— Привет, малышка, что ты такое делаешь?

Не отрываясь, не взглянув:

— Пишу книжку.

— Пишешь книжку? Замечательно. А про что книжка?

Молчание; даже не поглядела; вся в работе.

— Солнышко, я хочу кое о чем поговорить с тобой, кое о чем очень важном.

Поглядела.

— Папочка, а ты можешь сделать книжку? Сделать книжку?

— Сделать книжку? Я не совсем понял, что ты имеешь ввиду.

— Ну книжку сделать! — в легком раздражении от его непонятливости.

— В том смысле, чтобы сделать настоящую книжку? Нет, их делают в типографии.

— А Маккензи сама делает. Ей папа помогает. Я тоже хочу.

Гарланд Рид, будь он неладен, с его так называемыми книгами. Уходя от ответа:

— Ну, сперва ведь надо сочинить и написать твою книжку.

С широкой улыбкой:

— А я начинила! — и жест в сторону листа бумаги на столе.

— Уже сочинила? — Он никогда впрямую не поправлял ее речь.

— Да! Ты поможешь мне сделать книжку?

Беспомощно, печально:

— Попробую.

— Хочешь прочитать?

— Кэмпбелл… — Вздох; против ее упорства он бессилен. — Да. С удовольствием прочитал бы.

Скромно:

— Она не очень длинная. — Дочь взяла со стола несколько листков бумаги и подала ему. Большими, аккуратными буквами:

МЕДВЕЖОНОК

Кэмпбелл Мак-Кой

Жил-был медвежонок. Его звали Келли. Он жил в лесу. У Келли было много друзей. Однажды кто-то проходил мимо и сиел у Келли еду.

Он очень огорчился. Он хотел посмотреть город. Келли пошел в город. Еще он хотел посмотреть дома. Только он потянулся, чтобы взяться за ручку двери, сбака как выскочит! Но собака не поймала Келли. Келли прыгнул в окно. И случайно нажал тривогу. Машины с полицейскими как помчатся, как загудят! Келли испугался. Келли всетки убежал.

Кто-то поймал Келли и принес его в зоопарк. С тех пор Келли полюбил зоопарк.

У Шермана голова будто паром наполнилась. Это же о нем! На миг он задумался, уж не могла ли она каким-нибудь необъяснимым наитием, по зловещим флюидам… догадаться… может быть, каким-то образом все это уже носится в воздухе их квартиры… Случайно нажал тревогу. Машины с полицейскими как помчатся, как загудят!.. Быть не может!.. но как же, ведь — вот!

— Тебе понравилось?

— Да, гм… я, гм…

— Папа! Тебе понравилось?

— Просто замечательно, детка. Ты очень талантливая… Не многие девочки в твоем возрасте… не многие. Просто замечательно.

— Теперь ты поможешь мне сделать книжку?

— Я… Мне кое-что надо сказать тебе, Кэмпбелл. О'кей?

— О'кей. Тебе правда понравилось?

— Да. Просто замечательно. Кэмпбелл, я хочу, чтобы ты выслушала меня. О'кей? Слышишь, Кэмпбелл, ты ведь знаешь, что люди не всегда говорят правду о других людях.

— Правду?

— Иногда люди говорят гадости, всякие плохие вещи, которых на самом деле нет.

— Какие?

— Иногда люди говорят гадости о других людях, вещи, которых не следовало бы говорить, вещи, от которых кому-то другому плохо. Ты понимаешь, о чем речь?

— Папочка, а можно я нарисую Келли на картинке для книжки?

Какого еще Келли?..

— Пожалуйста, Кэмпбелл, послушай. Это важно.

— Ооооооо'кеееееей. — Утомленный вздох.

— Ты помнишь, как однажды Маккензи сказала про тебя что-то нехорошее, сказала неправду?

— Маккензи? — Наконец-то ее внимание завоевано.

— Да. Помнишь, она сказала, что ты… — И, хоть тресни, не вспомнить, что же такое Маккензи тогда сказала. — По-моему, она сказала, что ты ей не подруга.

— Маккензи моя лучшая подруга, и я ее лучшая подруга.

— Я знаю. В том-то как раз и дело. Она сказала то, что не было правдой. Не хотела, но сказала, и вот так люди иногда поступают. Они говорят то, от чего другим плохо, может быть, сами не хотят, но говорят, и кому-то другому от этого плохо, поэтому так поступать не годится.

— Как?

Дальше, жми дальше.

— Причем не только дети. Иногда и взрослые тоже. Взрослые тоже бывают гадкими. Еще даже и хуже. Ну-ну, Кэмпбелл, ты уж меня послушай. Есть люди, которые говорят про меня гадости, говорят вещи, которых на самом деле не было.

— Да ну?

— Да. Они говорят, что я сбил мальчика машиной и сильно его ушиб. Пожалуйста, смотри на меня, Кэмпбелл. Так вот, это неправда. Я ничего такого не сделал, но есть нехорошие люди, которые это говорят, и ты можешь услышать, как это говорят, однако тебе надо знать, что все это неправда. Даже если будут говорить, что это правда, ты знай, что это неправда.

— А почему ты им не скажешь, что это неправда?

— Я скажу, но эти люди могут мне не поверить. Это нехорошие люди, которым хочется верить всяким гадостям про других.

— Но почему же ты им не скажешь?

— Я скажу. Но эти нехорошие люди собираются напечатать все эти гадости в газетах, передать по телевидению, так что многие им поверят, потому что будут читать их в газетах и смотреть по телевизору. Но это неправда. И мне все равно, что они думают, но мне не все равно, что думаешь ты, потому что я люблю тебя, Кэмпбелл, я тебя очень люблю, и я хочу, чтобы ты знала, что твой папа хороший и не делал того, что эти люди говорят.

— Про тебя будет в газетах? И по телевизору?

— Боюсь, что да, Кэмпбелл. Может быть, завтра. И твои друзья в школе, может быть, что-нибудь станут говорить тебе об этом. Но ты не должна обращать на них внимания, потому что ты знаешь, что то, что будет в газетах и по телевидению, — это неправда. Верно, солнышко?

— Значит, ты станешь знаменитым?

— Знаменитым?

— Про тебя напишут в истории, да, папа?

В истории? Н-да…

— Нет, в истории про меня не напишут, Кэмпбелл. Но меня будут поносить, оскорблять, вываляют в грязи.

Он сознавал, что дочь из этой фразы не поймет ни слова. Просто само вырвалось от безнадежности объяснить шестилетней девочке действие прессы.

Но кое-что она поняла достаточно хорошо, прочитав по его лицу. С великой серьезностью и нежностью она заглянула ему в глаза и сказала:

— Не беспокойся, папа. Я люблю тебя.

— Кэмпбелл!

Он поднял ее на руки и зарылся лицом ей в плечо, скрывая слезы.

Жил-был когда-то медвежонок, и была маленькая прелестная комнатка, где жили милые мягкие создания, спали доверчивым сном невинности, а теперь ничего этого не стало.