основных органов. Шесть из них содержали срезы, взятые с разных частей матки. Именно с них я и начал.

Мне тут же стало ясно, что девушка не была беременна. Эндометриоидная ткань не отличалась избыточным ростом. Если уж на то пошло, то она казалась атрофированной, с тонким пролиферативным слоем, малым числом желез и кровеносных сосудов на участке ткани. Я проверил еще несколько срезов, желая удостовериться в этом. Они были одинаковы. Некоторые из них содержали тромбы, образовавшиеся после чистки, но это было, пожалуй, единственным различием.

Я разглядывал стекла, раздумывая над тем, что это могло бы означать. Девушка не была беременной, но тем не менее она была убеждена в этом. К тому же у нее прекратились менструации. Скорее всего именно этим и можно объяснить наблюдаемое состояние покоя маточной ткани. Но только что стало причиной тому? Я сидел в раздумье, мысленно перебирая разные возможности.

На девушек этого возраста огромное влияние оказывают нейрогенные факторы. Нервное напряжение и переживания, связанные с необходимостью отправляться на учебу в колледж, где придется привыкать к новому окружению, разумеется, могли вызвать некоторую задержку менструаций — но не на три же месяца, и в таком случае не наблюдалось бы побочных проявлений в виде ожирения, изменений в росте волос и тому подобных вещей.

Значит, все дело в гормональных нарушениях. Вирилизирующая дисфункция коры надпочечников, болезнь Штейна-Левенталя, облучение. По той или иной причине все они представлялись маловероятными, но все же был один быстрый способ удостовериться в этом наверняка.

Я вставил в микроскоп стекло со срезом, сделанным с надпочечников. Налицо была кортикальная атрофия, особенно это было заметно в клетках фасцикулярной области. Гломерулярная зона казалась вполне нормальной.

Значит синдромы вирилизации и опухоль надпочечников исключаются.

Затем я взглянул на яичники и был потрясен увиденным. Фоликулы оказались маленькими, недоразвитыми, словно иссхошими. Весь орган, так же как и матка, производил впечатление атрофированного.

Теперь можно исключить и Штейна-Левенталя, а заодно и опухоль яичников.

Наконец я положил под микроскоп срез, сделанный со щитовидной железы. Даже при самой невысокой разрешающей способности окуляра, были налицо все признаки атрофированной железы. Фоликулы казались сморщенными, слой выстилающих клеток слишком тонок. Ярко выраженный гипотериоз.

Это означало, что надпочечники, яичники и щитовидная железа были полностью атрофированы. Диагноз был ясен, чего никак нельзя было сказать о его этиологии. Я открыл папку и прочитал официальное заключение. Оно было составлено самим Вестоном; изложение было сжатым и по существу. Я до шел до того места, где излагались результаты микроскопического исследования. Он отметил, что ткань матки была подваленной, с видимыми отклонениям от нормы, но в то же время по его отчету выходило, что другие железы были «в норме, под вопросом начальная стадия атрофических изменений».

Я захлопнул папку и поспешил к нему.

* * *

Вестон занимал большой кабинет, на стенах которого висели полки с книгами и где всегда царил идеальный порядок. Он сидел за старым, громоздким столом и курил трубку, выточенную из корня эрики — одной из разновидностей вереска. У него был вид почтенного, ученого старца.

— Что-нибудь не так? — поинтересовался он, увидев меня на пороге.

Я помедлил с ответом. Я задавался вопросом, то ли он старательно что-то скрывает, либо он тоже присоединился ко всеобщей кампании по фабрикации ложного обвинения против Арта. Но даже думать об этом было в высшей степени нелепо; подкупить Вестона было нельзя: в его-то возрасте, и с такой репутацией… К тому же он не был и близким другом семьи Рэндаллов. Тогда какой смысл ему фальсифицировать отчет?

— Да, — признался я наконец. — Меня смущает ваше заключение о микроскопического исследовании.

Он преспокойно попыхивал трубкой.

— Вот как?

— Да. Я только что просмотрел срезы и нашел в них все признаки атрофии. Я подумал, что может быть…

— Ладно, Джон, — усмехнулся Вестон. — Я знаю, что ты собираешься сказать. Ты подумал, что может быть я все же повторно просмотрю их. — Он снова улыбнулся. — Я уже смотрел их. И повторно, а потом еще и по третьему разу. Это очень важное вскрытие, и я сделал его так тщательно, как только мог. Первый раз, просмотрев стекла, у меня создалось впечатление, аналогичное твоему. Что это гипофункция гипофиза, с поражением всех трех органов — щитовидная железа, надпочечники и половые железы. Я был так уверен в этом, что я возвратился к исследованию самих органов. Как ты сам заметил, на вид органы казались вполне нормальными.

— Это могло развиться недавно, — сказал я.

— Могло, — согласился Вестон. — И вот это и усложняет задачу. К тому же неплохо было бы взглянуть на мозг, чтобы проверить его на предмет новообразований или кровоизлияния. Но это невозможно; сегодня утром тело было кремировано.

— Понятно.

Он снова улыбнулся мне.

— Джон, да ты садись. Что ты стоишь там, мне даже, право, не удобно. — После того как я сел на стул, он сказал. — В любом случае, я снова просмотрел органы и вернулся обратно к срезам. На этот раз я не был уже так уверен. То есть я уже вовсе не был в этом уверен. Поэтому я разыскал и заново пересмотрел срезы по ранее встречавшимся случаям гипопитуитаризма, и наконец просмотрел срезы Рэндалл в третий раз. На мой взгляд эти стекла не имели ничего общего с дисфункцией гипофиза. И чем дольше я смотрел на них, тем убеждался в этом все больше и больше. Мне хотелось найти хоть какое-нибудь подтверждение, которое либо упрочило бы меня в моих догадках, либо же напрочь их опровергло — будь патология мозга, или рентгеновские снимки или содержание гормонов в крови. Вот почему я звонил Джиму Мерфи.

— Вы ему звонили?

— Да. — Трубка погасла; и Вестон принялся снова ее раскуривать. — Я подумал, что ты взял кровь, чтобы можно сделать исследование на эстрадиол, и что скорее всего ты попросишь об этом Мерфи. Я также хотел узнать, может быть ты решил заодно проверить уровень других гормонов — ТТГ, ФСГ, Т-14, короче, чтобы зацепиться хоть за что нибудь.

— Тогда почему вы просто не позвонили мне?

— Я звонил, но у тебя в лаборатории сказали, что они не знают, где тебя искать.

Я кивнул. Все это было вполне логично. Я почувствовал, как меня начинает постепенно оставлять чувство прежнего беспокойства.

— Кстати, — сказал Вестон, — насколько я понимаю, некоторое время назад Карен Рэндалл делали снимки черепа. Ты, случайно, не знаешь, что они показали?

— Ничего не показались, — ответил я. — Результат отрицательный, все в норме.

Вестон тяжело вздохнул.

— Жаль.

— Но кое что в этом все же