«Я понял, что недостоин был просить вашей руки и сердца. Прошу меня простить», – говорилось в записке.

– Прошло уже три десятка лет, а я его еще помню, – со вздохом продолжила Агата. – Так, как мне был к душе тот юноша, не был более никто. Я так и не вышла замуж, хотя мужчины были и звали – и не раз – под венец. Сладости эти я так ни разу и не попробовала, как и ту любовь, возможно, самую настоящую. Так вот что я скажу тебе по поводу неравного союза, моя ласточка. Все зависит только от влюбленных. Если они желают быть вместе, то никакие предрассудки не помешают им, все тяготы переживут-пережуют. Запомни одно: нужно вовремя говорить «да» и открывать коробки со сладостями, когда они еще сладки. Второго шанса судьба может и не предоставить.

– А вы не пытались его найти? – спросила Тиса, растроганная рассказом колдуньи.

– Как же, пробовала. Пятеро искунов, твоих собратьев по дару, искали, да тщетно. Сказали, далеко уехал. А потом я смирилась с потерей.

– Хотите, я попробую найти его сейчас? – Видящая поднялась с места.

В глазах вэйны на миг отразился испуг, затем на смену ему явилась растерянность.

– Нет. Не надо, дорогая. Некоторые мечты должны оставаться мечтами. У поступков тоже есть свой срок. – Агата Федоровна неловко подвинула к себе коробку со сладостями, вложила в нее записку и отнесла на прежнее место в буфет. Стеклянные дверцы закрылись. – Я не испила свою любовь вовремя, а теперь поздно. Я уже далеко не та, которую он любил. – Женщина провела ладонью по волосам, поправила на носу очки. Затем обернулась к помощнице. – А ты будь храбрее меня.

* * *

Рассказ колдуньи неожиданно раскрыл ей глаза. Заставил увидеть себя и свое положение с другой стороны. Настолько, что, когда Климентий снова положил перчатку перед ней, Тиса прошептала: «Боже, что я здесь делаю? Почему еще не бегу к нему?!»

– Что вы сказали? – Блондин склонился ближе, чтобы расслышать.

– Ничего, – прошептала видящая и послушно закрыла глаза.

Туман рождает радугу. «Слава Единому, отправила ему письмо!» Первый шаг по щупу. «А если оно затеряется и не дойдет?!» Девять шагов по щупу. «Или промокнет по дороге, как те письма у Лисовых?» Снова срыв.

Перед глазами предстала длинная крытая терраса, мощенная красным мрамором, потрескавшимся от времени. На колоннах чернели сырые разводы. Под кровлей пятнами выделялись старые ласточкины гнезда.

– Да, запустил ты родовое имение, дядя, – прошептал Демьян себе под нос, оглядывая колоннаду террасы и заросший яблоневый сад.

– Как вас представить? – поклонился в парадной привратник при парике и в ливрее. Он тянул высоко подбородок, словно пытался стать выше своего небольшого роста.

– Демьян Тимофеевич Невзоров к их сиятельству.

Услышав ответ, привратник открыл рот и отступил. Наверное, он не удержался бы на каблучках своих туфель и опрокинул рогатую бронзовую вешалку за спиной, но главвэй вовремя ухватил мужчину за рукав.

– Вы… – произнес тот, хватая ртом воздух. – Вы! Вы племянник Проклия Савельевича!

– К сожалению, да, – сухо подтвердил родство Демьян, чем несколько сбил восторженный порыв.

– Я доложу о вас лично, – поклонился слуга. – Идемте за мной! Хм, простите. Прошу следовать за мной. Ваша тетушка Федосея Егоровна будет рада вас видеть!

Убранство тех комнат особняка, через которые провел вэйна привратник, можно было назвать роскошью древней или былой. Тяжелые драпировки гардин, массивная неподъемная мебель с протертой позолотой. Несомненно солидные, но уже вышедшие из моды тумбы времен Антея Первого. Напольные канделябры – как бронзовые деревья по углам. И огромные люстры в тысячу свечей. Не дай Боже на голову кому свалятся, так и могилу рыть не придется. Сразу в недра Хорна и уроют.

– Прошу покорно обождать тут. – Проводник оставил Демьяна у порога одной из комнат, а сам исчез за ее дверями.

Вскоре послышались возгласы и торопливый топот.

Двери распахнулись.

– Где он?! – Появилась худая старушка и, увидев гостя, застыла на пороге. Седую голову покрывал кружевной чепец. В руках она теребила носовой платок.

– Ты приехал, Дема… – Она будто не верила своим глазам и потому подошла ближе, чтобы рассмотреть. – Единый, ты стал видным мужчиной и очень похож на Тима. Лоб Невзоровых. А глаза матери.

– Тетя, я не располагаю временем и хотел бы поговорить с Проклием. Если возможно. Второй месяц, как я присылал ему письма с прошением снять с меня наследный титул князя. Я не нуждаюсь в нем. Если бы не это, то я не потревожил бы ваш покой ни в коем случае.

Старушка будто сникла в один миг от слов племянника и горестно вздохнула.

– Ты в обиде на нас.

– Это не обида, тетя. Я не желаю быть князем. Мне, слава Единому, и без титула неплохо живется.

– Мы это знаем, – всхлипнула тетушка, – мы многое о тебе знаем. Смотри, – она подошла к секретеру, с трудом приоткрыла тяжелую крышку и вытащила из его темного нутра большую, похожую на амбарную, книгу, – вот. Он о тебе все сведения собирал.

Демьян распахнул книгу и увидел записи. Карточка выпускная из Вемовейского училища. Вырезка из газеты о смене владельца пятого вэйноцеха, где упоминалась лишь фамилия. Заметки о его перемещениях и личных предпочтениях заставили главвэя вздернуть в удивлении брови.

– Проша тобой гордится, – произнесла старушка.

Демьян кивнул и отдал ей альбом.

– Это вряд ли, тетя. Просто очередная барская прихоть.

Скептическое выражение лица племянника расстроило тетушку еще больше, губы ее задрожали, и женщина приложила к ним носовой платок.

– Он болен, Дема. Уже пять лет как прикован к креслу. И его дар… – здесь голос подвел княгню. – Он лишился его, не полностью, но… Он почти лишак, Дема.

Судя по тому, как нахмурил лоб главвэй, новости о родственнике все же не оставили его равнодушным.

– И где он?

– На кухне у печи, – прошептала Федосея.

Брови вэйна резво взлетели.

– Да-да, – улыбнулась удивлению племянника тетя, – он теперь почти всегда там, пьет и сидит у печи, читая газеты и книги. Почти всю библиотеку туда перетаскал. Всех слуг выгнал. Что было! Пришлось распорядиться и пристроить еще один хлебный дом с тыла. А старую кухню отдать Проше. Пойдем. Я отведу тебя к нему.

Вскоре видящая смогла сама наблюдать грозного князя. Тот сидел в кресле, больше напоминающем тележку для перевоза бочек, только без оглоблей, потому как оно имело два деревянных колеса по бокам. Крупнолицый пожилой мужчина, его кряжистые широкие плечи обтягивал старый суконный мундир кроя, что был в моде лет этак двадцать назад, однако, несмотря на это, и сейчас вызывал уважение к своему владельцу. На груди в путах аксельбантов – пара Вемовейских крестов и звезда отличия. Ноги мужчины, покрытые пледом, безвольно лежали на табурете, приставленном к теплой стенке изразцовой печи. Читая книгу в жестком переплете, Проклий Савельевич что-то бурчал себе под нос.