Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы живем, опираясь на традиции. Прошлое никуда не исчезает, оно лишь облачается в иные наряды и представляется нам в новом свете. И вам придется это понять. Вот, скажем, одежду издревле шили с рукавами, и вы с таким непревзойденным вкусом меняете их фасоны. – Как простодушно прозвучали мои слова… Мне и вправду нравились причудливые, усыпанные драгоценностями рукава ее платьев, ведь я не подозревал, что под ними она скрывает свою ведьминскую отметину.
– Верно, – согласилась она, явно спеша сменить тему. – Я попыталась придумать нечто новенькое… чтобы подарить всем радостные воспоминания.
– Не сомневаюсь, любимая. И я буду первым, кого вы осчастливите. На Темзе, в маскарадном костюме… Уилл уже все для нас устроил. – Я с удовольствием перехватил ее изумленный взгляд. – Не только вы стремитесь удивлять. В тот день я буду играть роль одного из ваших подданных и увижу ваше торжество их глазами.
– Какой подарок вы готовите мне, – проворковала она.
Тогда я, конечно же, не мог знать, что грядет последнее грандиозное празднество моей молодости… Последний раз я буду веселиться в блеске золотого дождя и радужных надежд.
50
Сиял великолепный день. Спорщики, заключавшие пари на дождь, потеряли большой куш, однако я не испытывал к ним сострадания. Восход явил нашим взорам безупречную небесную синеву, вода успела прогреться под жаркими лучами. Темзу заполнили небольшие лодки, среди сидящих в них горожан царило праздничное оживление.
Уилл раздобыл для нас дырявую лодчонку, и мы сели в нее неузнанными, нацепив на себя старое тряпье, – я накинул изъеденный молью плащ и нахлобучил потрепанную шляпу (их выбросил грум королевских конюшен), а шут мой кутался в лохмотья, забытые во дворе бродячим лудильщиком. Как забавно вернуться в давнее прошлое на один благословенный счастливый денек! Девизом нашим, как и в былые времена, стало приключение.
Внезапно до меня донесся чесночный запах. Люди в соседней лодке накладывали жирные куски кентского сыра на толстые ломти хлеба и посыпали их чесноком. Закуска передавалась с носа на корму. Один кусок оказался лишним, они оглянулись вокруг. И тут увидели нас.
– Эй, хотите перекусить?
Угощение полетело в нашу сторону.
– Ага!
Я изогнулся и поймал ломоть.
Уилл глянул на меня и нахмурился. Я разделил завтрак напополам, и мы с жадностью принялись за еду. Свежий сыр таял во рту.
Волны подкатывались под борт и раскачивали утлые суденышки. Наши соседи начали громко сетовать:
– В это время года реке уж давно пора успокоиться. Ради коронации я проторчал тут целую ночь, сколько же еще терпеть…
– А что, приходилось раньше видеть такое?
– Еще бы!
– Когда короновали Генриха?
– Да, давненько уже, – сказал гребец немного смущенно. – Я был зеленым юнцом.
«Как и я», – подумалось мне.
– Мы в Лондон с папашей приехали. Он посадил меня на плечи. И я увидел короля. Он красивый был, молодой! Блестел, как чистое золото…
Бабах! Звук пушечного салюта с берега прервал разговорчивых горожан. Уилл скорчил мне смешную гримасу. Он терпеть не мог, когда я, по его словам, «припадал к источнику тщеславия».
– Глядите, вон она! – воскликнул видавший виды гребец.
Я вытянул шею, будто завзятый провинциал, потом, опираясь на Уилла, забрался на банку и встал на цыпочки. Но передо мной простирались только бесконечные палубы и борта – королевский баркас окружили богато украшенные суда разных гильдий, дворян, священников и бессчетные лодчонки вроде нашей. Невозможно было разглядеть даже Темзу.
Но вот началось легкое движение. Лодки быстро расступались, освобождая широкий проход. Солнце пускало свои жаркие стрелы, воспламеняя и лаская блестящую водную ленту.
Резкий хлопок! Ветер надул паруса королевского судна. Гребцы могли отдохнуть. Раздались плеск и шелест. Это весла поднялись из глубины и взмыли вверх, капли оросили воду.
Вот показалась лодка Екатерины, больше ей не принадлежавшая… И как же преобразился баркас!
Совершенно изменились цвета. На носу, где когда-то пылал гранатовым цветом затейливый испанский герб, теперь белел сокол – эмблема Анны. Внизу был написан ее девиз: «Я и мой род». Высокомерный, заносчивый, как она сама.
Порывистый бриз наполнил паруса. Алые полотнища хлопали и вздымались. Под ними на массивном королевском кресле вся в белом восседала Анна.
Она ни на кого не обращала внимания. На нее все глазели, но она неотрывно смотрела вперед. Ветер играл ее волосами.
Никогда еще я не взирал на нее с бо́льшим обожанием. Она проплывала над нами, подобно богине.
– Разве она не очаровательна? – спросил я, наклонившись к Уиллу.
Но не услышал ответа.
Баркас Анны приблизился и прошел мимо нас.
– Как Клеопатра, милорд, – глядя ей вслед, произнес наконец Уилл.
Солнце очертило силуэт королевского баркаса. На фоне озаренного неба лодка напоминала летучую мышь, раскинувшую огромные черные крылья.
Удовлетворенные зрители принялись собирать вещички и остатки еды, готовясь возвращаться по домам. Я кивнул на прощание нашим соседям.
– Дивное зрелище, – признали они с легкой грустью.
– Что так невесело? – взял и спросил я.
– Да уж… Королева наша больно хорошенькая, – неохотно брякнул кто-то. – По-моему…
Но голос заглушили плеск воды и шум парусов. Я обернулся к хозяину нашей лодки и Уиллу.
– Нам тоже пора возвращаться.
– А и то, – согласился лодочник.
Поудобнее устроившись, я приготовился к приятному путешествию до городской пристани Гринвича. Сегодня я сдал бразды правления, и меня радовали любые мелочи, даже возможность вальяжно раскинуться в лодке и помечтать.
Мечты были расцвечены солнечными лучами, ласкающими мои веки. Мне представлялась Анна на египетском корабле, Анна – супруга фараона, Анна – жена фараонова телохранителя Потифара…[75]
Вечером в Тауэре Анной овладело лихорадочное веселье.
– Вы видели меня? Что говорили люди? – беспрестанно спрашивала она, не удовлетворяясь моими краткими ответами. – А дракон… Представьте, просто колосс! Я говорила вам, что огонь из его пасти долетал до моих ног. Он даже подпалил мне туфельку…
– Тише, – сказал я, – успокойтесь.
Кругом стоял гул возбужденных голосов. Восемнадцать юношей готовились к всенощному бдению перед утренним посвящением в рыцари Бани. Остальные придворные пировали в зале Белой башни. И повсюду были цветы – гирлянды и лепестки обильно украсили камни древней твердыни. Под ногами поблескивали осколки; от пушечных залпов разбилось много оконных стекол. И над всей этой праздничной шумихой плыли звуки лютневой музыки.
– Давайте прогуляемся, – предложила она. – Мне необходимо вдохнуть свежего ночного воздуха.
Я с удовольствием предложил ей руку и заметил:
– Ваши щеки пылают.
В легких майских сумерках наружные стены Белой башни, казалось, светились.
– Ах! – судорожно вздохнула Анна. И внезапно спросила: – Есть вести