Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом пришли юзеры постарше лет на – дцать и стали вспоминать, как оно на самом деле было в те годы с продуктами. Нетрудно догадаться, что вспомнили они ровно те самые вещи, от которых будущих агитаторов Несытой России в ту пору заботливо оберегали родители.
Тогда юзер 1978 года рождения обиделся на старшее поколение, обозвал их “разоравшимися придурками” и опубликовал свой собственный мемуар – о том, как в советское время у него чёрная икра изо всех дырок лезла и не приходилось за продуктами ни в очереди стоять, ни из-под полы их добывать, ни даже деньги платить. Родители как-то со всем справлялись, чада не беспокоя. То ли дело теперь, при проклятом капитализме…
Мне при всех таких обсуждениях вспоминается серия из Масяни, где двое едут в поезде, и всю дорогу от Питера до Москвы один у них диалог: “Я-то в советские времена о-о-о… – Я-то в советские времена у-у-у…”.
Перепалка эта мне представляется, мягко говоря, забавной. Похоже, не перевелись ещё люди, которые относятся с полной серьёзностью к “мнениям” профессиональных торговцев мнением. Спорят, обижаются, возмущаются, выходят из себя… Полноте, господа. Мы и так живём в стране с непредсказуемым прошлым. Но в масштабах страны такие ревизии берут хотя бы лет 10–20. А у штатных флюгеров утром при советской власти было о-о-о, а вечером уже у-у-у. Стоит ли всерьёз воспринимать.
Лучше анекдот расскажу, из жизни.
В трёхэтажном здании на иерусалимской площади Кошек (она же площадь Когана, кажется) размещались в 1970-е годы четыре офиса: корпункты “Reuters”, “Associated Press”, “Agence France Presse” и крохотная мастерская сапожника Моше. Вход в неё был с общей для всех офисов лестницы (шедшей снаружи здания), между первым и вторым этажами. Сапожник был то ли марокканец, то ли перс, вида устрашающего, лет под 70, небритый и сгорбленный, однако образованный. До переезда в Израиль специальность его была книжная, так что мужик владел языками и мысли свои излагал внятно.
Меж тем, Менахем Бегин, блаженной памяти, вступил в диалог с египетским президентом Анваром ас-Садатом, упокой его Аллах. И, разумеется, сотрудники всех трёх корпунктов должны были ежедневно отправлять в свои агентства корреспонденции: что думают простые иерусалимцы об историческом шансе заключить мир с Египтом. Сперва отлавливали прохожих на улицах, а потом вдруг вспомнили про сапожника. И началась у мужика интересная жизнь. Каждое утро, перед тем как приступить к тачанию сапог, старый Моше проводил в своей каморке брифинг. Его мнение обо всех перипетиях урегулирования с Египтом прилежно записывали в блокнот репортёры трёх агентств, и к десяти утра по местному времени их заметки о настроениях иерусалимской улицы уже поступали в три штаб-квартиры… Но мирный процесс набирал обороты: сперва Садат приехал в Иерусалим, потом запахло Кемп-Дэвидом. Штаб-квартирам стало мало одной корреспонденции в день. Брифинги участились. Старый Моше понял, что к ратификации мирного соглашения его маленькое дело успешно прогорит. Но и влиянием на мировую прессу жертвовать не хотелось. И в один прекрасный день он придумал Соломоново решение.
Как-то рано утром (вероятно, в начале сентября 1978 года) корреспонденты трёх агентств нашли дверь сапожной мастерской запертой изнутри. Но снаружи на ней висел большой лист бумаги, где было размашистым почерком написано: “Сегодня моё мнение такое: …”, и дальше пара абзацев комментария про Бегина, Садата и Картера с Бжезинским. В обед вывеска поменялась. Верней, заголовок был тот же самый, зато под ним красовалось новое мнение. И так продолжалось несколько лет, покуда корпункты, один за другим, не покинули трёхэтажный особняк на площади Кошек.
А Моше остался, и я его даже застал. Хоть и не он рассказал мне эту историю, а директор офиса, занявшего в 1992 году этаж “Reuters”.
Мне кажется, фраза “Сегодня моё мнение такое…” отлично смотрелась бы в качестве эпиграфа к запискам иных мыслителей.
[29.10.2013. ЖЖ]
Многие купились на фальшивку 1913 года, что будто бы Владимир Даль составил брошюру “Записка о ритуальных убийствах”, где приводятся исторические обоснования кровавого навета.
Спору нет, составитель “Толкового словаря живого великорусского языка” был не чужд мракобесных идей. В частности, он опубликовал ряд статей, посвящённых вреду просвещения: “Не думаю, чтобы следовало принимать какие-либо меры для лишения народа грамотности; но, может быть, не для чего в настоящую пору слишком старательно распространять её, заботиться об ней почти исключительно, видеть в ней одно благо и спасение”.
Нет ничего невероятного в допущении, что автор “Сказки про жида вороватого, про цыгана бородатого” разделял в той или иной мере ксенофобские взгляды, имевшие хождение в его время и в его сословии. Но утверждение о том, что Даль составил “Записку о ритуальных убийствах”, не выдерживает проверки фактами.
Текст, под разными названиями приписываемый В.И. Далю, в XIX столетии публиковался дважды. Первый раз он был издан министерством внутренних дел в 1844 году с указанием авторства “В.А. Перовского”. Брошюра с заголовком “Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их” имела тираж около 20 экземпляров и предназначалась для служебного пользования. Массовым тиражом текст был опубликован 34 года спустя, в двух выпусках газеты князя В.П. Мещерского “Гражданин” за 1878 год. На сей раз с указанием другого автора: им был назван глава Департамента иностранных исповеданий МВД, тайный советник В.В. Скрипицын. К тому моменту уже ни Даля, ни Скрипицына не было в живых, но родственники претензий не предъявили.
Кто на самом деле составлял эту докладную записку, по сей день достоверно не установлено. Владимир Даль, заведовавший в 1840-е годы особой канцелярией министра внутренних дел, один раз принял некоторое участие в сборе данных для этого документа: по поручению своего начальника, министра Льва Перовского, он написал неофициальное письмо настоятелю Петропавловского собора протоиерею Кочетову с просьбой сообщить, что́ тому известно о похищении евреями детей в банях в 1820-х годах. Это была третья попытка Перовского найти какое-нибудь подтверждение этой городской легенде. Первые два обращения министр делал сам и вполне официально – он запрашивал у столичного генерал-губернатора и у московского губернатора данные об исчезновении христианских детей в банях. В обоих случаях министр получил ответ, что полицейского расследования по поводу этих слухов не производилось, заявлений о пропавших детях никто не подавал, и никаких документов по этому поводу в архивах не имеется. После двух неудач надежда осталась только на Кочетова, о котором известно было, что он такие слухи в своё время распространял. Но обратиться с министерским запросом к протоиерею Перовский не мог. Поэтому привлёк Даля, чтобы тот навёл справки в частном порядке (нарочито умолчав, зачем эта информация понадобилась). Но третья попытка провалилась так же, как и первые две, несмотря на искреннее желание протоиерея вспомнить всё, что он знал и не знал. Получив письмо Даля 30 мая 1844 года, Иоаким Кочетов удосужился ответить на него лишь 8 сентября и сообщил следующее: