Ясно, что задача была непростой. Франциск I, который вернулся в Блуа зализывать раны, был все еще молод и силен и никоим образом не собирался отказываться от своих итальянских претязаний. Теперь он с интересом следил за стремительным распространением протестантизма в Германии, оценивая вероятность начала религиозных войн внутри империи, которые могли бы связать имперские армии, что позволило бы ему вернуть те земли по другую сторону Альп, которые он все еще считал своими по праву рождения. Сулейман Великолепный тем временем наступал по всем направлениям — на островах в Средиземном море, на побережье Северной Африки, на Балканах и в Центральной Европе. О большом союзе христианских держав, очевидно, речи не шло, а без этого на данный момент не было никакой надежды на эффективное военное сопротивление туркам. Единственной альтернативой казалась политика уступок, и к тому времени как Венеция выбирала тех, кто должен был представлять ее на коронации императора, другой ее посланник, Томмазо Мочениго, был уже на пути в Константинополь, чтобы еще раз убедить султана в неизменном уважении республики и осыпать его подарками по случаю обрезания сына султана.

Но хорошие отношения с Сулейманом всегда было нелегко поддерживать, и прежде всего для Венеции. Османский флот разрастался до все более угрожающих размеров; Восточное Средиземноморье кишело турецкими кораблями; и поскольку многими из них командовали корсары, такие как прославленный Хайреддин Барбаросса, которому не было дела до соглашений и перемирий и который просто нападал на христианские суда, где бы их ни встретил, столкновения были неизбежны. Один из особенно смущающих инцидентов произошел в ноябре 1533 года, только восемь месяцев спустя после того, как Венеция наотрез отказалась присоединиться к антитурецкому альянсу, к которому примкнули папа, император и некоторые другие итальянские государства, так как она слишком хорошо знала, что с теми силами, что были в их распоряжении, союзники могли бы только понапрасну разъярить Сулеймана. И вот в такой ситуации молодой венецианский капитан, Джироламо да Канале, выследив потенциально враждебную турецкую эскадру в критских водах, потопил два из ее кораблей и захватил пять остальных. В прежние времена на этом дело бы закончилось, но теперь положение вещей изменилось. Венеция в панике немедленно отправила дополнительных послов в Порту, чтобы принести свои извинения и предложить возмещение убытков. Вопрос, что делать с самим да Канале, был сложным, так как его повсеместно объявили героем. Но как раз в этот момент он умер, подозрительно внезапно, на острове Занта.[246]

Из-за этой же политики уступок Венеция отказалась поддержать другие мелкомасштабные операции, предпринятые против турок, такие как недолгий захват Туниса имперским флотом под командованием генуэзского адмирала Андреа Дориа в 1535 году. Для Карла V все эти приключения были очень хороши; он всегда мог при желании отойти, отступив в свои сухопутные крепости. Республика же, в отличие от него, находилась на передней линии, она все еще владела несколькими средиземноморскими факториями, жизненно важными для ее интересов, дальнейшее сохранение которых всецело зависело от сохранения расположения султана.

Возможно и так, мог бы ответить Карл, но как это расположение нужно было поддерживать? Здесь, как венецианцы слишком хорошо знали, от них мало что зависело. Сулейман мог напасть на них в любое время, как только бы ему захотелось; и раньше или позже Венеции пришлось бы защищаться.

Два года спустя, в 1537 году, этот момент настал. Многое произошло за это время. В октябре 1535 года Франческо II Сфорца, миланский герцог, умер, не оставив потомства; король Франции немедленно предъявил претензии на герцогство от имени своего сына, Генриха Орлеанского; брат императора Фердинанд, король Римский, поступил так же, выступив от имени одного из своих отпрысков; и к следующему лету два старых врага снова вступили в войну. Армия под личным командованием императора пересекла французскую границу и прошла в глубь Прованса, осадив Арль и Марсель и опустошив страну на своем пути — следы разорений и грабежей были сопоставимы с бесчинствами отступающих французов. Но потом ход событий изменился. Дизентерия вспыхнула в рядах имперской армии и продолжалась, пока больше половины имперских солдат не умерли или не потеряли боеспособность. Остатки войска, постоянно преследуемые французской кавалерией, отступали как могли, и к концу сентября продлившийся всего два месяца первый этап войны закончился громкой победой Франции.

Венеция изо всех сил пыталась быть посредником, но когда ее попытки не удались, она не приняла участия в военных действиях. Однако следующий шаг Франциска должен был неминуемо ввергнуть республику в войну. Он заключил секретное соглашение с Сулейманом, согласно которому французы должны были начать новую кампанию против империи во Фландрии, тем самым оттянув большую часть имперских войск, в то время как османская армия одновременно вторгнется дальше в Венгрию, а кроме того, французский флот соединится с турецким под командованием Барбароссы для совместной операции против королевства Неаполь. Для венецианцев перспектива войны у входа в Адриатику была достаточно нежелательной; еще больше они были напуганы прибытием посла султана с предложением республике присоединиться к этому новому союзу.

Предложение султана было тщательно обдумано. Если бы Венеция приняла его, то при ее активном содействии он занял бы несокрушимые позиции в Центральном Средиземноморье, откуда впоследствии мог бы поставить республику на колени; если бы она отказалась от союза, это дало бы султану удобный предлог для немедленного нападения. В конечном счете ее согласие должно было бы показаться Сулейману более вероятным; после яркого подтверждения несогласия в христианском мире, которое он недавно получил, она могла принять любое решение. В любом случае он ничего не терял.

С другой стороны, дож Гритти и его советники теперь находились в очень затруднительном положении. Очевидно, еще раз дать втянуть себя в войну с империей было немыслимо: однако отказ от предложения султана мог навлечь месть с его стороны — для чего на тот момент Сулейман располагал особенно удобными позициями, — и этого венецианцы предпочли бы избежать. Таким образом, они отправили ответ, настолько любезный и уклончивый, насколько смогли придумать. Тем временем генерал-капитану Джироламо Пезаро были посланы срочные указания избегать любых стычек с французскими или любыми другими иностранными кораблями, особенно с турецкими, за исключением ситуации, угрожающей безопасности самой Адриатики.

Ответ султана не заставил себя ждать. Первыми пострадали венецианские купцы в Сирии, которых он обложил новым десятипроцентным налогом на все товары. Следующими были корабли республики, которые систематически подвергались нападению любого турецкого корабля, который им встречался. Венецианские моряки неизбежно оказывали сопротивление, и прошло совсем немного времени, прежде чем Сулейман обвинил Венецию в несправедливом нападении и объявил войну. Вскоре после этого — к концу августа 1537 года — османский флот появился у Корфу. Теперь настала очередь Венеции взывать о помощи. Остров был венецианской колонией с 1386 года и, после того как республика потеряла два порта, Модону и Корону, в 1499 году, являлся особенно важной военно-морской и торговой базой на юге Адриатики. Ввиду близости к Неаполитанскому королевству его стратегическая ценность для Испании и империи была почти так же велика. Тем не менее эти державы не только не ответили на призыв венецианцев о помощи, но более того, имперский флот под командованием знаменитого кондотьера-адмирала Андреа Дориа, который курсировал поблизости, как ни удивительно, ушел в Геную. Оправданиям Дориа, что он не мог вступить в битву без указаний императора, никто не поверил. Венецианцы отлично знали, что, будучи генуэзцем, он всегда их ненавидел и никогда не оказал бы им помощи, будь у него хоть малейший предлог. Они остались одни перед лицом врага. К счастью, Корфу имел мощные укрепления. Город, расположенный на полпути к восточным берегам Средиземного моря, находился, как и в настоящее время, позади и ниже высокой крепости, венчающей скалистый мыс, который выдается еще дальше в восточном направлении, к берегам Албании, и господствующей над сушей и над морем. В крепости был гарнизон — 2000 итальянцев и примерно столько же корфиотов, а также экипажи с тех венецианских кораблей, что в это время находились в порту. Пища и боеприпасы были в изобилии; боевой дух был высокий. Это было необходимо, поскольку теперь защитники обнаружили, к своему ужасу, что им не просто предстоит выдержать нападение с моря, но что против них будут вестись совместные боевые действия морских и сухопутных сил, тщательно спланированные и широкомасштабные. 25 августа турки высадили 25 000 человек и тридцать орудий в деревне Патара, приблизительно в трех милях от города, и через пять дней к ним прибыло значительное подкрепление. Местные крестьяне и простые граждане подверглись ужасающему разорению; но крепость, несмотря на постоянный обстрел турецкой артиллерии с суши и с моря и несколько попыток штурма, так или иначе устояла. Потом, к счастью, пошел дождь. Корфу всегда был знаменит свирепыми бурями, но те, что обрушились на остров в начале сентября 1537 года, казалось, были исключительными даже по местным меркам. Артиллерия застряла в грязи, ее невозможно было сдвинуть с места; дизентерия и малярия бушевали в турецком лагере. После всего лишь трех недель осады 15 сентября османская армия погрузилась на корабли, оставив торжествующий, но еще не совсем поверивший своей удаче гарнизон праздновать победу.