Вориет не ответил.

— Откуда ты все это знаешь, Валентин? — спросила Макс, удивленно глядя на магоса.

— От Эйзенхорна. — Он пожал плечами. — И предательницы Джафф. Но это неважно, Жермена. Это не то дело, в которое стоит ввязываться простым людям вроде нас с тобой. Это все куда серьезнее — часть огромного мрачного мира, о котором мы практически ничего не знаем, будучи погруженными в нашу ежедневную рутину. Так что я просто вытащу тебя отсюда, после чего мы уберемся подальше и забудем обо всем этом.

— Как? — спросила она.

— Что «как»?

— Как ты собираешься меня вытащить?

— Это, — признал он, — проблема. Проклятая дверь не открывается. И я не знаю волшебного слова.

Драшер сел на пол и задумался. Затем поднялся на ноги и подошел к рабочему столу. На нем валялись грязные хирургические инструменты и стеклянные трубки с образцами, которые, он был уверен, лучше не трогать. Он искал что-нибудь подходящее, чтобы подцепить дверь. От его движений пламя свечей на площадке заколыхалось. В ящиках ничего не оказалось. Магос начал перекапывать контейнеры. Ну хоть что-то, хоть какой-нибудь ломик…

Ничего. Только мусор и старые медикаменты.

— Стоп! — внезапно сказал он. — Стоп-стоп-стоп.

— Что такое? — спросила Макс.

Они с Вориетом удивленно смотрели на торопливо семенящего к ним Драшера. Магос вытащил из кармана пистолет:

— Особые пули. Так их назвал бедолага Нейл. Особые пули, наподобие той, которой он прикончил того мертвеца. Их зачаровывал сам Эйзенхорн. Что-то типа амулетов, способных развеять магию.

Он направил дуло на клетку.

— Стой-стой! — крикнула Макс.

— Что такое? — спросил Драшер, — Я знаю, что не очень хорошо стреляю, но…

— Мне плевать, чем там заряжена эта штука, но ты собираешься стрелять в упор в чугунную клетку! Пуля срикошетит… Или ты промахнешься по прутьям и попадешь в меня.

— Маршал права, — согласился Вориет. — Не получится.

— Думаю, нет, — кивнул Драшер и грустно рассмеялся. — Я на какой-то миг почувствовал себя героем.

Он замолчал, после чего начал ковырять пистолет. Наконец после нескольких попыток ему удалось извлечь обойму.

— Что ты делаешь? — спросила Макс.

Магос вытащил верхнюю пулю, затем убрал обойму и пистолет обратно в карман. Он поднял снаряд к свету и прищурился:

— На нем и правда что-то написано. Трон знает что. Никогда ничего похожего не видел.

— И?..

— Мне надо… — Драшер задумался. — Сделать отливку или…

Сжимая пулю в руке, он побежал обратно к рабочей станции и осторожно взял одну из свечей. Пламя металось из стороны в сторону и моргало. Расплавленный воск стекал вниз и застывал на пальцах. С помощью старого стеклянного лабораторного скребка магос собрал горячий воск со столешницы.

После этого он быстро вернулся к клеткам и начал лепить комок из воска примерно в том месте, где должен был быть замок.

— Что ты делаешь? — снова спросила Макс.

— Концентрируюсь на работе, — ответил Драшер. — Проклятье, лепить что-то из этой штуки на удивление сложно. Вот…

— И что теперь?

— Надо дать воску остыть. Поговори со мной.

— Что?!

— Пока мы ждем, — улыбнулся магос. — Я напуган до чертиков. Поговори со мной. Расскажи что-нибудь.

— Например?

— Не знаю. Что-нибудь. Что-то из старых добрых деньков. Я иногда о них вспоминаю. И размышляю о тебе. Я был бестолковым мужем.

— Я прекрасно представляла себе, за кого выхожу замуж.

— Может, стоило подумать получше? — рассмеялся он.

Макс выдавила из себя улыбку:

— Нам обоим следовало получше думать. Ты — выдающийся человек, Валентин. Магос биологис. Вся твоя жизнь зависит от твоей работы. Как и моя. Нам нельзя было быть такими наивными оптимистами.

— Оптимистами или романтиками? — спросил он.

— И тем и другим, — согласилась маршал.

— А когда мы перестали быть оптимистами, Жермена? — поднял бровь магос.

Она опять улыбнулась:

— Лет пятнадцать назад, в Тихо.

— Печально, — сказал Драшер. — Знаешь, мне следовало взять от жизни больше. Наполнить ее множеством разных вещей. Быть кем-то еще, не только магосом. Думаю, неплохо бы нам снова стать оптимистами.

— Правда?

— Ага, кивнул он. — Тогда наши шансы, что это сработает, возрастут.

Он наклонился и потрогал комок воска.

— Давай-ка попробуем, — с этими словами он вытащил пулю, нашел вытравленное на ней слово и аккуратно прижал ее к воску. Когда он убрал руки, на мягком комке остался зеркальный отпечаток нечеловеческого слова.

— И что теперь? — спросила Макс.

Драшер подергал дверь. Она не сдвинулась с места.

— Подождем, — сказал он. — Возможно, заклинанию нужно время, чтобы подействовать.

— Ты ведь просто придумываешь всё это на ходу, да? — спросила Макс.

— Всегда так делаю, — ответил он. — Вся моя жизнь была придумана на ходу. Все какое-то нелепое и невероятное. Прямо как в одной из сказок бедняги Гарофара. Все кажется ненастоящим, особенно с тех пор, как ты пришла за мной на Костяное побережье. Фантастичное, неестественное и подчиняющееся законам, которые мне никто не позаботился объяснить.

— Могло и сработать, — сказал Вориет. Он подполз поближе и наблюдал за происходящим. — Надпись на пуле… Она могла сломать слово-замок. Энунция против Энунции.

— Давайте надеяться, что так и будет.

Макс подергала дверь:

— Что-то непохоже.

Магос заметил, что ее голос звучит более нервно, чем прежде.

— Потерпи, Жермена. Дай ему время сработать.

— Тебе легко говорить! — огрызнулась она. — Ты-то не заперт в клетке.

— Расскажи мне о «Верном сердце», — попросил он, пытаясь ее отвлечь.

— Что?..

— Ты специально им надушилась или делаешь так всегда? Я купил тебе тот флакон много лет назад. Если бы ты им постоянно пользовалась, то он бы кончился. Ты продолжала покупать эти духи?

— Чтобы вспоминать о тебе? Как же, надейся.

— То есть ты надушилась специально.

Маршал пожала плечами:

— Флакон стоял в шкафу. Я просто подумала…

— Что если от тебя будет исходить знакомый запах, — тихо произнес магос, — меня скорее удастся убедить. Ведь я решу, что небезразличен тебе и это нечто большее, чем рабочий визит.