Теперь Оуэн Охотник за Смертью уходил все глубже и глубже в прошлое, поддерживая в себе способность бежать за счет собственной внутренней энергии. Ему казалось, что сейчас он бежит гораздо медленнее, но, похоже, замедлились и «возрожденные». Они не прекратили погони, но разрыв между ними, пусть он и был невелик, больше не сокращался, хотя кипящая ярость и ненависть врагов и обжигала его с прежним жаром.

И тут неожиданно бег завершился. Оуэн выжег в себе всю дарованную Лабиринтом энергию и выпал из Временного потока в прошлое, материализовавшись в. холодном, мглистом закоулке Мистпорта в один из моментов своего первого посещения этого города. Задыхаясь, он рухнул на грязный снег. Из множества ран, заживить которые у него уже не было сил, сочилась кровь. Сердце, его воля и долг побуждали его продолжать, но он, похоже, забежал настолько далеко, насколько это было возможно. Вся его сверхчеловеческая энергия была затрачена на этот безумный бег, и теперь он снова был всего лишь человеком. Медленно перекатившись в снегу на спину, Оуэн потянулся к мечу и дисраптеру, как будто от них мог быть хоть какой-то толк. Он ощущал присутствие «возрожденных», уже пребывавших на грани прорыва в физический мир. Вой надвигавшейся тьмы окрасился торжеством... и оборвался. Преследователи исчезли: их просто не стало. Оуэн медленно сел. Безлюдный переулок был тих и безмолвен. И вдруг перед ним появилась улыбающаяся Кэти де Ври.

— Молодец, Охотник за Смертью. Ты справился с задачей, «Возрожденные» затратили на погоню за тобой столько энергии и так ослабли, что уже не смогли противостоять воздействию ребенка. Сейчас, когда мы с тобой беседуем, он восстанавливает порядок, исправляя причиненное зло.

— Тебя ведь на самом деле здесь нет, верно? — спросил Оуэн, с трудом поднимаясь на ноги.

— Увы, нет. Я всего лишь запись, помещенная в твое сознание. Это наш последний контакт, я хотел лишь поблагодарить тебя. Только ты мог справиться с этим, Оуэн. Только ты.

— Здорово! — сказал Оуэн. — А теперь как насчет того, чтобы подбросить меня домой?

Кэти печально посмотрела на него.

— Прости, Оуэн. На то, чтобы сделать, что требовалось, пришлось использовать все, что имелось у ребенка. На помощь тебе, увы, ничего не осталось.

— Обычное дело, — проворчал Оуэн. — Думаю, мне придется подождать, пока моя сила восстановится до необходимого для возвращения уровня, и возвращаться своим ходом. Счастливо, Кэти.

Последние слова прозвучали вдогонку уже исчезнувшей фигуре. Охотник за Смертью огляделся по сторонам: переулок казался ему смутно знакомым, но в сумраке трудно было судить о чем-либо с уверенностью.

И тут из тумана донесся звук приближающихся шагов. Оуэн поспешно обнажил меч и почувствовал, что клинок оттягивает руку. Он устал, истекал кровью и находился далеко не в лучшей форме. Он даже не был уверен в том, что сумеет задействовать «спурт». Ввязываться в драку ему было явно не с руки, и он вжался спиной в стену, надеясь, что его не заметят.

Из тумана, шатаясь, появились темные фигуры, закутанные в грязные, с чужого плеча меха. И Оуэн, увидев их искаженные болью и алчным желанием глаза, сразу понял, кто это такие. «Плазменные детки». Наркоманы, находящиеся в полной зависимости от «крови», этого губительного, подавляющего волю и разрушающего волю зелья. Люди, способные убить и его и кого угодно ради одной-единственной дозы.

Туман не помог: глаза наркоманов отыскали его в сумраке, и тут же в их руках сверкнули ножи и острые осколки битого стекла.

«Чертова удача Охотника за Смертью, — сердито подумал Оуэн. — Вечно мне не везет».

Их было человек тридцать, никак не меньше. На пике своей формы Оуэн порубил бы их всех, не запыхавшись, но сейчас он был всего-навсего усталым, израненным человеком и понимал, что ему с ними не совладать. Чтобы исцелиться и напитаться энергией, Оуэну требовалось время, поэтому он повернулся и побежал по темному переулку.

Сапоги его скользили в мокром снегу, а сзади с улюлюканьем неслись «плазменные детки».

«Пророчество, пророчество...» — звучало в сознании Оуэна. Он заставлял себя бежать дальше. Выдыхаемый на бегу морозный воздух обжигал легкие. Мчавшиеся за ним рабы Крови издавали крики, в которых ярость и вожделение приобретали звериную окраску, напоминая вой стаи голодных волков. Оуэн был настолько вымотан, что глаза его начала заволакивать красноватая дымка, которую он разогнал сумасшедшим усилием воли. Его повело в сторону: качнувшись, он ударился плечом о стену какого-то дома, отскочил, не сбавив ходу, и нырнул в другой переулок, в надежде, что он выведет его на главную улицу. Он знал, что жители этого города, в большинстве своем, с законом не дружат, но на помощь против банды озверевших «Плазменных деток» можно было рассчитывать даже со стороны обитателей городского дна. Но переулок вел лишь к другим таким же мрачным улочкам: он бежал по грязному лабиринту запачканного сажей, истоптанного снега.

Только сейчас Оуэн заметил, что стоит ночь. Полная луна наполняла дрейфующие туманы серебристым опаловым свечением. Порой над головой мелькал красный или янтарный отблеск фонаря, но прохожих в такой час не было, а немногочисленные выходившие на улицы окна были плотно закрыты ставнями. Оуэн знал, что стучаться в них и звать на помощь бесполезно. Рассчитывать приходилось только на себя. Он побежал дальше, все чаще скользя и спотыкаясь, от усталости он с трудом сохранял равновесие.

«Ты умрешь в одиночестве... вдалеке от друзей и помощников...»

Оуэн улыбнулся, но улыбка вышла больше похожей на оскал. Не для того он преодолел такой путь и добился столь многого, чтобы умереть здесь, в каком-то безымянном закоулке.

Он побежал дальше, хотя ноги его настолько одеревенели, что он почти не ощущал соприкосновения своих глухо ударявших сапог с припорошенными снегом булыжниками неровной мостовой. Мысли его утратили четкость и начали путаться. Порой ему казалось, будто старые враги, живые и мертвые, бегут с ним рядом, чтобы составить ему компанию. Те, кому он хотел так много сказать, да так и не успел. Всегда казалось, что это" можно будет сделать попозже, в другой раз, что времени в запасе сколько угодно. Увы, оно имеет свойство кончаться, когда ты меньше всего этого ждешь.

Порой ему чудилось, будто он снова бежит сквозь Время, преследуемый «возрожденными». В такие моменты Оуэн гадал, будет ли ему когда-нибудь позволено остановиться и отдохнуть.

Наконец заплетающиеся ноги вынесли его из очередного проулка на небольшую площадь, которая оказалась тупиком. Ни одна улица, кроме той, по которой за ним гнались, туда не выходила. Бежать больше было некуда. Оуэн остановился, слегка наклонился, вбирая воздух, и оперся, чтобы не упасть на меч. «Ну что ж, — подумалось ему, — раз выхода отсюда нет, то мне, по крайней мере, не нужно больше никуда бежать».

Медленно выпрямившись, он огляделся по сторонам и гулко рассмеялся, поняв, почему это место показалось ему знакомым. Он уже был здесь. В этом самом тупике им с Хэйзел пришлось сразиться с целой маленькой армией зависимых от Крови. Здесь он нечаянно искалечил совсем юную девушку, которую пришлось убить. Может быть, именно этого Оуэн не смог простить себе до сих пор. По всему выходило, что после столь насыщенной, столь богатой событиями жизни оказалось, что он бежал по кругу. И круг этот замкнулся.