Карен повернулась на стуле и стала смотреть в окно, на Седьмую авеню — район одежды. Час пик подходил к концу, но улица кишела людьми с сумками-каталками. Грузовики блокировали улицы, спешащий народ натыкался на них и прорывался через все препятствия. Сколько энергии, сколько сил, сколько миллионов долларов тратилось людьми ради одежды, только для того, чтобы не выглядеть похожими друг на друга. Она долго смотрела на толпу внизу. Были ли среди них такие же несчастные, как она? Но ей еще предстоит столкнуться с большими разочарованиями и неурядицами. Если Джефри все-таки любит ее, то он сейчас должен быть в такой яростной злобе, что только ее быстрые действия, пока его злоба не прошла, смогли бы разрешить их проблемы. Если же он не любит ее, если он равнодушен к ней, то он просто поступает подло, низко и коварно. Какой из этих вариантов верен? Какой из них хуже?

Дело в том, что после ночных и утренних размышлений Карен пришла к выводу, что Джефри не мог любить Лизу. Она пришла к такому выводу не из-за эгоизма, а из-за того, что знала Джефри долгие годы, и хотя женщины могут не знать точно вкусы мужей в выборе любовниц, но Карен была уверена, что Лиза — женщина явно не его типа.

«Значит, он поступил так, потому что он любит меня, но зол. Но если наоборот, — он совсем не любит меня и давно разлюбил, то почему же он не ушел?» На это был только один ответ, и этот ответ был как удар ниже пояса — деньги. Он оставался с ней из-за денег. Для Карен это было хуже всего другого — это был позор. Она была ограблена, лишена всего: женской привлекательности, обаяния, ума и таланта. Она превращалась в нечто намного худшее, чем брошенная и обманутая женщина — она была дойной коровой.

У Карен вырвался стон. Она стала раскачиваться на стуле, прикрыв рот рукой и стараясь не стонать. Сколько талантливых женщин пострадали от мужиков, оказались обобранными мужьями? Коко обобрал ее любовник, Коллет — ее собственный муж. Ни одна женщина, добившаяся успеха, не застрахована от этого. Может быть, она тоже стала чем-то вроде платежного чека Джефри? Она примеряла эту мысль как уродливый наряд, как человек, пробующий языком больной зуб. Она так любила Джефри. Любила его тело. Ей было так хорошо с ним. Сколько же он зарабатывал за каждое такое траханье без любви? Правда, говорила себе Карен с горечью, за последние шесть месяцев таких встреч было немного. Было несколько раз в Нью-Йорке, была попытка в Вестпорте, ну и конечно, был Париж. При этом воспоминании Карен покраснела. Может быть, мысль о Лизе возбуждала Джефри? Но почему-то Карен так не думала, хотя эта мысль приводила ее в ужас. И если ей становилось плохо от предательства мужа, то что же можно сказать о предательстве сестры?

Карен всегда старалась увидеть хорошие намерения в любом поступке сестры. Хотя Лиза была ленива, распущенна, неверна собственному мужу, забросила дочерей, Карен старалась либо не замечать этого, либо придумать оправдание: Лиза легкомысленна, она не наша себя, у нее комплекс неполноценности. Но Дефина, как всегда, оказалась права: Карен была Королевой Отрицания. Она не желала видеть недостатки сестры, особенно ее зависть и ревность.

«Почему я ничего не понимала, почему я была так слепа?» — спрашивала себя Карен. Она должна теперь в этом разобраться, потому что за это она наказана. Ее жизнь рассыпалась в прах, и нужно понять, почему это произошло. Почему она была настолько слепа, что не замечала предательства под самым носом? Карен поняла, что если теперь в этом не разобраться, то она никогда не сможет больше доверять собственным суждениям.

Послышался тихий стук в дверь. Это была Жанет, которая пренебрегла приказом Карен не входить к ней в офис. Жанет просунула голову в комнату. Лицо ее было страшно бледным.

— Ваша сестра здесь. Ей нужно вас увидеть.

— Пошли ее далеко-далеко, — сказала Карен.

— Вы должны выгнать ее. Нас от нее тошнит.

Карен вздрогнула. С чего это их затошнило? Неужто ее горе так подействовало на Жанет и других сотрудников? Они же ничего не знают. А может быть, знают? О Боже, она об этом не подумала. Лицо Карен пылало от унижения. И все же она не хотела видеть Лизу ни сейчас, ни когда-либо в будущем.

В этот момент дверь за спиной Жанет распахнулась настежь, и секретарша отшатнулась, как от удара. Лиза ворвалась в комнату, оттолкнув Жанет. С минуту Карен ничего не понимала: может быть, Лиза действительно ударила девушку? Но тут она почувствовала, как ее саму будто ударил страшный запах.

Запах — это слабо сказано. Вонь заполнила всю комнату, и Карен казалось, что на нее надвигается стена чудовищного зловония. У нее прервалось дыхание. Неужели этот запах исходил от Лизы? Карен бросилась к окну и распахнула его настежь. Тут уж не до вежливости. Лишь бы выжить.

— Что за черт? — спросила Лиза.

У нее был дикий вид: нечесаные волосы были растрепаны, на ней была надета мужская рубашка, возможно, Леонарда, а на ногах — красные туфли на высоком каблуке. Карен никогда не видела сестру в таком ужасном состоянии. Но ее вид был ничто по сравнению с запахом.

— Какого черта? — повторила Лиза. — Что вы со мной сделали?

— О чем ты говоришь?

— О чем я говорю? Она еще спрашивает, о чем я говорю? Будто ты не чувствуешь запаха? Весь Нью-Йорк чувствует зловоние. Я знаю, что ты и твоя черная ведьма околдовали меня. Она меня всегда ненавидела. Доктор Шнейдер не может понять, в чем дело. Он чуть не задохнулся, когда я села в кресло у него в кабинете. Как вам это удалось?

— Лиза, я ничего не делала.

— Конечно, не делала! Но тогда почему из моего влагалища разит как от падали, как будто у меня внутри все сгнило? А вы вроде бы ничего и не сделали? Я знаю — это Дефина.

— Может быть, ты заразилась от Джефри? — предположила Карен. — Какая-нибудь инфекция.

— Инфекция!? — взвизгнула Лиза. — Тут нужно целое море инфекций. Если бы это было от Джефри, то его инструмент давно бы отсох.

Лиза, громко рыдая, забегала по комнате. Карен продолжала стоять у окна и дышать ртом, чтобы не задохнуться от невыносимой вони.

— Я ехала поездом, — ревела Лиза, — вошла в вагон и еще не доехав до первой остановки, осталась в нем одна. Это в час пик. А когда приехала на станцию, то пошла по подземному переходу, где живет всякий сброд. Знаешь, какой от них идет запах? Так вот даже они отворачивались от меня. Весь мой дом провонял. Пропали все мои наряды. Мимо моего мерседеса нельзя пройти, не боясь задохнуться. Боже мой, Карен, останови это. Мне не нужен твой Джефри. Я спала с ним, потому что мне нравилось его внимание, и только. Я просто хотела, чтобы у меня было то же, что у тебя. Можешь забрать его обратно, но только избавь меня от этой вони.

На минуту Карен задумалась. Затем подошла к интеркому и позвонила Жанет.

— Дефина пришла? — спросила она.

Было без двадцати десять. Дефина редко появлялась до половины одиннадцатого. Но прежде чем Жанет успела ответить, Дефина вошла в комнату.

— Ой-ой-ой! Пахнет крысой, что-то тут не так. — Дефина взглянула на Лизу. — Девочка, это не от тебя ли разит?