— Эт-то еще что? — сказал майор, глядя на позирующую Зинку.

А Зинка, стоя на подоконнике, испугалась:

— Ой, блин! Милиция! — и спрыгнула на пол.

— Да это мой знакомый! — сказала Надя, глянув в окно. — Очень хороший дядька, денег мне дал.

— Он чё? К тебе идет?

Зинка наспех оделась, обе торопливо собрали разбросанные повсюду вещи. Надя подхватила на руки Ванечку, но тут же и отстранила его от себя.

— Фу! Ваня, ты же обкакался! Боже мой…

На вытянутых руках Надя унесла Ваню в ванную, включила там воду.

В дверь позвонили, Зинка крикнула:

— Открыто!

Вошел майор, за ним инспекторша Службы опеки и практикантка.

— Так! Уже притон тут устроили! — сказал Зинке майор. — Кто такая? Проститутка?

— Да вы что! — испугалась Зина. — Это я случайно, я окно заклеивала.

— Голая? Паспорт!

— Да я не тут живу, я в общежитии, во ВГИКе.

— Вот там и танцуй! А тут чтоб твоего духу не было! Где ребенок?

Зина метнулась к ванной:

— Надь!..

Надя на вытянутых руках вынесла из ванной голого и мокрого Ванечку с соской во рту.

— Зин, памперс и полотенце! Быстро! — сказала она и, увидев Никуленко и прочих: — Ой, здрасте! Извините!

Майор взял у нее Ванечку, передал инспекторше. Та уложила голого ребенка на стол и, открыв дерматиновый чемоданчик, достала из него весы, сантиметр, складную линейку, стетоскоп. Затем стала профессионально обмерять и слушать мальчика, бесцеремонно вертя его на столе и диктуя медсестре-практикантке:

— Пишите. Рост… Вес… Дыхание чистое… Объем грудной клетки…

Ванечка, лежа перед ней на спине, с любопытством рассматривал ее.

Медсестра, сев за стол, записывала, заполняя какую-то форму.

— А вы кто? — пришла в себя Надя.

— Не мешайте! — сказала инспектор, открыла у Ванечки рот, пощупала пальцем десны и продиктовала: — Верхних зубов нет, а внизу четыре растут и три на выходе. — Затем пощупала у Ванечки мошонку и оттянула пипиську. — Так, теперь тут. Яички сформированы, обрезание не произведено…

Ваня, опомнившись, принялся реветь.

Но инспектор не обратила на это внимания, спросила:

— Ребенок крещеный?

Надя схватила Ванечку со стола:

— Я его не отдам!

— Никто и не забирает, — сказала инспектор. — Мы взяли его на учет. По закону, если в течение месяца не найдутся родственники, имеющие право на опеку, ребенок пойдет в детдом. А в какой, мы определим, исходя из его здоровья. Он здоров? Прививки сделаны? Где его медицинская карта? Вы ему кем приходитесь?

— В том-то и дело — никем! — вставил майор. — Я вообще не знаю, как на нее можно оставлять…

— Есть законы, товарищ майор. Вы их знаете, — сухо сказала инспектор и в упор посмотрела майору в глаза, между ними явно происходила какая-то скрытая борьба или противостояние. — И как бы на меня сверху ни давили…

— Но она несовершеннолетняя, ей семнадцать лет, — сказал майор.

— Ничего, мы в семнадцать лет целину поднимали, — отрезала инспектор. И, складывая свои инструменты в чемодан, повернулась к Наде: — Мы из районной управы, из Службы опеки. Запомни: летом у мужчин паховая область больше всего потеет. Нужно мошонку и пипиську постоянно вазелином смазывать и тальком присыпать. Понятно?

— П-п-понятно…

В тылах улицы, во дворе, на флигеле какого-то дома висела вывеска: «ДЕТСКАЯ МОЛОЧНАЯ КУХНЯ». Перед кухней стояла небольшая очередь мамаш, бабушек и дедушек с детскими колясками и без таковых.

— Доллар уже шесть рублей! И все дорожает! Еще неделю назад памперсы были по двести за пачку…

— А пюре? На «Коломенской» я сама брала «Хипп» по восемь рублей за банку. А вчера прихожу — уже двенадцать!..

— Нет, импортные подгузники — чистое разорение! Я их только на ночь подвязываю! А днем — в марлевых походит! И преет меньше, и вообще…

— В супермаркетах все продукты ненатуральные, а чистая химия и эта, как ее, генетика!..

Слушая эти разговоры, Надя со спящим Ванечкой на руках медленно двигалась в очереди к молочной кухне.

— А незя детям импортное давать, незя! — говорил кряжистый дед, стоявший за Надей. — Вы чё, бабы? Вы Жириновского послушайте! Американцы же нам сплошную отраву гонят! Чтобы нас тут до конца извести!..

— А слыхали, как в Магадане детей потравили? — сказала другая женщина. — Сорок человек в больнице…

— Потому что срок давности нужно проверять. Перебивают срок давности…

Вслед за какой-то мамашей Надя зашла в молочную кухню.

Здесь очередная мамаша предъявила продавщице рецепт из поликлиники и назвала имя своего ребенка:

— Герасимов Михаил.

Продавщица повела пальцем по списку:

— Гаврилов… Галкина… Ганушкина… Герасимов — есть! — Отметила в списке галочкой и спросила: — Что берем?

— На два дня можно? — сказала мамаша.

— Пока есть, берите… — Продавщица отметила в списке. — На два дня. Что берете?

— Два творожка, два кефира и молоко.

Продавщица подала два пакетика «Агуши» с творогом, две бутылочки кефира и полулитровый пакет с молоком. Мамаша отошла, уступив Наде место у прилавка.

— Игнатьев Ваня, — сказала Надя.

— Рецепт из поликлиники!

— Понимаете, у нас нет рецепта. Так получилось…

— Без рецепта не отпускаю. Следующий!

— Ну пожалуйста! — попросила Надя. — Вы посмотрите, он же есть в списке! Игнатьев.

— Мало кто в списке! Так кто угодно придет! Отойди, не мешай очереди!

Кряжистый дед оттолкнул Надю от прилавка:

— Ходят тут бомжи!..

— Дедушка, — чуть не плача, сказала Надя, — у нас родители в аварию…

Но он перебил:

— Да слыхали мы эти сказки! Как в метро ни зайдешь… Иди, а то милицию вызову!

Ваня на руках у Нади проснулся и — в плач.

Надя со слезами на глазах вышла из молочной кухни, женщины в очереди индифферентно отводили глаза, какая-то старуха, сухо поджав губы, сказала:

— Скоро уже пионерки будут рожать! Ужасть!..

На экране небольшого телевизора «Самсунг» шли — без звука — вечерние новости. Все те же шахтеры, пикетирующие Белый дом… Уборка поваленных деревьев в Москве… Ельцин, кривя толстыми губами, учит Кириенко уму-разуму… Открытие «Кинотавра»… В США скандал с Моникой Левински и Клинтоном…