Таким образом, мнение не только «левых», но и достаточно умеренной «общественности», выраженное на Демократическом совещании, было отвергнуто. И если существовали какие-то варианты выхода из правительственного кризиса, то, безусловно, это был наихудший. Новый кабинет походил не столько на правительство «умиротворения» страны, сколько на правительство гражданской войны.

И как отреагировал на все это большевистский ЦК? После голосования 19 сентября, доказавшего абсолютную неспособность Демократического совещания решить вопрос о власти, Центральный Комитет собирается 20-го. Однако, никаких решений, связанных с данным событием, с необходимостью, как предлагал им Ленин, прямого обращения к массам, цекисты не обсуждают. Вместо этого ставится вопрос о проведении партийного совещания из делегатов-большевиков, сидевших в Александринке, с участием членов ЦК и ПК. На этом совещании предполагается заслушать доклады Троцкого о текущем моменте и Свердлова о выборах в Учредительное собрание, а так же принять решение о созыве экстренного партийного съезда. Кто-то из членов ЦК высказался за то, чтобы превратить в съезд партии само совещание. Но предложение отклонили.

На следующий день, 21 сентября, после принятия Демократическим совещанием резолюции Церетели, санкционировавшей переговоры Предпарламента с Керенским о формировании коалиционного кабинета, ЦК большевиков собирается вновь. В протоколе записано: «По вопросу о Демократическом совещании решено с него не уходить, отозвать лишь из президиума членов нашей партии. Что касается Предпарламента, то 9 голосами против 8 принято решение не входить».

Казалось бы, ясно – бойкот. Однако далее записано: «Считаясь же с тем, что голоса разделились пополам, передать окончательное решение партийному совещанию, которое сейчас же конструировать из собравшейся фракции Демократического совещания». От сторонников бойкота на него направляется Троцкий, от противников – Рыков. На партийном совещании обсуждают только оценку текущего момента. Вопрос об уходе с Демократического совещания и обращении к массам даже не ставится. После дискуссии голосуют: против участия в Предпарламенте – 50 делегатов, за участие – 77. И Центральный Комитет партии утверждает это решение.

На заседании ЦК 21 сентября обсуждался еще один вопрос: «О т. Зиновьеве». А поскольку начали его с того, что еще раз заявили «о полной недопустимости отделения его от т. Ленина», можно предположить, что разговор шел и о Владимире Ильиче. Но «отделение» все-таки произошло. Выше указывалось, что помимо регулярного писания статей, печатавшихся без задержки в «Рабочем пути», Зиновьев постепенно включался в цекистскую работу. Ему обещали разрешить присутствовать и на заседаниях ЦК. На сей раз также записали: «подтверждено решение об организации заседания пленума с его участием». Ни слова об усилении связи, а тем более о возможности возвращения Ленина из Финляндии протокол не зафиксировал[962].

На заседаниях ЦК 20 и 21 сентября присутствовал Смилга. Были у Ленина и другие каналы информации. Поэтому о всем происходившем в Питере он знал. То, что ЦК не принял его предложений, было очевидно. Беспокоило, видимо, и другое. Судя по разговору, возникшему на заседании 20-го, экстренный VII съезд партии – на базе фракции Демократического совещания – мог быть собран в самый ближайший момент. А после VI съезда думать о том, что и VII-й может пройти без него, Владимир Ильич не хотел, тем более что итоги голосования фракции 21-го говорили сами за себя.

Уже вечером 21 сентября Ленин встречается с Карлом Вийком и заявляет, что намерен срочно выехать в Выборг, а оттуда, возможно, и в Петроград. Ровио тут же стал искать в газетах объявления об изготовлении париков. И на следующий день они направились по указанному адресу. «Парикмахер, – пишет Ровио, – оказался старым петербуржцем, работал там в Мариинском театре». Он с упоением рассказывал, как «“омолаживал” князей, графов и прочих аристократов…» А обмерив голову Владимира Ильича, сказал, что поскольку это очень кропотливая работа, парик будет готов недели через две.

Ленин ответил, что двух недель у него нет, парик нужен сейчас. И что «омолаживать» его не надо. Выглядеть он должен лет на шестьдесят, не меньше. «Бедняга парикмахер, – рассказывает Ровио, – чуть не упал в обморок от удивления. – “Что вы? Вы такой молодой, ведь вам больше сорока лет нельзя дать… Да у вас седина-то еще не выступила”».

Но Владимир Ильич уже не слушал его, а ходил вдоль шкафов с выставленными готовыми образцами. Наконец он выбрал парик с сединой и попросил примерить. Старый мастер совершенно скис, охал и вздыхал, но парик обещал подогнать к утру. И на следующий день Ленин уже ходил в нем, не снимая, чтобы привыкнуть.

А вечером приехал редактор выборгской финской рабочей газеты, депутат сейма Эверт Хуттунен, и утром 23 сентября, на скором поезде, они уже прибыли в Выборг. Остановились сначала на квартире Эверта, но поскольку она была уж слишком на виду, Ленин переехал в рабочее предместье, в домик журналиста Юхани Латукки[963].

«Меня зовут Ивановым, – сказал ему Владимир Ильич. Причем по его глазам можно было прочесть: “Не спутайте меня, Иванова, с кем-нибудь другим, разыскиваемым по всей России Керенским и его компанией…" Рабочий день, – вспоминает Латукка, – был распределен у него точно. Установлены были определенные часы, когда вставать утром, для обеда и ужина… Только время, когда ложиться спать, не определялось». Ленин пошутил: хотя мы требуем для рабочих 8-часового рабочего дня и даже 6-часового в некоторых отраслях, на работников партии это не распространяется[964].

Еще в Гельсингфорсе, 22 сентября, он начинает писать статью «Из дневника публициста». Был у нее и подзаголовок: «Ошибки нашей партии». Данный исторический момент, размышляет Владимир Ильич, таков, что каждый конкретный тактический шаг необходимо рассматривать с точки зрения приближающейся новой революции. А в подобные моменты принципиально меняется соотношение между парламентскими и внепарламентскими формами агитации, пропаганды, организации и борьбы.

Сейчас все внимание – непосредственной работе в массах. И роль даже таких общероссийских трибун для пропаганды, как Демократическое совещание, тем более – Предпарламент, в складывающихся условиях становится ничтожной. Мало того, эти «говорильни» способны лишь отвлечь массы от надвигающейся – более эффективной и многообразной – внепарламентской борьбы. Поэтому большевикам необходимо признать, что не только Предпарламент, но и само Демократическое совещание надо было бойкотировать.

То, что цекисты, загруженные по уши повседневной работой, болезненно воспринимают его критику, было видно по судьбе статьи «О героях подлога…». Их логику можно понять: нам, здесь на месте, виднее; хватит с нас нападок со стороны и не стоит получать еще тычки изнутри, от своего лидера; что было, то прошло, прошлого не воротишь, а стало быть и нечего в нем копаться…