природе делать больше добра или удовольствия, чем простая нужда, и не позволяет никому помогать или служить ему, кроме как в чистой нужде, и все это со страхом.

(95.)

И состояние такого боготворимого человека описывается Франкфуртером следующим образом:

Что же тогда является союзом? Быть чистым и простым и всецело простым в истине с простой вечной волей Бога, и быть без воли, и что сотворенная воля перетекла в вечную волю и слилась в ней и стала недействительной, так что одна только вечная воля там волит, делает и не делает.

(105.)

Эти люди также стоят в свободе, так что они потеряли страх мучений или ада и надежду на награду или Царство Небесное, но в полной свободе горячей любви.

(35.)

И там, где объединение происходит в истине и становится необходимым, внутренний человек стоит неподвижно в объединении, и Бог позволяет внешнему человеку двигаться от этого к тому. Это должно быть и должно происходить, чтобы человек говорил, и так оно и есть на самом деле:

Я не хочу ни быть, ни не быть, ни жить, ни умереть, ни знать, ни не знать, ни делать, ни не делать, и все, что так, но все, что должно быть и будет и свершится, этому я стремлюсь и повинуюсь, страдая или действуя.

(107.)

Там будет и есть достаточность и неподвижность, ничего не нужно желать, знать меньше или больше, иметь, жить, умереть, быть или не быть, и то, что есть, становится одним и тем же, и нет ничего, о чем можно было бы сожалеть, кроме одного лишь греха.

(179.)

Но даже если обожествленный человек должен все выстрадать и охотно страдает, его воля с силой и всей своей энергией восстает против единственного навязывания: