В ответ на это Рада подписала сепаратный мир с Центральными державами[163]. Немецкие и австрийские армии помогли войскам националистов во главе с Петлюрой, Скоропадским и другими отбросить красных назад. Сражения велись прежде всего за контроль над железнодорожными линиями и станциями – бронепоезда и конные отряды имели огромное стратегическое значение. К августу 1918‑го на Украине находилось около тридцати пяти дивизионов Центральных держав, и они действовали как оккупационная армия, определяя политику Рады, прилагавшей все усилия, чтобы сопротивляться требованиям австро-венгров и немцев, которые, прежде всего, нуждались в хлебе. В апреле немецкий командующий, фельдмаршал Эйхгорн, начал выпускать декреты независимо от Рады. Рада оказалась почти бессильной и лишилась поддержки правого крыла партии социалистов-федералистов. 25 апреля Эйхгорн выпустил указ, согласно которому украинцы отвечали перед немецким военным трибуналом за действия, угрожающие интересам Германии. Он продолжал требовать разоружения украинских военных формирований и, встретив сопротивление, послал немецкий отряд в здание Рады в Киеве, чтобы арестовать двух министров. На следующий день Грушевского избрали президентом Республики, но он почти сразу был свергнут в результате государственного переворота, поддержанного немцами и силами правых. К власти пришел Скоропадский, провозгласивший себя Гетманом Украины, романтическим казачьим титулом, предназначенным для привлечения людей, ностальгически отождествлявших украинскую свободу с казачьими восстаниями прошлого. Скоропадский был немецкой марионеткой, он охотно помогал немцам уничтожать диссидентов, предоставляя полную свободу действий безжалостной немецкой военной полиции. Сопротивление его режиму и германским оккупационным силам успешно проводилось войсками Петлюры, а также, более драматично, Нестором Махно, анархистом-социалистом, действия которого были такими смелыми и продуманными, что его многие называли Робином Гудом Южной Украины. Гетманат Скоропадского казался идеальным убежищем для тысяч русских, по тем или иным причинам бежавших от большевиков. Например, Киев и Одесса стали центрами буржуазной и аристократической оппозиции всем формам радикализма или национализма. Там, как и во многих других промышленных городах Украины, проживало немало представителей прочих национальностей, прежде всего русских и евреев. Погромы усилились. Скоропадский использовал все больше парадных, декоративных элементов, облачал солдат в замысловатые мундиры девятнадцатого столетия и издавал напыщенные, бессмысленные декреты. Он опирался исключительно на поддержку русских правых, а также на оккупационные силы, хотя многие министры Рады по-прежнему оставались на своих местах, не выступая открыто против немецких интересов. Союз промышленности, торговли, финансов и сельского хозяйства (Протофис) также поддержал гетмана. Пьят, очевидно, какое-то время имел отношение к этой организации, хотя его роль в ней неясна. Католики склонялись к тому, чтобы поддержать националистов, в то время как среди православных мнения разделились: одни отказывались признавать власть лидеров, поддержавших большевиков, другие встали на сторону националистов, третьи отстаивали официальную российскую власть, четвертые стремились разорвать все связи с Россией. Обе церкви решительно поддержали антисемитов.

После ратификации Брест-Литовского мирного договора гетман посетил Германию и удостоился сердечного приема у кайзера. Австро-Венгрия отказалась подписать соглашение из-за тайных притязаний на украинские пограничные территории, Галицию и Буковину. Когда Румыния заняла Бессарабию в марте 1918 года, гетман смог выразить лишь символический протест. Новые трудности возникли после провозглашения независимости Крыма и угрожающих событий на Дону, где власть захватил атаман Петр Краснов, который оставался убежденным монархистом, но в конечном итоге в августе 1918 года между Украиной и Донским казачьим войском было подписано соглашение. После окончания военных действий между Центральными державами немцы начали покидать Украину, оставив Скоропадского без всякой поддержки. Либералы вернули себе контроль над Радой, но левые и националисты, зеленые, отказались с ними сотрудничать. В ноябре 1918‑го была создана Директория Украинской Национальной Республики, возглавившая восстание против Скоропадского. Руководили Директорией Винниченко, Петлюра, Швец, Макаренко и Андриевский. Киев защищали русские и немецкие войска. Зеленые (армия Директории) гарантировали немцам беспрепятственное возвращение домой, если те провозгласят нейтралитет. Немцы согласились. 14 декабря гетман отрекся и сбежал с немцами. 19 декабря отряды Директории вошли в Киев, и националисты официально возглавили Республику.

Контролируя значительную часть Украины, Директория почти немедленно столкнулась с угрозой вторжения со стороны получившей независимость Польши, которая стремилась воссоздать свою украинскую империю, а также большевиков и белогвардейцев, поддержавших гетмана. К тому времени франко-греческие силы Антанты поддержали белых и подошли к Одессе и Николаеву. Будучи, по существу, умеренным социаkистическим правительством, Директория получила поддержку множества других левых фракций, хотя большевики и анархисты, которые считались интернационалистами, отказались признавать ее чем- то иным, нежели буржуазно-либеральным правительством, и продолжали действовать против Директории. Когда большевики начали второе решительное вторжение под командованием Троцкого и Антонова, многие из этих фракций согласились забыть о разногласиях и сражаться против Красной армии. Тогда под началом Махно оказалась очень большая и эффективная армия, использовавшая новую тактику, заимствованную в конце концов красной кавалерией. Другие революционные лидеры не придерживались определенных политических убеждений: Григорьев, сражавшийся в Херсонской области, атаман Ангел в Чернигове, Шепель в Подолии и Зеленый к северу от Киева. Они во многом напоминали военачальников, которые позже использовали в своих интересах народные волнения в Китае, но вообще-то на этом этапе все были заинтересованы в том, чтобы удержать свои территории, а не сражаться с Петлюрой или оказывать активную поддержку большевикам, которых атаманы считали российскими империалистами. В январе 1919‑го, однако, большевики с помощью повстанцев вошли в Киев, и в феврале отряды Директории покинули город и соединились с французами и, как следствие, с белыми. Это лишило их значительной материальной поддержки. Григорьев, в частности, направил свою армию на помощь большевикам и обрушился на силы Директории. Он строил весьма честолюбивые планы, начал захватывать города и поселки, стремясь добраться до Одессы и изгнать объединенные силы белых и Антанты, удерживавшие самый важный порт Украины. Лучшее описание этих событий содержится в книге Артура Э. Адамса «Большевики на Украине», изданной Йельским университетом в 1963 году. Некоторое время Григорьеву сопутствовал успех, он стал самым ярким лидером на Украине – к великому огорчению Антонова и Троцкого, которые изо всех сил пытались управлять повстанческими отрядами и постоянно терпели неудачи.

Махно вскоре вновь выступил против большевиков, и некоторое время они с Григорьевым собирались заключить союз, но эгоизм Григорьева и действия погромщиков (красные, зеленые и белые несли ответственность за бесчисленные злодеяния против украинских и польских евреев) вызвали ненависть анархиста и, во время хорошо известной встречи в селе Сентово близ александрийского лагеря Григорьева, прямо на виду у его последователей, махновцы казнили атамана за «погромные злодеяния и антиреволюционные действия». Но повстанцы так никогда и не смогли восстановить былую мощь. Постепенно их предали и уничтожили красные, тактика которых зачастую сводилась к тому, чтобы приглашать повстанческих лидеров на переговоры и затем расстреливать их на месте – так Троцкий поступил с махновцами. В атмосфере хаоса и массового убийства, напоминавшей о худших днях Тридцатилетней войны, Петлюра и его люди продержались немного дольше в Галиции, но к началу 1920‑го большевики заняли большую часть Украины, и вскоре красная конница Буденного обрушилась на поляков и оставшихся белых. К этому времени, конечно, Пьят уже был далеко.