Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отлично, Соболев! А я уж было разочаровался в тебе.
Он боком двинулся к Матвею, и время остановилось, словно завороженное начавшимся боем, приемы которого знали только Перволюди, иерархи и Посвященные Внутреннего Круга. Да еще Матвей Соболев.
Этот бой нельзя было назвать зрелищным. Большинство приемов из-за скорости их проведения были недоступны для наблюдения обыкновенным людям, а остальные блокировались еще до их завершения, но внутренний драматизм поединка почувствовали даже бугаи-телохранители из отряда Хватова.
Для профессионала класса Соболева не существовало невозможных поз и ударов, позиций и положений, защитных блоков и атак на поражение. Он действовал в точном соответствии с древним законом всех единоборств: если враг нарушает гармонию мастера, то, совершая акт возмездия, тот должен действовать без каких-либо эгоистических и садистских побуждений, адекватно мере нарушения его покоя. Этот закон непреднамеренного насилия Матвей исповедовал всегда, восстанавливая нарушенную природную справедливость. Но для килл-хантера, которым стал Хватов из-за внедрения сущности иерарха, запретов и законов не существовало, и, начав схватку ради удовлетворения чувства превосходства, он вскоре стал применять приемы фазовой дестабилизации, внушая противнику атаку в одном направлении, а проводя – в другом.
Никогда еще Матвей не был так близок к гибели, как в этом пси-физическом бою, и никогда до этого не чувствовал себя так свободно и раскованно, потому что сдерживать свою силу и знания не требовалось. И все же бой слишком затянулся!
Трижды Матвей получал шоковые удары, едва успевая после этого восстанавливаться до прежних кондиций, и трижды посылал Хватова в нокаут – такими же ударами из системы э-боя, но ни один из них не стал смертельным: слишком хорошо оба владели телом и знали методы очищения организма от «шлаков» витальных пси-атак.
После очередного улета Хватова к воротам ангара в дело вмешались его сослуживцы, которым надоело ждать результата поединка. Начали они с демонстрации своей несокрушимой мощи и непробиваемости, показав неплохую технику карате-дзицу, но выдерживать соревнование в скорости с Матвеем не могли. Зато и сомнений в правильности применения спецсредств не имели. Когда двое из них легли на бетон и не встали, оставшиеся двое просто начали пальбу, не расслышав сдавленного крика Хватова: «Не стрелять!»
Вряд ли Матвей продержался бы долго, не имея с собой ничего, кроме расчески, бумажника и носового платка. Но ему помогли.
Одновременно с начавшейся стрельбой рядом с «крайслером» директора ФСБ появилась черная «мазда», из нее выскочили три человека и бросились в гущу сражения, сразу изменив ход боя. Бугаеподобные стрелки Хватова прекратили огонь и залегли в разных позах в проходах между автотрапами, тракторами и электрокарами. Майора перехватил один из прибывших, высокий и черноволосый, в светлом плаще. Матвей узнал в нем Самандара и опустил руки.
– Беги! – подскочил к нему второй из подоспевшей тройки, хлопнув по плечу. – Беги! Я тебя найду!
Это был Василий Балуев.
Матвей не сразу пришел в себя от неожиданности, но тут его потянул за рукав третий, Иван Парамонов:
– Идемте, Матвей Фомич. Они прикроют отход.
– Но, может, вместе…
– Сейчас здесь будут все спецслужбы, быстрее!
Матвей услышал сирены, приближающийся рев моторов и нырнул в кабину «мазды». Водитель тотчас же, не включая фар, погнал машину за ангар, вывернул куда-то к бетонному забору, проехал метров сто, направил машину прямо на деревянную будочку в конце стены.
Будочка разлетелась вдребезги, за ней оказалась металлическая сетка, но и она не выдержала удара и прорвалась. Еще через минуту машина была далеко от аэропорта, направляясь по грунтовой дороге к западу и оставляя за собой море света, шум и вой сирен.
– С удачным возвращением, – проговорил водитель женским голосом, и Матвей узнал Ульяну Митину. Сказал хмуро:
– Спасибо за подстраховку. Надо было остаться и пробиваться всем вместе.
Ульяна быстро взглянула на него, дотронулась до плеча.
– Мы знаем о… случившемся, примите наши соболезнования. К сожалению, вовремя не смогли помочь, слишком поздно узнали о готовящейся акции.
– Понимаю.
– Не беспокойтесь за Самандара и вашего друга, – сказал Парамонов, – они уйдут. – И добавил мягко, но все же с осуждением:
– А ехать в Тамбов надо было вдвоем… Куда вас теперь отвезти?
Матвей помолчал, поглядывая на нежный профиль девушки, изредка выступавший из темноты в случайных отблесках далеких фонарей.
– В Бутово.
– Я же говорила, что он не отступит, – произнесла Ульяна с оттенком грусти, обращаясь к сидящему на заднем сиденье Парамонову. Тот легонько сжал горячей рукой плечо Соболева.
– Я бы посоветовал вам не соваться туда, Матвей Фомич. Может быть, вы чувствуете себя обязанным… мы понимаем… но людей соединяют не человеческие законы, а законы природы, и эти же законы их разъединяют. Поверьте, с ними ничего не случится…
Матвей не ответил.
– Во всяком случае, пока вы не начнете угрожать стабильности сложившейся системы…
Матвей молчал.
– И даже если вы все-таки вознамеритесь освободить своих друзей – а кончиться это может плохо, – не вздумайте мстить! Потому что при этом силы, которые вы приведете в действие, в конечном счете обрушатся на вас.
– Благодарю за совет, – тихо сказал Матвей. – А также за помощь. Постараюсь не обмануть ваших ожиданий. Но если знаете, чем это все закончится, почему помогаете мне?
– Во-первых, мы отступники, – грустно сказал Парамонов. – А во-вторых, этой помощью мы выражаем не наше знание, а недостаточность нашего знания. Любой прогноз – это всего лишь опыт несбывшегося, и дай Бог, чтобы мы ошибались.
Ладонь Ульяны, узкая и прохладная, вдруг нашла руку Матвея, сжала ее. И было в этом жесте все: дружеское успокоение, поддержка, понимание, нежность, сочувствие и любовь…
Самочувствие Матвея после всех пережитых событий было неважное, и Мария, воспринявшая очередное его появление спокойно, без лишних слов приготовила ему хвойную ванну, сделала массаж спины и усадила в кресле в махровом халате; в прошлый раз этого халата не было, что не могло не наводить на кое-какие размышления.
Во время завтрака – Ульяна и Парамонов привезли Соболева в Москву в пять утра – разговаривали мало; Мария не отличалась ни любопытством, ни разговорчивостью, лишь взгляд ее выражал заинтересованность и некий неопределенный вопрос, на который Матвей ответить не мог. Разомлевший и успокоенный, он не заметил, как уснул, и проснулся от звонка в дверь.
Марии уже не было, шел одиннадцатый час утра, на столе белела записка: «Холодильник в твоем распоряжении. Буду поздно. Не забудь ключи». Отыскав шлепанцы, Матвей поплелся открывать дверь, абсолютно уверенный в том, что вернулась Мария. И лишь впустив Балуева, окончательно пришел в себя.