— Вот именно что не понял, — кивнула она. — Я заберу твое сердце. Оно нам позже понадобится.

С этими словами она сунула руку ему в грудную клетку, довольно глубоко, и вынула оттуда, зажав между острыми когтями, что-то рубиново-красное и пульсирующее. Оно было цвета голубиной крови и сделано из чистого света. Даже у нее на ладони оно ритмически сокращалось.

Она сжала кулак, и сердца не стало.

— Иди по среднему пути, — сказала она.

Тень кивнул и двинулся с места.

Под ногами стало скользко — камень был покрыт коркой льда. Луна над головой тоже светила теперь через рассеянную в воздухе мелкую ледяную пыль: вокруг образовалось кольцо, лунная радуга, результат преломления света. Было красиво, но идти — гораздо труднее. Ненадежное сцепление с поверхностью.

Он дошел до места, где расходились дороги.

На первую дорогу Тень посмотрел со смутным чувством узнавания. Она вела в огромный зал или даже в целую анфиладу залов, похожую на темный музей. Там он уже успел побывать. До него донеслись долгие отзвуки тихих тамошних шумов. Он слышал даже, как оседает пыль.

То самое место, в котором он побывал во сне в первую ночь, когда в мотеле к нему пришла Лора, сто лет тому назад: бесконечный мемориальный комплекс, посвященный памяти забытых богов — и тех, о которых даже памяти никакой не осталось.

Тень сделал шаг назад.

Он двинулся в сторону самой дальней из трех дорог и постарался заглянуть подальше. В этом коридоре было что-то неуловимо диснейлендовское: стены из черного плексигласа со встроенными электрическими лампочками. Лампочки были цветные и перемигивались безо всякой видимой на то причины, создавая некую иллюзию упорядоченности — как те огоньки, которыми обычно украшены выступы в переборках телевизионных космических кораблей.

Оттуда тоже доносился какой-то звук: слитный басовитый гул, который тут же начал отдаваться у Тени где-то в районе желудка.

Он остановился и огляделся вокруг. И та, и другая дорога, судя по всему, были ни к черту. Хватит уже выбирать. Хватит метаться. Средняя дорога, та, на которую указала женщина-кошка, — это и есть его выбор. И он пошел по ней.

Луна постепенно сходила на нет: ее краешек порозовел и начал исчезать — словно наступало затмение. Вход на среднюю дорогу был обрамлен огромным дверным проемом.

Сквозь эту арку Тень прошел уже в полной темноте. Воздух был теплым и пах мокрой пылью, как на городской улице после первого летнего дождя.

Страшно ему не было.

Уже не было. Все его страхи умерли на дереве, там же, где умер сам Тень. А теперь не осталось ни страха, ни ненависти, ни боли. Не осталось ничего, кроме самой сути.

Вдалеке всплеснуло что-то тяжелое, и этот всплеск эхом отдался в обширном пустом пространстве. Он прищурился, но так и не смог ничего разглядеть. Было слишком темно. А потом, с той же стороны, откуда доносились всплески, занялось призрачно-серое зарево, и мир обрел форму: Тень был в пещере, и прямо перед ним, зеркально-гладкая, простиралась вода.

Всплески становились все ближе, а свет все ярче: Тень ждал на берегу. Довольно скоро в виду показалась лодка с низкой посадкой и дрожащим огоньком от укрепленной на круто задранном вверх носу лампы, другая такая же лампа подрагивала в нескольких футах ниже первой. Лодкой управляла высокая темная фигура, и всплески, которые давно уже слушал Тень, производила именно она, отталкиваясь от дна длинным шестом, с помощью которого лодка плавно продвигалась через воды подземного озера.

— Эй там, слышишь меня?! — крикнул Тень, и внезапно со всех сторон на него хлынули его же собственные слова: было такое впечатление, что целый людской хор приветствует его и обращается к нему, и у каждого из этих людей был его же собственный голос.

Фигура с шестом не обратила на этот концерт никакого внимания.

Лодочник был высок и невероятно худ. На нем — если это был мужчина — была простая длинная белая рубаха, а торчащая над вырезом бледного цвета голова так разительно отличалась от человеческой, что Тень сперва подумал, будто перед ним маска: крохотная птичья головка на длинной и тонкой шее, с высоко поставленным тонким клювом. Тени показалось, что эту призрачную, похожую на птицу фигуру он прежде уже где-то видел. Он порылся в памяти и чуть ли не с разочарованием вспомнил о допотопной механической игрушке в Доме-на-Скале и о том бледном призраке, что выплывал на секунду из-за склепа, дабы впечатлить заблудшую душу пьяницы.

С шеста и носа лодки капала вода, разбрасывая точечные пунктиры эха, за кормой по ровной поверхности озера расходилась рябь. Сделана была лодка из стянутых вместе тростниковых вязанок.

Лодка подошла к берегу. Лодочник всем весом налег на шест. Голова его начала медленно поворачиваться, пока не уставилась прямо на Тень.

— Здравствуй, — сказал он, даже не двинув длинным тонким клювом. Голос был мужской и смутно знакомый — как собственно и все прочее, что до сей поры Тень встретил в загробном мире. — Забирайся в лодку. Боюсь, ноги тебе все равно придется намочить, но тут уж ничего не поделаешь. Лодки у нас тут старые, если подойду ближе к берегу, оцарапаю днище.

Тень снял туфли и вошел в воду. Она доходила ему до середины голени и была — после того, как прошел первый шок от соприкосновения кожи с влагой — на удивление теплой. Он добрел до лодки, лодочник протянул ему руку и помог взобраться на борт. Тростниковая лодка качнулась, вода плеснула через низкие плетеные борта, но потом — выровнялась.

Лодочник оттолкнулся шестом от берега. Тень стоял и смотрел, как тот работает, а с намокших джинсов у него капала вода.

— Я вас знаю, — сказал он существу с шестом.

— И то правда, — отозвался лодочник. Масляная лампа, что висела на носу лодки, давала вполне достаточно света, но от нее шла копоть, и Тень закашлялся. — Ты же на меня работал. Хотя, боюсь, Лайлу Гудчайлд нам пришлось предать земле уже без твоей помощи.

Голос у него был немного взвинченный, но каждое слово он выговаривал очень четко.

Дым снова попал Тени в глаза. Он вытер набежавшие слезы рукой, и сквозь эти слезы ему показалось, что он видит перед собой высокого мужчину в костюме и очках в золотой оправе. Дым рассеялся, и лодочник снова превратился в получеловека с головой речной птицы.

— Мистер Ибис?

— Рад тебя видеть, — отозвалось химерическое существо голосом мистера Ибиса. — Ты знаешь, кто такой психопомп?

Тень вроде бы слышал это слово, но когда-то очень давно. Он покачал головой.

— Понапридумывают всякого, чтобы покрасивее назвать простого проводника, — сказал мистер Ибис. — У каждого из нас столько функций, столько способов существования. С моей собственной точки зрения — я всего лишь тихий кабинетный ученый, который живет себе, никого не трогает, записывает свои истории и грезит о прошлом, то ли на самом деле бывшем, то ли вовсе не бывшем. И по большому счету так оно и есть. Но кроме того, в одном из обличий, а их у меня, как и у многих из тех, с кем ты за последнее время познакомился, немало — так вот, в одном из своих обличий я еще и психопомп. Сопровождаю души умерших в загробное царство.