Бетюве, территорию между Ваалом и Недер-Рейном, прозвали «“Островом” мужчин», поскольку почти всех женщин оттуда эвакуировали. Этот осушенный и возделанный участок побережья с садами и топкими пастбищами возвышался над водой лишь благодаря окружающим его дамбам. По словам американского десантника, «земля была плоской, точно бильярдный стол»[1410]. И как бы симпатичны ни были им местные жители, воевать там десантникам не нравилось: погода ухудшилась, и теперь стоило им вырыть окоп, как тут же на дне появлялась вода и поднималась все выше.

Сделав свою работу, американские десантники совсем не хотели, чтобы их держали за обычных пехотинцев. Как и их командиры, они были в ярости от того, как Монтгомери в них вцепился. Американские генералы подозревали, что Монтгомери, который всегда хотел командовать формированиями армии США, а также британскими и канадскими, просто воспользовался ситуацией. «Одна из странностей в операции “Маркет – Гарден”, – писал бригадный генерал Джеймс Гэвин, – состоит в том, что впервые в нашей истории американские дивизии отданы под командование иностранной армии»[1411]. Разгневанный генерал Бреретон предупредил штаб Эйзенхауэра, что два подразделения потеряли 35 % личного состава: «Это 7382 опытнейших, незаменимых десантника… их дальнейшее использование в качестве сухопутных войск не позволит задействовать их в воздушных операциях до конца весны»[1412]. Генерал-майор Риджуэй, командующий 18-м воздушно-десантным корпусом, злился, наверное, больше всех. По его мнению, «трудно поверить обещанию Монти вывести их к 1 ноября»[1413]. События доказали его правоту. 82-ю вдд вывели только в середине ноября, а 101-я оставалась там чуть ли не до конца. Насмешки над Монти становились все более популярными. Когда король Георг VI посетил американские штабы в Бельгии и Люксембурге, он был в форме фельдмаршала. «Это стало поводом для шутников спросить, превосходит ли он Монти по рангу?»[1414] Подозрения американцев были в значительной степени справедливы, но и 2-я английская армия, и 1-я канадская армия страдали от острой нехватки личного состава.

У генерала Максвелла Тейлора были свои причины не любить их затянувшееся пребывание в Бетюве. Во время посещения 3-го батальона из 501-го парашютно-десантного полка, находившегося на линии фронта близ Хетерена на Недер-Рейне, он приказал минометному взводу стрелять по пню на значительном расстоянии, чтобы проверить меткость и силу поражения. Десантники предупредили его, что немцы откроют ответный огонь. Тейлор настоял, а немцы действительно отреагировали, так что всем пришлось укрыться. Как только наступило затишье, Тейлор, снова вопреки советам, решил уехать. «Вот тогда он и получил свое пурпурное сердце – осколок в зад»[1415], – рассказывал один из присутствовавших при этом офицеров. «Мы попали под минометный обстрел, – записал телохранитель генерала. – Я оглянулся, увидел лежавшего на земле Тейлора, подбежал и поднял его. Когда я, спотыкаясь, тащил его на себе, а вокруг нас рвались снаряды, я услышал, как он пробормотал: “Черт возьми, попали прямо в задницу”»[1416]. Генерал, без сомнения, уже представлял себе эти шутки. Солдаты не особо любили Тейлора, и уж точно он не вызывал у них такого восхищения, как Риджуэй и Гэвин.

Когда 501-й полк перевели в Хетерен, одна рота заняла кирпичный завод, где находился немецкий полевой госпиталь. Там все еще валялись обрубки тел после ампутаций, которые нужно было убрать. На завод забрел голодный боров. Поскольку немцы совсем рядом и стрелять нельзя, один боец, бывший рабочий скотобойни, сам вызвался его умертвить. Он со всей силой ударил борова, тот упал, но, пока солдат гордо раскланивался перед публикой, боров пришел в себя и выбежал наружу, солдат бросился вдогонку. Немцы удивленно наблюдали, но не стреляли. Боров забежал обратно в цех, и кто-то выстрелил в него из кольта. И вот тогда уж немецкая артиллерия открыла огонь. Несколько десантников отказались от свинины, когда подумали, что мог съесть здесь этот хряк[1417].

508-й парашютно-десантный полк из 82-й вдд тоже задержался в Бетюве с британской 50-й дивизией. Они стояли в яблоневом саду, там хотя бы плоды наконец созрели, что уменьшило риск поноса. «Именно здесь, в канаве, я отпраздновал свой двадцатый день рождения», – писал Дуэйн Бернс. Их окопы были «просто большими грязными лужами». Из дома ему прислали в подарок красивую ручку и набор карандашей.

«Бернс, если тебя убьют, можно я возьму их себе?» – спросил первый сержант Скэнлон.

«Конечно, – ответил тот. – Только если не ты нажмешь курок».

Единственным развлечением было наблюдать за боями: в небе над Недер-Рейном наблюдалась значительная воздушная активность. 28 сентября над Арнемом был сбит и погиб летчик-истребитель лейтенант Ганс Дитрих Штудент, сын генерал-лейтенанта Штудента. Бернс смотрел вслед двум «Мустангам» P-51. «Вот это жизнь, парень, – заметил он. – Полетал немножко. Пристрелил несколько немцев, а потом и домой, а там хороший ужин с подругой, теплая постель, и спи всю ночь. Парень, что за дьявольская война! Ручаюсь, они даже не в курсе, что мы тут по грязи ползаем в той же одежде, в какой нас сбросили месяц назад». Но затем один самолет сбила зенитка, и он врезался в землю. Десантники вдруг убедились, что лучше все-таки «на земле, здесь безопасней»[1418].

И 82, и 101-я дивизии ночью патрулировали берег Недер-Рейна, поскольку немцы часто отправляли диверсионные группы на резиновых лодках. Однажды ночью патруль из Легкой роты 506-го парашютно-десантного полка столкнулся с отрядом немцев. Противники забросали друг друга гранатами, но без особого эффекта. Лейтенант, командовавший американцами, крикнул: «Примкнуть штыки!» – но оказалось, штык был только у него. «Ни один человек в здравом уме не потащит эту грохочущую штуку в ночной патруль», – заметил один из его десантников, Эрл Маккланг. Он и его приятели использовали их только для рытья окопов. Лейтенант закрепил штык на карабине, вскочил и пробежал несколько шагов, прежде чем вражеский огонь заставил его упасть плашмя на землю. Он пришел в ярость, обнаружив, что никто за ним не последовал. Маккланг отозвался в темноте: «Лейтенант, штык только у вас, идите вперед, мы прикроем!» Это вызвало «нервные смешки в строю»[1419].