В те времена трехкомнатные квартиры давались только семьям с большим числом жильцов — пять и больше человек. Нам же дали такую квартиру на троих, считаясь с тем, что дома хранился архив Бабеля.

Все было бы хорошо, только отношения между Лидой и Шуриком не были такими идеальными, как раньше. Он никак не мог смириться с тем, что мы согласились жить так далеко от центра. Лида была беременна, и предстоящее рождение ребенка тоже беспокоило Шурика; он боялся, что не сможет сделать карьеру, то есть защитить диссертацию и получить более высокие должности.

Единственными моими путешествиями за рубеж во времена Советского Союза были две поездки в Венгрию, в Будапешт в 1966 и 1968 годах. Прежде всего я должна рассказать о знакомстве с переводчиком Бабеля на венгерский язык Ласло Вессели. Он позвонил мне в Москве и просил разрешения зайти к нам домой, чтобы познакомиться. Нам с Лидой не приходилось до сих пор принимать у себя дома иностранцев, и мы не знали, чем его угощать. Подали яблочный пирог, красное вино и чай. Но Вессели осмотрел стол, сказал, что очень голоден, и спросил, нет ли у нас бутербродов с колбасой. Мы быстро сделали бутерброды. Он был доволен.

Вессели рассказал нам о том, что прожил в Советском Союзе несколько лет, был арестован. Он рассказывал о своем пребывании в лагерях и о том, как выдавал себя перед другими заключенными за вора, укравшего картину «Иван Грозный убивает своего сына»…

В 1966 году будапештский театр «Талиа» принял к постановке одну за другой две пьесы Бабеля — «Закат» и «Мария» в переводе Ласло Вессели. И он выхлопотал для меня приглашение от театра приехать в Будапешт на спектакли.

Впервые я приехала в Будапешт вечером 11 февраля 1966 года. На вокзале встречал меня Вессели, он отвез меня на такси в гостиницу «Красная Звезда». Она находилась на вершине небольшой горы вдали от города. Окрестности гостиницы были очень живописны: кругом лес, к гостинице примыкал большой парк — место для гулянья летом и катания с гор на лыжах зимой. С городом связь — фуникулёр: поезда из двух вагончиков с деревянными скамейками идут через каждые пять минут.

Вечером следующего дня во время прогулки по Будапешту мы с Вессели зашли в кафе «Вёрёшмарт» на улице Ваци. Старинное кафе; некоторые официанты работали в нем по пятьдесят лет. В этом кафе бывали многое знаменитости. Оно наполнено народом. Сидят две дамы, пьют кофе, потом подсаживаются еще две, потом еще одна, и так пять пожилых дам сидят часа два-три. Приходят парочки, женщины с детьми. Многие друг друга знают, раскланиваются. У некоторых дома плохо топят, и они сидят в кафе часами; другие экономят на этом топливо. Невероятное разнообразие сластей, глаза разбегаются.

Вечером следующего дня мы с Вессели навестили Анну Цобель, подругу Галины Ефимовны Дрейцер[49]. Анна жила с матерью и дочкой Лидой. Анна говорит по-русски без акцента: кончила в Москве ВГИК (Всесоюзный государственный институт кинематографии). Мать Анны — Шарлотта Лани — выдающаяся венгерская поэтесса и переводчик поэзии. Ее муж, автор многих литературоведческих книг, был в России арестован, сидел много лет в лагере. Когда его наконец выпустили, он уехал в Венгрию, где умер от рака легких.

Вспоминаю, что в один из визитов в это семейство я долго сидела с Шарлоттой Лани на залитом солнцем просторном балконе их квартиры. Мы разговаривали, читали ее стихи. Шарлотту в Венгрии называли «прекрасная душа» и сравнивали с Анной Ахматовой. Она — очень тихая, милая, добрая и грустная женщина. В первый мой вечер в Будапеште я взяла у Анны русские книжки и выпуски журнала «Юность» с рассказами брата Галины Ефимовны Дрейцер — Анатолия Гладилина. Читала перед сном; было что-то интересное, но кое-что и раздражало.

14 февраля в полдень Вессели повез меня знакомиться с дирекцией театра «Талиа». Я встретилась с директором театра и режиссером спектакля «Закат». Был еще и какой-то журналист, довольно настырный. Вессели перевел мне, что присутствующие потрясены моим внешним видом: ожидали встретить старушку лет под семьдесят.

Режиссер Кароль, довольно молодой, живой, очень симпатичный человек, прежде всего сказал, что все они большие почитатели Бабеля, которого они считают одним из величайших мировых писателей. Кароль добавил, что чем больше пройдет времени, тем больше будет Бабель признан и возвеличен. Пьесу «Закат» они считают замечательной, но им было очень трудно, так как она несценична. Они боялись антрактов и при постановке смогли их избежать. Для этого нужно было придумать связки между отдельными действиями. Сначала они пробовали привнести что-то от себя, но оказалось, что Бабель этого «не терпит»: в пьесе ничего нельзя изменять, ничего чужеродного нельзя к ней добавить. Только при помощи бабелевского текста из других рассказов удалось сделать связки между действиями. В постановке нет ни одного слова, которое не принадлежало бы автору.

Режиссер Кароль рассказал, как он вышел встречать первого секретаря венгерской компартии Яноша Кадора, который приехал на спектакль. Кароль взялся было за шляпу, чтобы приветствовать Кадора, а тот ему сказал: «Не снимайте шляпу». Режиссер удивился: «Почему?» — «Чтобы снять ее перед Бабелем после спектакля», — ответил Кадор. Спектакль «Закат» Яношу Кадору очень понравился. Кароль рассказал также, что он был в Москве, где его спросили: «Почему Вы ставите «Закат» Бабеля? Есть же другие пьесы советских писателей». Кароль ответил: «Дайте мне такого же качества пьесу, и я ее с удовольствием поставлю». Больше вопросов не было.

После театра мы с Вессели поехали в издательство, где была издана последняя маленькая книжка Бабеля. Нас принимал директор Иожеф Язверени, веселый, смеющийся человек. Он сказал, что скоро собирается в Москву, и просил разрешения побыть у нас дома, хотя бы одну минуту. Вессели рассказал, что директор из рабочих, большой лодырь, по вечерам играет в карты со своим другом пастором. У него очень дельный заместитель, и поэтому дела в издательстве идут хорошо. Из этого издательства мы спустились на несколько этажей вниз, где помещалось издательство «Европа», в котором Вессели когда-то работал. Собрались многие сотрудники, большинство из которых говорили по-русски. Они показали мне роскошные книги по искусству, факсимиле старинных рукописей с тончайшими рисунками в цвете и золоте; эти издания были выполнены на великолепной бумаге. Из этого визита мне запомнилась одна из сотрудниц издательства, которая долго сидела в Советском Союзе в лагерях. Запомнились и необычайные по смелости слова главного редактора издательства о Венгрии: «Мы — машина, которая попала в яму, но так как моторы у нас сильные, то как-нибудь выберемся на дорогу».

На следующий день, перед походом в театр, мы с Вессели зашли в цветочный магазин, где я купила большую корзину цветов для артистов и написала им поздравления. В театре нас посадили в главной ложе. Спектакль шел два с половиной часа без антракта и держал зал в большом напряжении.