Современница событий, известная писательница Элизабет Гаскелл оставила описание Флоренс, изобразив ее как целеустремленную, сострадательную, но холодную женщину, в чем-то напоминавшую святую. Мягкий голос и кроткие манеры создавали неверное представление о ее несгибаемом характере и неодолимой силе личности. У нее были скорее мотивы или причины, чем друзья, и она, по словам Гаскелл, находилась где-то между Господом и остальным человечеством.

Одно из качеств Флоренс составлял строгий целибат, бывший ей не в тягость после того, как она приняла решение не выходить замуж. Для нее это была невысокая цена, уплаченная за свободу от замужества. Флоренс гармонично добавила целомудрие и возможность заниматься профессиональной деятельностью, к которой призвал ее Господь, к своему образу жизни, становившемуся все более суровым. Даже тесные отношения с мужчинами, относившимися к ней с глубоким уважением, видимо, были лишены чувственной наполненности. Вместо этого она всегда вызывала их восторженное восхищение беспрестанной тяжелой работой над делом, занимавшим ее в каждый данный момент. Это не несущее в себе никакой угрозы рвение позволяло Флоренс без проблем иметь дело с самыми важными должностными лицами того времени – врачами, политиками и военными офицерами – без малейшего намека на скандал. Такое положение распространялось даже на ее зятя, женившегося на Парфе только после того, как Флоренс ему отказала.

Следующий этап миссии Флоренс состоял в том, что с улицы Харли в Лондоне она переехала сначала в Скутари в Турции, а потом в Крым в качестве управляющей госпиталем. С группой медсестер и монахинь в 1855 г. она оказалась в здании, где не стихали вопли и стоны раненых солдат, умиравших от плохого питания, гангрены и инфекций, где больничные палаты кишели крысами, были полны гниющего мусора и даже разлагавшихся трупов. Вместе с тем там не хватало мебели, операционных столов, посуды для приготовления пищи и припасов. В тесном подвале были собраны двести голодных женщин, ругавшихся друг с другом, болевших и умиравших. Снаружи содержимое засорившихся общественных уборных переливалось через край, наполняя воздух зловонием.

Несмотря на эти жуткие условия, худшим врагом Флоренс были формализм и бюрократизм, поскольку врачи отказывались даже признавать ее существование. Ее не допускали в отделения, и она должна была ждать за дверями, пока ряд случайностей после битвы под Балаклавой не заставил враждебно к ней настроенных врачей допустить ее в свой круг. Полученные в сражениях раны, холера, обморожения и дизентерия косили войска. Трое из четверых солдат болели или были ранены. Флоренс боролась за их спасение, мыла, кормила, утешала и выслушивала их, собирала средства, ходила смотреть за ними по ночам, держа в руках один из своих ставших известными турецких фонарей, за счет чего ее прозвали «леди со светильником». В итоге смертность в госпитале понизилась с 42 до 2,2 процента.

Флоренс стала героиней и для своих пациентов, и для широкой публики. Тем не менее она знала: если бы не общественная поддержка, очень мешавшая военным властям от нее избавиться, многие военные врачи и чиновники принесли бы ее в жертву как Жанну д’Арк. Ей удалось совершить чудеса, но только благодаря тому, что она бросала вызов властям, заручившись поддержкой влиятельных людей, в числе которых была королева Виктория, а также за счет того, что железная воля помогала ей устанавливать свои системы и ценности.

Из-за бессонных ночей, нехватки пищи и непрестанного напряжения от постоянного ухода за больными, управления и интриг Флоренс повредила и собственное хрупкое здоровье. Она дважды тяжело болела, возможно в результате нарушений, вызванных посттравматическим стрессом, продолжавшихся всю ее оставшуюся жизнь[650]. Вернувшись в Англию, она стала одеваться как монашка в простые черные платья и строгие чепцы. Она была истощена от болезни и умеренной диеты. Ее спокойная печаль происходила от горя, испытываемого ею от гибели солдат, оставшихся лежать в крымских могилах, а также от не покидавших ее воспоминаний о войне. Однако раны, кровь и дизентерия, холод, жара и голод мучили ее не так сильно, как «отравления, пьяное зверство, деморализация и беспорядок со стороны нижних чинов; ревность, подлость, безразличие, эгоистическая жестокость со стороны начальства»[651].

Став наполовину инвалидом, вторую половину столетия Флоренс провела, лежа на диване или в кровати со своими персидскими кошками. К ней нередко наведывались и раздражали навязчивым присутствием демонстративно бестактные мать и сестра. «Все дела Парфы и мамы сводились к тому, что они лежали на двух диванах и просили друг друга не уставать, ставя цветы в воду», – говорила она с отвращением[652]. Женщины семейства Найтингейл могли составить объект для изучения различий между людьми. Так, ее мама и Парфа двигались по жизни, стараясь ничем себя особенно не обременять, а Флоренс, постоянно критиковавшая их лень, требовала рабской преданности от друзей и почитателей и в совместной работе относилась к ним так же беспощадно, как к себе самой.

Оставшуюся часть жизни Флоренс вела дела, оставаясь в постели. Она готовила доклады, разоблачительные материалы и проекты: о строительстве больниц, здравоохранении индейцев, реформе работных домов, первой в мире системе подготовки медицинских сестер, профессию которых она в одиночку трансформировала с невзрачного занятия для тех, кто жил чуть ли не на дне общества, в уважаемое, даже благородное призвание. Кроме того, она написала книгу «Как нужно ухаживать за больными», до сих пор представляющую собой одну из лучших работ на эту тему. «Никогда не позволяйте, чтобы пациента намеренно будили, это sine qua non[653]хорошего ухода за больным, – писала она. – Если после мытья больного вы снова должны надеть на него ту же самую пижаму или ночную рубашку, всегда сначала подогревайте ее на огне». И: «Каждая санитарка должна тщательно следить за тем, чтобы в течение дня часто мыть руки. Если она и лицо будет часто мыть, тем лучше»[654]. И так далее – длинный перечень добрых рекомендаций, полных здравого смысла.

В конце долгой жизни Флоренс ни разу не дала понять, что сожалеет о решении стать медицинской сестрой, а не выйти замуж. Она также очень настойчиво советовала другим женщинам

избегать… разговоров о «правах женщин», которые побуждают женщин делать все то, что делают мужчины просто потому, что это делают мужчины… как и разговоров, побуждающих женщин не делать ничего из того, что делают мужчины, просто потому, что они – женщины… Конечно, женщина должна делать лучшее из того, что она может делать, чем бы это ни было, и тем самым вносить свою лепту в Божий мир, не обращая внимания на все эти пустые разговоры[655].