Эдуард VII и королева Александра Датская на открытии сессии парламента в 1910 г. Фотография Уильяма и Дэниела Брауни

3. Немецкое правительство, обеспокоенно взиравшее на сближение Франции и Англии, с раздражением восприняло их договор по поводу Марокко, где у него были свои интересы, однако поджидало благоприятного случая, чтобы начать протестовать. И он представился в 1904 г. вместе с Русско-японской войной. Россия, несмотря на колебания царя, уже десяток лет сближалась с Францией. После своего поражения она по крайней мере на какое-то время перестала быть военной силой. Франция же после «дела Дрейфуса» казалась слишком разделенной междоусобными ссорами, чтобы выдержать борьбу еще и с внешним противником. Окажет ли Англия ей поддержку, если Германия займет решительную позицию? Германское правительство в это не верило. Это был благоприятный момент, чтобы избавиться от Делькассе, которого Германия считала создателем направленной против нее коалиции. Высадка войск германского императора в Танжере, потом едва завуалированный ультиматум заставили опасаться войны. Лорд Лэнсдаун предложил Делькассе не союз, но укрепление уз, объединявших обе страны. Рувье, президент Французского совета, устрашенный германскими угрозами, предпочел капитулировать. Делькассе был принесен в жертву. В течение нескольких недель (май-июнь 1905) британские государственные деятели задавались вопросом: а такой ли уж благоразумной была политика «Сердечного согласия»?

4. Но завод часов в Англии уже кончался. Консервативное правительство вызвало неудовольствие союзников — радикалов-юнионистов своей образовательной политикой: религиозные, но не конфессиональные школы, созданные «законом Форстера» в 1870 г., удовлетворили нонконформистов, но оказали плохую услугу англиканцам и католикам. Юнионистский кабинет, в котором большинство принадлежало англиканцам, решил, что все школы, хоть свободные, хоть нет, будут получать денежную помощь от государства, и тем самым оттолкнул от себя избирателей-нонконформистов, голосовавших за Чемберлена и его друзей. Чувствуя, что поднимается буря, Джозеф Чемберлен постарался отвратить ее, бросив новую идею льготных тарифов, которые теснее объединили бы коммерцию метрополии и колоний. «Вы имперский народ, — говорил он англичанам, — впустите же к себе свободно товары империи; облагайте пошлинами только товары из других стран». Но оказать покровительство канадскому зерну, австралийской шерсти, индийскому хлопку означало снова начать препирательства по поводу свободы торговли. Однако эта «религия», пророками которой были Кобден и Брайт, а сэр Роберт Пил мучеником, оставалась до странности живучей. Англия выросла и стала процветать при режиме свободной торговли; этому режиму она была обязана целым веком благополучия, обильным и разнообразным питанием, рынками для своих товаров. Так что она сохранила свою веру. И напрасно Чемберлен доказывал, что Кобден ошибся: «Кобден сказал англичанам своего времени, что его цель сделать из Англии мастерскую для всего мира, а из остальной вселенной хлебное поле для Англии. Но остальной мир не таким видел свое предназначение. Английской свободной торговле он ответил активным протекционизмом. Германия и Соединенные Штаты построили заводы, которые успешно борются с английскими. Во многих отраслях промышленности Англия побеждена. Если она не хочет потерять одновременно свои доминионы и отрасли своей промышленности, то должна реагировать». Эти теории шокировали, но не убеждали сторонников свободы торговли в правительстве. Призыв к имперскому чувству мало затронул избирателей и даже не понравился им, потому что воодушевление первых дней Бурской войны, когда та затянулась, сменилось волной пацифизма и антиимпериализма. Все сторонники свободы торговли в кабинете отправили Бальфуру прошение об отставке. Юнионизм оказался разобщен. У часов кончился завод.

5. Либеральная партия с некоторым трудом сформировала правительство. Чтобы избежать всяких ссор, прежние лидеры были отстранены, а премьер-министром стал сэр Генри Кэмпбелл-Баннерман, от которого многого не ждали, но этот человек сотворил чудо. Он умер в 1908 г., и его сменил мистер Асквит, видный парламентарий неоспоримо благородного характера. Министерство иностранных дел отошло потомку старинного и известного вигского семейства сэру Эдварду Грею — «Персивалю, заплутавшему в покерной партии», и этому идиллическому и лояльному вельможе предстояло управлять судьбой Англии во время самого серьезного за всю ее историю кризиса. По ироническому невезению либеральному, пацифистскому кабинету, враждебному империализму и военным расходам, досталась в наследство (как и Гладстону в 1880) ситуация, которая обязывала его к твердости. Едва Грей устроился в Форин Оффисе, как ему пришлось заниматься конференцией в Альхесирасе, созванной, чтобы урегулировать судьбу Марокко, а заодно оправдать консультации между французским, английским и бельгийским штабами. Альхесирасская конференция обошлась без катастроф, поскольку фон Бюлов уступил перед твердой позицией Англии и враждебностью всей Европы. Но с 1906 по 1914 г. одна тревога сменяла другую. Германский флот рос с такой скоростью, что можно было предвидеть момент, когда он сравняется, а потом и превзойдет английский. «Баланс сил» в Европе был нарушен. Каким бы пацифистским ни было либеральное правительство, оно несло ответственность за безопасность страны и знало, что Англия, лишенная господства на море, — пропащая страна. После напрасных усилий, предпринятых, чтобы прийти к военно-морскому согласию с императором и адмиралом фон Тирпицем, кабинет принял защитные меры. Договор с Россией, дополнявший тот, что был заключен в 1904 г. с Францией, объединил все три державы в Тройственный союз — Антанту. Германия объявила себя окруженной (и наверняка верила в это). В Министерстве обороны лорд Холдейн реорганизовал армию, создал территориальные войска и сформировал штаб. В Адмиралтействе адмирал Фишер при поддержке Уинстона Черчилля старался перегруппировать слишком разбросанные флоты и собрать в Северном море мощную маневренную группировку. Поддержание порядка на Средиземном море в значительной мере возложили на Францию.

Сидни Прайор Холл. Портрет Джозефа Чемберлена и Артура Джеймса Бальфура. 1890-е

6. Эта гонка вооружений поглотила ресурсы, которые Либеральная партия намеревалась пустить на социальные реформы. Чем рассердила и разочаровала своих избирателей. Идти на выборы без агитации в народе, которая могла реабилитировать партию, было бы катастрофой. Ллойд Джордж, молодой валлиец, задиристый и обаятельный радикал, ставший канцлером казначейства, нашел для этой агитации благоприятную тему: пробуждение враждебности к палате лордов. Престиж лордов серьезно пострадал с тех пор, как каждый англичанин узнал, что права пэрства продаются в пользу избирательных касс. Либеральная партия испытывала по отношению к верхней палате достаточно справедливую злость, потому что наиболее дорогие ей меры — отделение Валлийской церкви, развитие нонконформистских школ, гомрул — были отвергнуты лордами. Но чтобы победить пэров в стране, верной своим традициям, надо было бесспорно доказать их вину и, например, вынудить их к тому, чтобы они вопреки всем прецедентам отвергли бюджет. Ллойд Джордж предложил совокупность новых налогов и социальных законов, которые назвал народным бюджетом. «Мне нужны деньги, — говорил он, — чтобы оплачивать новые крейсеры, военные расходы, пенсии для стариков. И я потребую их с богачей». В частности, он, овладев идеями фабианцев, протолкнул новые налоги на большие земельные владения и на увеличение «не заработанной трудом» стоимости. В 1909 г. лорды, как того и желал Ллойд Джордж, отвергли бюджет, и парламент был распущен. Избирательная кампания показала, насколько эдуардовская Англия оставалась консервативной. Народу пришлось выбирать между аристократической ассамблеей и демагогическим бюджетом. Результат был удивительным: либералы потеряли большое количество мест. Асквит оказался в палате общин в такой же ситуации, в какой некогда оказался Гладстон. Он уже не мог провести бюджет без поддержки ирландцев и должен был купить эту поддержку обещанием гомрула. Но чтобы это обещание имело какую-то ценность, требовалось как-то отменить вето лордов, потому что палата пэров никогда бы не проголосовала за расчленение империи. Благодаря этому проблема бюджета отходила на второй план, а ограничение вето — на первый. Но как привести лордов к тому, чтобы те проголосовали за ущемление собственных прав? Это было возможно только методом 1714 и 1832 гг., то есть угрозой создания новых пэров. Угроза сама по себе требовала поддержки короля, а он наверняка предоставил бы ее только после новых выборов.